Будка ему тоже не нравится. Он чувствует неожиданный приступ тошноты. Почему?
Он ставит кейс на землю и ощущает, как шевелятся волосы на теле: звук.
Звук, похожий на шорох упавшего с ветки снега в пустом лесу.
Кровник оборачивается всем корпусом.
Кто-то стоит в темноте. В темном углу между двумя зданиями.
Кровник понимает, что это странно, но он действительно слышит это. То, как кто-то стоит во мраке и смотрит на него. Он слышит эту неподвижность. Он чувствует этот взгляд.
Он вздрагивает – этот кто-то идет, почти бесшумно ступая в этой темноте. Идет сюда, к нему, стоящему здесь под фонарем. Он вздрагивает и уже не может остановиться: его, трясет так, что зуб на зуб не попадает. Кровник видит нечеткую тень. Зыбкую фигурку в черном омуте переулка. Тонкий девичий силуэт.
Он падает, как мешок с костями, громко стукнувшись об асфальт коленями – ноги подогнулись. Слезы градом из глаз.
– Ты… ты… – шепчет он. – Прости… прости…
Он ползет к этому силуэту, размытому в пелене слез.
– Прости меня… прости… – плачет он, – это же… как я… я… я… прости…
Он, скуля, ползет к ней на брюхе. Он, всхлипывая, хватает воздух ртом как маленький мальчик. Он целует ее ноги, бормоча себе под нос как заведенный:
– Прости меня… прости… прости… я не хотел… я…
Она делает шаг назад.
– Ты… – скулит он, пытаясь ее удержать. – Нет! Я…
Она делает еще один шаг назад.
– Прости! – он хватает ее за ноги. – Прости!..
Она вырывается с силой.
– Прости!
Она отталкивает его. Она кричит:
– Блин, да отстань ты, больной!!! Прощаю, блин, прощаю я!!! Не знаю, за что, но прощаю!!!
Он смотрит на нее, открыв рот. Он моргает. Чувствует, как слезы все еще катятся по его щекам. Он держится за грудь.
Это девушка. Короткая стрижка. Подбородок спрятала в шарфе, толстым узлом намотанном на шее. Тонкие запястья торчат из короткой джинсовой куртки – острые локти – в стороны. Дырявые на коленях джинсы. Кеды. Лямки рюкзака.
– Ты че, бухой? – спрашивает она.
Разочарование, а за ним гримаса боли – он закрывает лицо руками. Он слышит ее неслышимые шаги в переулке: она уходит. Слезы снова душат его. Он всхлипывает, пуская нюни в свои ладони. Бормочет что-то. Сам себе? Кому-то?
Безымянный переулок, этот Безымянный переулок… как он мог забыть? Как?.. он не хотел, не хотел, не хотел…
– Эй, – говорит голос из темноты, – ты в порядке?
Вернулась?
– В порядке… – говорит Кровник после неприлично долгой паузы.
Она делает еще пару шагов из темной подворотни на тротуар. Смотрит на него, сидящего на холодном асфальте.
– Блин… – она зябко поводит плечами. – Я ведь чуть не ушла.
– Куда? – спрашивает он.
Она кривит губы:
– Куда надо…
– Ну иди, – говорит Кровник.
Она фыркает:
– Кнопка без тебя отсюда не уйдет. Жду тут уже часа три… а ты бухой… или ты под грибами?
– Ты Кнопка? – он пытается всмотреться в ее лицо.
– Я? – удивленно спрашивает она. – Я нет.
Он медленно, как столетний старик, поднимается на ноги.
Они стоят и рассматривают друг друга.
Нет. Он ее точно никогда не видел.
– Я тебя знаю? – спрашивает Кровник.
– Слушай, дядя, – говорит она, – тебе че надо?
– А тебе?
Она качает головой.
– Меня брат попросил, – говорит она. – Я вместо него.
– Ты вместо него?
– Ну, да… Ты идешь?
– Куда?
Она вздыхает:
– К брату.
– А брату-то твоему че надо?
– Его тоже попросили.
– О чем?
– Прийти в Безымянный проезд, встать напротив дома номер десять и ждать мужика и Кнопку.
– А… – сказал Кровник, – Понятно… Мужик – я… и где Кнопка?
Она смотрит на него из полумрака.
– Вот же, – говорит она.
– Где? – Кровник смотрит по сторонам, за спину.
– Да вот же, – она показывает головой. Кровник опускает глаза. Он наклоняется и берется за ручку кейса:
– Это?
Она вздыхает:
– Ты идешь?
– Да.
Она рывком выдергивает кисть из кармана своей короткой джинсовой куртки.
У Кровника поджимается мошонка.
Она протягивает ему яблоко:
– Будешь?
– Фух… – говорит Кровник. – Ну ты…
– Что я?
– Поосторожнее. С резкими движениями.
– В смысле?
– С этим твоим «будешь»… Я тебе чуть руку не сломал…
Ветер.
Снова ветер в лицо. В который уже раз за его жизнь… За последний месяц. За последние сутки. Холодный? А как вы думаете? Октябрь.
Он ощущает тепло женского тела. Оно проступает отчетливо под его пальцами, сквозь футболку и джинсу.
Он держит ее за твердый теплый живот. Даже не держит – держится.
Уже пять минут в дороге.
Маленький японский мотороллер. Она прятала его в темноте, в глухом бетонном углу.
– Ав! – из темноты. У Кровника было ощущение, что на него гавкнул мотороллер. Оказалось – маленькая, белая, гладкошерстная собака, пристегнутая к мотороллеру цепью. Большая голова с черным ухом. Она строго смотрела на Кровника.
Девчонка отстегнула животное, намотала цепь на багажник. Сунула пса в рюкзак. Взялась за руль, сняла мотороллер с подножки. Села аккуратно на сиденье, бросила через плечо:
– Держись за меня.
И добавила:
– Не вздумай лапать.
Завелся с полтычка.
Они едут, ощущая, как прогнулись под их двойным весом рессоры. Как гудит натужно маленький злой двигатель. Мотороллер молодцом: сделано в Японии.
Идут с приличной скоростью. На ровных участках разгоняются до 70 км в час.
Водит она неплохо. Уверенно держит руль. Минуту назад вылетели из-за угла прямо на ментовский выездной пост – среагировала моментально: с пулеметной скоростью переключая передачи и щелкая ручками газа-сцепления, умудрилась развернуться у них под носом и нырнуть в неосвещенную арку. Помчались через проходные дворы, распугивая собак, греющихся на канализационных люках.
Маленький белый пес смотрит прямо на него из рюкзака. Он – прослойка между пассажиром и своей хозяйкой. Вернее, между своей хозяйкой, бутербродом из двух чемоданов, поставленных на бок, и пассажиром. Сам пес пассажиром никак не выглядит – минимум капитан корабля. Кровник придерживает кейсы внутренней поверхностью бедер и бицепсами. Пальцы – на ее животе.
Она останавливается неожиданно где-то в переулке и показывает вверх:
– Смотри… что это?
Они смотрят какое-то время на странный предмет, висящий на больших светящихся буквах «МУЗЫКАЛЬНЫЕ ИНСТРУМЕНТЫ», выступающих из торца здания.
Где-то на уровне десятого этажа, рядом с «У».
– Ни фига себе… – говорит она.
Мертвый парашютист, повисший прямо на стропах.
