— А разве нельзя убивать туземцам своих соплеменников?
— Можно даже убить вождя, если конечно вызовешь его на дуэль. У туземцев всё просто, они живут по законам природы: выживает сильнейший, он становиться лидером, и предводителем. Потому большинство вождей, сильные и молодые люди, которые могу отстоять свой пост. Редко есть старые, мудрые вожди, но они сохраняют свою должность хитростью. Есть правило: если хочешь стать вождём, вызови нынешнего предводителя на поединок, если победишь, то станешь новым лидером, если нет, то умрёшь, потому что дерутся они насмерть. Старые же, имеют кучу агентов, которые следят за всем племенем, и если появляется сильный воин, который может претендовать на, так называемый «трон», то они его «убирают».
— Интересно.
— Да, современная монархия.
— Борис, знаешь, откуда у меня этот револьвер? — Артём указал на «Питона» на поясе.
— Понятия не имею, но если таки где и продаются, то стоят недешево. Хотя, я не вижу смысла платить огромные деньги за такой непрактичный ствол.
— Это трофей. Я убил первого человека, сам, специально, зная, что делаю, именно этим. И теперь, он для меня как память, напоминает мне о том, какой я человек.
— Да ты романтик. Непрактичный романтик.
— Почему ты ушёл от туземцев, раз тебе всё нравилось?
— Ты же знаешь, что племена всё время враждуют, более крупные и сильные, либо уничтожают слабые, либо порабощают. Нашу деревню буквально, стёрли с лица Земли. Пришлось снова бежать. Выживать в цивилизованном мире труднее, тут нужны бумажки, деньги, что бы есть, что бы жить.
— А работать не пробовал?
— Пытался я, была у меня причина, ради которой я начал жить спокойно и мирно.
— Девушка?
Борис промолчал.
— Ты любил её, раз пошёл на такие жертвы.
В ответ раздался тяжёлый, грустный вздох.
— А ты подумал, что такое же может случиться со мной?
Борис непонимающе посмотрел на собеседника.
— Почему, ты не позволил взять Риту?
— На то были причины.
— Это я понимаю, потому послушал тебя, а теперь объясни.
— Нечего объяснять, ей небезопасно находиться рядом с нами.
— Это мне как раз кажется самым разумным, я бы мог защитить её.
— Да ты даже себя защитить не в состоянии.
— Погоди, ты сказал, что опасно ей быть рядом с нами, то есть угроза от одного из нас?
— Я ничего такого не говорил.
— Борис! Раз начал, то объясни!
— Ты белый гриб раздавил.
— Плевать! Кто угрожает Рите? Захар?
— Нет! Нет! Оставь его уже.
— Значит я прав, это он, но откуда ты знаешь?
— Всё! — крикнул Тельцов, — Разговор окончен!
И повернувшись к разбитому лагерю, быстрым шагом стал возвращаться.
— Поговорили, блин.
* * *
Ефрем со швейцарским ножом, откручивал шурупы с рации, что-то слушая сквозь помехи.
— Ну, что, командир, цела рация?
— Вроде, да, только радиус действия сильно снижен, сейчас даже Новый ключ не ловит.
— А кто там должен ответить? — Следом за Борисом, вышел Артём.
— Есть два человека, наши агенты, помогут нам с паспортами.
— Да, я так погляжу, Республика далеко свои корни пустила.
Ефрем сосредоточенно продолжал отвинчивать шуруп. Борис принялся готовить суп, а Грачёву ничего не осталось, как развесить мокрые штаны и рубашку над костром, и закутавшись в спальник, записывать последние события в дневник.
* * *
Вопросов много, ответов нет. Ну, будем надеяться, что это вопрос времени. Больше меня волнует, не кто взорвал поезд, и вообще это мелочи, сердце ноет при воспоминании Риты. Она как искра появилась в моей тёмной жизни, а потом исчезла, так же неожиданно и быстро. Она молодец, крепкая девушка. Держалась, не плакала при мне, потом я уверен, разрыдалась, но такая справиться, иначе быть не может. Она выберется, выживет и сестрёнку свою сохранит. Странно, что глядя на неё, я всегда вспоминаю Наташу. Даже думая о Рите, не могу забыть эту красавицу — землячку. Наташа прямо так и стоит перед глазами, Красивая, милая. Но она далеко, жива ли она? А Рита так близка, так реально. Так я думал той ночью, когда мы поцеловались. Что же это происходит? Молодое сердце требует любви, которая вскоре развеяться, как детское воспоминание? Как же я хочу увидеть Наташу. Как же крепко засел её образ в моей памяти. Когда всё кончиться, я обязательно разберусь в том, что со мной происходит.
* * *
— Господа, прошу вас к столу, так сказать, — приглашая присесть, Борис принялся наполнять пластиковые чаши.
Усевшись вокруг костра, разведчики принялись, жадно есть грибную похлёбку, восполняя утраченные за день силы.
— Да, Боря, готовишь ты сказочно, любая женщина тебя влюбилась бы, накорми ты её таким супом, — с улыбкой заговорил Артём, что бы как-то завести беседу.
Тельцов, опустил голову, загрустил, будто вспомнил что-то нехорошее. Артём, что бы ситуация не выглядела столь неловко, принялся менять повязку на порезанной руке, которую наспех соорудил по дороге.
— Выпей антибиотика, чтобы заражения не было, — посоветовал Ефрем.
— Такие лекарства очень дорогие, то, что они не разбились уже чудо.
— И всё же, — настоял командир.
Промыв глубокий порез вдоль руки, и перебинтовав чистым бинтом, Грачёв принялся за ранение в боку.
— Как это тебя угораздило? — поинтересовался Борис, заметив рассечённую кожу.
— Если расскажу, вы не поверите, — усмехнулся Артём, нанося на кровоточащий бок мазь.
— Ну, ты попробуй.
— На меня напал, чёртов самурай.
На мгновения повисла тишина. Потрескивал костёр, а потом хохотнул Захар.
— Да, ты был прав, звучит не очень правдоподобно, — усмехнулся Тельцов.
— Он забежал в наше купе, и начал махать своим мечом, поцарапал меня.
— Он жив? — серьёзно спросил Ефрем.
— К сожалению, да. Куда уж мне с ним тягаться, я чудом уцелел.
— Опиши его, как выглядел, что говорил?
— Я слышал, что подрывники назвали его Генгисом.
— Вот как, то есть он был с ними?
— Да. Судя по всему, он главный.
— И ты, имея возможность, не убил его? — неожиданно вступил в беседу Мухин.
— Знаешь что? Этот псих бегал по купе с двухметровым мечом, ясно? Он двигался так быстро, что твой наркоманский мутный взор никогда бы его не увидал!
— Стоп! Артём, ты отвлекаешься от темы, значит Генгис, как он выглядел, — прервал разгорающийся ссор, произнёс капитан.
— Он был в чёрной одежде, весь увешан разным оружием, и лицо замотанно чёрной тканью.
— Интересно, — протянул Борис, — Ефрем, ты что — нибудь о таком слышал?
