– Мэтт! – Пальцы Хэлены впились в мое плечо, но я не отрывал взгляда от стоящей передо мной сущности.
– Я видел только пять знаков, – сказал я ему. – Пустые тела, чужой и в то же время знакомый голос, глаза, падение… но я не могу связать все это. Покажи еще… покажи все, что ты знаешь, сын ониров.
– Мэтт!! – ученица до боли стиснула мое запястье. – Что ты делаешь?! Он убивает нас!
Фобетор протянул непомерно длинную руку, показав наверх, и сам поднял голову, глядя туда. Я увидел Рика, все еще цепляющегося за край трещины, Марка, пытавшегося вытянуть его из опасного сна. Длинную рану на ноге мальчишки, порванный карман джинсов, из которого свисал медальон на цепочке, готовый вот-вот выпасть. Он медленно покачивался, напоминая мой маятник для гипноза. Оба окошечка были открыты, и я уже почти видел изображения в них. Но в этот миг моя ученица, дрожащая с ног до головы от страха и яростного бессилия, оттолкнув меня, прыгнула вперед. Длинный нож, неизвестно откуда взявшийся в ее руке, вонзился в грудь Фобетора по самую рукоятку. Порождение сна дрогнуло, по его телу пробежала рябь, оно потянулось ко мне в последней отчаянной попытке задеть меня когтями по горлу, но не сумело достать и начало метаться, сменяя образы – Адрас с обожженным лицом, Орфа с глазницами, наполненными кровью, Марк с черной размытой тенью вместо головы, беззвучно кричащий от боли Рик, и, наконец, на пол рухнул Криз, схватившийся за клинок в своей груди.
Мир сна потускнел, и мы с Хэл остались вдвоем над телом мертвого художника.
– Прекрасно, – устало сказал я. – Очень профессионально.
Хэл промолчала. Она выглядела подавленной, измученной, на ее руках кровоточили глубокие царапины.
– Не могла подождать пару секунд.
Она подняла на меня погасший взгляд:
– Но ты говорил, знаки… тела, голос, глаза, падение. Я видела медальон в кармане Рика…
– Это не просто медальон – это олицетворение прошлого. Что-то оттуда рвется в настоящее. Но на самом деле ты не хочешь этого знать. Ты убила Фобетора, чтобы не видеть правду. Ты боишься.
– Боюсь, – прошептала она.
– И этот страх настолько силен, что он застилает тебе глаза. Поэтому Орфа лишилась зрения. Ты будешь пытаться выкарабкаться из сложной ситуации, но все равно упадешь, как бы старший друг ни старался вытащить тебя.
– Значит, все это напрасно? – Хэл посмотрела на тело Криза с ножом в груди. – Я зря дернула ребят? Опасность грозит не им, а мне?
Она выглядела такой расстроенной, что я больше не стал добивать ее жестокой правдой.
– Не напрасно. Мы узнали кое-что. Не все, но многое. И опасность может грозить им так же, как и тебе. Но не сейчас. Не сегодня. И даже не завтра.
– Это почти ничего, – абсолютно самокритично ответила ученица. – Но, Мэтт, в тот миг убийство Фобетора показалось мне единственным правильным выходом. К тому же он пытался ранить тебя.
– Понимаю. Значит, ты должна была убить его. Идем, вернемся к твоим друзьям.
– А может… – она оглянулась в темноту, клубящуюся за пределами крошечного светлого пятачка, на котором мы стояли, – попробовать еще раз?
– Больше этот сон не вернется. Предсказания не повторяют по десять раз. Пора уходить, Хэл.
Она послушалась и вышла первой. Ей вслед прилетел порыв горячего ветра и начал сдувать остатки сновидения черным, сухим песком. Но я продолжал смотреть. В пыльных клубах постепенно проступал смутный рисунок. Дом, такой, каким его обычно рисуют дети – квадрат с окном, палочками-колоннами и дорожкой. Я смотрел на него и понимал, что этот сон показан не только для Хэл, но и для меня. Я должен сделать то, чего очень не хотел, но о чем думал так часто.
Как только я принял решение, в окошке дома из песка вспыхнул желтый огонек, и шелестящая стена пыли взмыла передо мной, гася последние проблески света…
Открыв глаза, я увидел над собой поблескивающий синий потолок.
Вокруг стояла напряженная тишина. Я приподнялся на шезлонге, заметив мимоходом, что моя рука свободна, браслет уже сняли с нее. Проснувшиеся друзья Хэл смотрели на меня новыми взглядами, в которых читалось и потрясение, и уважение, и любопытство. Первые впечатления от жуткого сна уже должны были рассеяться и, уходя все дальше, не вызывать беспокойства и страха.
Один Криз был занят – пристроившись у лампы, он лихорадочно зарисовывал в блокнот впечатления.
Моя ученица сидела рядом с Риком, крепко держа его за руку. И тоже смотрела на меня так, словно я должен был дать ответы на все ее вопросы.
– Ну… – произнес Адрас. – Ты узнал, что хотел?
Я посмотрел на Орфу, которая щурила воспаленные веки и часто моргала.
– Это пройдет. Но тебе нужно поберечь зрение.
– Уже поняла, – улыбнулась она. – Мне снилось что-то связанное с глазами, но все очень смутно.
– И тебе не помешает отпуск. Смена впечатлений…
Хэл чуть пошевелилась, и в ее резковатом движении было явственно видно неодобрение моим словам, которые казались ей легковесными, словно дешевое предсказание. Впрочем, в некотором смысле так и было. Но только в некотором.
– Рик. – Брат моей ученицы взглянул на меня своими удивительными разноцветными глазами, умными, внимательными, и я не нашел ничего лучшего, чем предупредить: – Будь осторожен на пробежках. Адрас, в твоем будущем я не увидел ничего особенного. Впрочем, как и у Криза, кроме того, что его посетит несколько удивительных идей.
– Но ведь это не все, – неожиданно произнесла Орфа, и на ее щеки вернулся нежный румянец. – Ты ведь говоришь не все. Я чувствую, ты недоговариваешь.
Хэлена хотела что-то сказать, может быть, возразить, но промолчала.
– Она права. – Я посмотрел на Марка. И тот невольно подался вперед, внимательно глядя на меня. – Мы говорили об опасности, которая грозит всем вам. Она исходит от тебя. Тебе лучше отказаться от дела, которым ты планируешь заниматься в ближайшее время. А еще лучше – донести до тех, кто поручил его тебе, что оно бесперспективно и опасно. Для тебя и для всех.
– О чем ты? – нахмурился журналист.
– Ты знаешь.
– А может, нам тоже скажете? – подал голос Адрас. Успокоенный моим позитивным предсказанием насчет себя, он снова напрягся.
– Я не могу сказать вам ничего конкретного. Сон не пишет мне большими буквами – в день солнца, в три часа Марк не должен звонить своему начальству. Я вижу, что дело, в которое он втянут, может быть смертельно для него. Остальное он должен понять сам.
– Но ты определил, что это имеет отношение ко всем нам. – Криз вынырнул из своего творческого погружения и замер с карандашом, занесенным над бумагой.
– Да. Некоторое.
– Значит, ты самый опасный человек среди нас. – Адрас перегнулся через Орфу и хлопнул задумчивого Марка по спине.
