— Экая дивная зверуха, — он ботинком повернул разбитую голову и, сунув ей в пасть пламегаситель, раздвинул окровавленные челюсти. — Впечатляет. Слышь, Станислав, мы обнаружили новый, ранее неизвестный науке вид примата. Предлагаю назвать его ухожором.
— Романтично, — подойдя, согласился Стас.
Внешне тварь сильно напоминала обезьян, проиллюстрированных в книжке со странным названием «Справочник юного натуралиста», которую когда-то подарил отец, чем заработал неделю головной боли, отвечая на глупые детские вопросы.
Сравнительно небольшое и лёгкое туловище с отлично развитой мускулатурой, покрывала жёсткая чёрная шерсть. Конечности, практически одинаковой длины, что задние, что передние, составляли основную массу тела. Сильные и подвижные они без труда перемещали своего хозяина в любых плоскостях с завидной скоростью, при этом не лишая возможности ходить вертикально. А вот голова мало походила на обезьянью. Не считая широкой зубастой пасти с мощными челюстями, она была самой что ни на есть человеческой. Лицо, если его рассматривать в отрыве от тела, принадлежало женщине лет сорока, с правильными чертами, пожалуй, даже не лишённое привлекательности, если оставить без внимания покрывающий кожу слой грязи и кровоточащую вмятину на черепе, чуть ниже линии волос.
— Красотка, — охотник подцепил стволом винтовки вывернутое из сустава бедро и откинул его в сторону. — Не желаешь стресс снять?
— Оставлю право первенства завалившему, — усмехнулся Стас.
— Переросток, — позвал Коллекционер, — ну-ка глянь. Может с собой прихватишь, в дороге развлечься.
Сатурн, морщась, подошёл к объекту всеобщего внимания.
— Я заберу голову, — постановил он и, прислонив поднятый за волосы трофей к дереву, вытащил меч.
Короткий точный удар отсёк всё лишнее, свалившееся на землю тряпичной куклой.
— Что ж, разумно, — одобрил Коллекционер. — Только смотри, не поранься. Мёртвые мышцы имеют забавную привычку сокращаться в самый неподходящий момент.
Великан обернулся и, вздохнув, смерил охотника взглядом.
— Ты очень испорченный человек, — произнёс он со всей серьёзностью.
— Ну нихера себе, — присвистнул Коллекционер, хлопнув Стаса по плечу. — Слыхал? Он назвал меня человеком.
— Каких только глупостей от детей не услышишь, — улыбнулся тот и окликнул Сатурна: — Эй, лови, — склянка с уксусом, описав короткую дугу, упала в подставленную ладонь великана. — Замотай барышне шею и смочи пообильнее.
— Сделаю. Вот дерьмо, — неожиданно растерянным тоном пробурчал Сатурн, глядя под ноги, чем заставил компаньонов насторожиться и поспешить следом.
— Не уберегли, — констатировал Стас, оторвав пальцы от шеи Крика.
Разведчик лежал на спине, запрокинув голову, и отчего-то улыбался, хотя вмятая вовнутрь грудина, создающая заметный даже под мешковатым камуфляжем провал, совсем не располагала к хорошему настроению.
— Это я его раздавил, — покаялся великан.
— Может оно и к лучшему, — хмыкнул охотник. — Он сдох счастливым ублюдком, и даже не заметил как.
— Давайте оставим этот инцидент между нами, — предложил Стас. — Ни к чему распространяться о том, как мы подстрелили, пытали и, в конце концов, раздавили по неосторожности бедного Крика. Тем более, что о нём вряд ли кто спросит.
— Нужно его похоронить, — безапелляционно заявил Сатурн.
— Снова-здорова, — вздохнул охотник. — Ты чего странный такой? Прямо, хлебом не корми — дай кого-нибудь похоронить. У меня вот приятель был в детстве, так он обожал зверюшкам услуги ритуальные оказывать по христианским традициям. Только живьём. Подрос — на людей переключился. Больше всего любил руки-ноги клиенту ломать, класть его в яму и, не спеша, кидать на рожу землю лопатой. Весело получалось — клиент визжит, отплёвывается, скачет там, как уж на сковородке, грозить пытается, потом торговаться, потом умолять, плачет. Ты слышал когда-нибудь рыдания с мольбами из-под шевелящейся земли? Нет? Много потерял. Впечатления поярче, чем от хорошей ебли. Такое потом настроение жизнерадостное весь день. Но вот кончил приятель мой скверно — перебрал как-то раз и в канаве уснул, а под утро в ту канаву целую гору помоев вывалили, его не заметив. Я это всё к чему говорю-то? Не рой другому яму — сам в неё попадёшь. Народная мудрость. Вот, — охотник назидательно поднял указательный палец.
— Что же, так и бросим на съедение? Уксус ведь скоро выветрится.
— А тебе не похрен кто этого козла жрать будет? Или черви предпочтительнее грибников?
— Ладно, — прервал «философскую» беседу Стас, — хватит разглагольствовать, идти пора.
Небо над лесом совсем потемнело, и двигаться приходилось почти на ощупь. Во главе сократившегося до прежних размеров отряда, бесшумной тенью скользил Коллекционер, а позади, ломая ветки и чертыхаясь шагали Стас с Сатурном, больше озабоченные тем, как бы не намотать кишки на сук, чем возможной встречей с грибниками, или ещё кем похуже.
— Заррраза! Ненавижу деревья, — рычал великан, сдирая с исцарапанной физиономии липкую паутину. — Сжечь бы их все к чёрту. И почему здесь не как за Окой?
— Любишь пустыню? — поинтересовался Стас.
— Теперь люблю.
— Зря ты так. В лесу, летним днём, куда лучше. Птицы поют, смолой пахнет, мох под ногами, мягкий, как перина, кузнечики… Ай, блядь! Кузнечики стрекочут, мать их за ногу. Красота. А в пустоши что? Пылища да земля голая до горизонта.
— Не трави душу.
— Впереди третий овраг, — сообщил Коллекционер ведомым.
— Хорошо, — кивнул Стас. — Мы почти на месте. Хм… Что за вонь? — он остановился и взглянул на замершего в нерешительности Сатурна.
— Кажется, я куда-то не туда наступил, — пробурчал великан, разглядывая поглотившую ботинок жижу.
— Вляпался таки, — с нотками презрения в голосе проскрипел охотник. — Совсем нюха нет. Как эту трупную вонищу можно не почуять?
Сатурн в омерзении скривился и медленно, тщетно стараясь не усугублять заполнившее воздух амбре, высвободил ногу из чавкающего «капкана».
Припорошённый иглицами труп, судя по виду и запаху, пролежал здесь не меньше недели. Ноги и таз были обглоданы до костей. Лохмотья уцелевшего мяса почернели. Старательно копимое год за годом брюшное сало так же пошло в пищу. На сырой земле в обрамлении осклизлых позвонков и рёбер лежали бесформенной кучей внутренности, посреди которых красовался чёткий след подошвы громадного размера. Грудь и руки, частично укрытые разодранной чёрной униформой, пострадали меньше, оставленные, видимо, про запас. Откушенный нос с коркой обильно хлеставшей крови, порванные до ушей щёки и распахнутые в ужасе, остекленевшие глаза, ясно давали понять, что умер данный индивид не от пули.
