12
Окончание трех дневного пути ознаменовалось присоединением стаи динго. Семь матерых псин. Мощные лапы, тяжелые челюсти, в холке до метра.
− Тут как тут, − поприветствовал Паха их появление.
− Чего им надо? — беспокоилась Чили. Руки так и тянулись к стечкину. Но Паха оружие не трогал, не тронула и она.
− Самому любопытно.
− А если кинуться?
− Не похоже, − в задумчивости покусывал губу Паха.
− И что? Все время торчать будут?
− Разве скажут? — пошутил он.
Вообще Паха как-то излишне спокойно отнесся к необычному соседству. Правда, динго, обозначив присутствие, на рожон не лезли. Один караулил, остальные пропадали поблизости. На марше спины псов мелькали в траве и подлеске. Иногда раздавался шум погони или звуки борьбы. Паха прислушивался, после чего комментировал.
− Лося гонят.
Или…
− Крёха взяли.
Лично Чили псы нервировали. Неприятно когда живешь под чужим доглядом. Вся жизнь как за стеклом. Пошла по воду до ручья − пес, подобрать сушин подбросить в костер — лежит в тенечке, за куст зайти и здесь пятнистая шкура. Одни неудобства.
Как и обещал, Паха вел Чили домой. Старые обиды и размолвки между ними быльем порастали, но что-то оставалось не договоренным, не выясненным. То, что произошло с ними у озера… конечно, со счетов не сбросишь. Но и не повод «ноги мыть и воду пить.» Мудрейшие бы приговорили: стерпится — слюбиться. Первую половину осилили. По-человечески общались. Помогали (хотя кто кому) друг дружке. А вторую? Хватит ли смелости?
Несколько раз Паха вроде порывался заговорить, Чили ждала что заговорит. Но надо знать Паху. Так он и разогнался слова лить. В свою очередь парень подмечал, девушка готова его выслушать. Однако, сомневался, готова ли принять то, что он ей выложит. Поэтому прибывая в обостренном и взаимном желании диалога, они продолжали идти и не касаться темы для обоих болезненной.
Однажды динго пропали. Их отсутствие обеспокоило гораздо больше, чем необъяснимое присутствие.
− Странно это, — посмурнел Паха.
− Ушли и ушли.
− Почему только? Как испарились.
Чили поела, попила воды, без напоминания и принуждения, сгрызла веточку полыни. Уставилась на огонь. Наверное люди любят его не только за тепло и защищенность, еще за одарение неким чувством единства, сидящих возле. Одной крови, одной доли, одного времени. Здесь и сейчас. А завтра? Завтра будет завтра.
− Там выше, мост есть. Если с опаской, можно перейти. За мостом пустырь. Оттуда по шоссе, до трубы рукой подать.
− Торопишься?
− Чего без дела шляться.
Эдакий непонятливый. Не про то вопрос.
− Торопишься избавиться? — спросила Чили без всякой подковырки.
− Сама придумала? − Паха, отставил кружку. Похоже объяснений не избежать.
Чили его опередила..
− А если другое придумаю? С тобой остаться?
Паха несколько раз кашлянул, скрыть смущение и подбирая слова.
− Как бы объяснить…
− Не надо объяснять. Я останусь, − решилась она.
Паха пересел перед ней на корточки, заглянул в лицо, забрал ладони девушки в свои.
− Здесь трудно… Очень. Здесь ничего не дается даром и ничего нельзя уступать. Ничего. Все что мы… я или ты уступим, у нас заберут. Совсем. И прятаться нельзя. Нигде. Ни в убежище, ни в норе, ни в подземке. Нельзя. Человек создан для света, он должен жить под небом. И я хочу жить под небом. Хочу, чтобы мои дети жили под этим небом. Счастливо жили. Это не много. Но и не мало. И я не уступлю ничего из того что мое. Пока смогу. Пока жив, − дальше Паха говорил с задержками, паузами. Подумать, выверить слова. Не сказать лишнего и не упустить важного. − После того…. После гибели Юманы, я был в Берестье, в Караре. Где вскрыли кубышку. Никого не осталось. Был в Речном. Выводил кротов к фермерам. Они и похожи на кротов. Слепые, согнутые, потерянные, жалкие. Я не хочу как они. Другие пусть. Их дело. Я — нет! Все что принадлежало моим предкам, должно принадлежать моим внукам. По праву. Все до последнего камешка. До последней капельки, до последнего облачка. Я так решил. Сколько есть, все мое. Три дня, пять… год. Сколько проживу. Я не крот. Я человек. И этот мир мой!
− И тебе нравится такая жизнь?
− Не нравится. Я хотел бы другой. Но пока получается, как получается. Но знаю одно, то, что я не отдам, будет моим. А я не отдам. Нельзя отдавать то, что любишь!
− А меня? — прозвучало ужасно глупо. Как из какой-то задрипанной книжонки, про принцессу и бродягу.
− И тебя.
Взгляд Пахи выражал то, чего она так хотела. Так смотрит мужчина на свою женщину. Не на любимую, не на драгоценную, не дражайшую. А на женщину, которая с ним сейчас и завтра, и навсегда. Женщину, которой будут доверять. Подобного удостаиваются не многие.
− Я остаюсь. С тобой.
Паха раздумывал не долго. Почти не раздумывал.
− Я отведу тебя в Байдаху. Поживем первое время. Потом уйдем к самоедам. Они не откажут. Помогут. И нам и твоим.
− Хорошо, − согласилась Чили.
Паха сгреб девушку в охапку….
Ему пришлось труднее. Его заголенный зад, достался комарью. У Чили пострадали лишь коленки…
Под тонким одеялом тесно, но тепло и сухо. Покидать столь уютное убежище вовсе не хотелось. А если прижаться тесней и того лучше. Совсем хорошо.
…И утром ничуть не хуже чем вечером…
Привязался дождичек и пришлось вставать, собираться в дорогу. Доели мясо, допили остывший чай. Одежда промокла и противно липла.
− Не думай об этом, − посоветовал Паха. — Есть то на что можешь повлиять и то на что не можешь.
− И как я повлияю на дождь?
− Потому не парься и иди спокойно.
Действенная логика! После некоторых усилий, Чили удалось не думать о неудобствах и путь показался легче.
Не теряя времени, Паха рассказывал ей об окружающем. О деревьях, о травах-муравах, о козявках, о скачущих, прыгающих и крадущихся животных, если попадались показывал следы. Проводил с Чили курс выживания в экстремальных условиях. Кое-что опробовали. Освежевать зайца. Чили долго не решалась. Привязанный за задние лапы длинноухий казался живым и если его коснуться ударит лапами или заверещит. Тонко и жалобно.
− Конечно, жалко, − не спорил Паха. — Всем жить охота. А ты представь не для себя делаешь. Для собственных детей. Их кормить надо.
Чили фыркнула.
− Скажи еще у меня их трое и родители старенькие.
− И такое может быть, − усмехнулся Паха.
Про детей? Или про родителей?
Все же Чили собралась с духом и при помощи Пахи шкуру с зайца слупила.
− Мех у него неважнецкий, не сезон. А вот мясо вполне съедобное.
Толи Паха не обманул, толи потому что сама приложила руку, мясо показалось вкусным.
