Эндрю посмотрел на Тобиаса, который молча ответил ему таким же недоуменным взглядом.
— Капитан… ради Бога, скажите, куда мы попали? — тихо спросил Эндрю.
— Я не знаю, — в конце концов признался Тобиас. — Так постарайтесь это узнать, потому что я готов поспорить на свою вторую руку, что мы не в Южной Каролине!
Эндрю спустился с «вороньего гнезда» и спрыгнул на палубу. За ним спустился и Тобиас.
— Позовите сюда доктора Вайса! — громко скомандовал Эндрю, направляясь к лееру.
— Что вы собираетесь предпринять, полковник? — спросил Тобиас.
Эндрю посмотрел на капитана, не находя слов, чтобы выразить свой гнев.
— Вы сможете заставить этот корабль плавать? — спросил он, в конце концов.
— Да, но где же прилив? — шепотом спросил Тобиас. — Если мы застряли тут во время отлива, то у нас есть шанс, но где же этот чертов прилив? И, кроме того, у нас в трюме дыра, сквозь которую пройдет всадник верхом на лошади.
— Так придумайте что-нибудь, потому что у меня нет никакого желания оставаться здесь.
— Где бы это «здесь» ни находилось, — добавил Эмил, подходя к ним.
Вместе с Эмилом Вайсом Эндрю сел в шлюпку. Не дожидаясь, пока лодка уткнется в берег, Эндрю выскочил из нее, сопровождаемый доктором.
— В чем дело, полковник?
— Я хочу понять, что происходит, — ответил Эндрю. — Скажите мне, если то, что вы увидите, покажется вам знакомым.
У него появилось смутное подозрение, но он тут же отбросил его — такого просто не могло быть.
Позабыв на время о достоинстве командира, Эндрю бегом через весь лагерь устремился к вершине треугольника.
— Ганс! Сбор по боевой тревоге! — рявкнул он.
Горнист протрубил сигнал тревоги, барабанщик начал отбивать дробь. Эндрю ощутил, как его тело отзывается дрожью на эти звуки. Внезапно он успокоился, его сердце забилось ровно, и он четко представлял себе, что ему надо делать.
В лагере все пришло в движение. Солдаты натягивали мундиры, хватали мушкеты и доставали ящики с патронами.
Пехотинцы Эндрю еще строились, когда О’Дональд распорядился, чтобы две пушки, уже вытащенные на берег, были установлены на свои позиции. Затем он вместе со своими людьми присоединился к Тридцать пятому полку.
За несколько секунд они справились с заданием, которое выполняли уже сотни раз: построились в шеренги и приготовили мушкеты. Когда все заняли свои места, ротные командиры скомандовали: «Равняйсь! Смирно!» — и сами встали по стойке смирно.
Разговоры смолкли, и в наступившей тишине они услышали отдаленный гул, знакомый каждому ветерану: шум приближающейся армии.
Эндрю осмотрел строй: впереди стояли пятьсот его парней, а чуть сзади восемьдесят ребят О’Дональда. Обычно ему не составляло труда объяснить солдатам, с чем им предстоит столкнуться: от начальства он знал, где находятся мятежники и должен ли он обороняться или атаковать. Следовало добавить пару замечаний о чести полка и том, что весь Мэн гордится ими, и люди были готовы ринуться в бой.
Но сейчас все было иначе. Помоги ему Господи, что он мог им сказать? Он медлил, пытаясь собраться с мыслями. Солдаты начали неуверенно посматривать друг на друга, а крики приближающегося врага становился все громче.
Сейчас над ним не было никакого начальства, и с флангов его не поддерживали другие полки. На этот раз он был один на один с противником, как при Геттисберге, и вся ответственность лежала на нем.
— Поднять боевые знамена! — громко скомандовал Эндрю.
По рядам прокатилось волнение, когда знаменосцы опустили древки и прикрепили к ним флаги. Вверх взмыло синее знамя Мэна, развевавшееся на легком полуденном ветру. Секунду спустя за ним последовал изрешеченный пулями национальный флаг; на его полосках золотом были вышиты названия жестоких боев, в которых принимал участие Тридцать пятый полк.
Солдаты смотрели друг на друга, кто-то с воодушевлением, кто-то со страхом: поднятие боевого знамени означало, что предстоит очередное сражение.
— Посмотрите на эти знамена, ребята! — прокричал Эндрю, и когда солдаты обратили свои взгляды на штандарты, перед их внутренним взором предстали картины прошлых боев.
Эндрю не любил напыщенных фраз, но ему надо было как-то начать свою речь, а для солдат его полка — любого полка, если на то пошло, — пробитые пулями знамена были символами чести и славы.
— Многое я вам сейчас объяснить не смогу, — продолжил Эндрю. — Вы увидите такое, что вначале не сможете понять и во что даже не поверите. Все, о чем я вас прошу, — это подчиняться моим приказам. Просто верьте мне, парни, как вы всегда верили мне в других боях. Следуйте моим указаниям, и все будет в порядке.
Он замолчал. Эта речь мало походила на те, которые он обычно произносил перед боевым знаменем. Он чувствовал беспокойство своих солдат, но у него не было времени что-либо объяснять.
— Роты C, D, E и F, рассредоточиться вдоль восточной стены. Роты H, I, J и K — к западной стене. Роты A и B вместе со знаменами остаются в центре, в резерве. Майор О’Дональд! Подойдите ко мне, пожалуйста! А теперь бегом на позиции, мальчики!
Через мгновение лагерь напоминал потревоженный улей, строй нарушился, и все солдаты устремились на свои места.
— В чем дело, полковник? — спросил Пэт, подходя к Эндрю.
— Слушай, Пэт, я не могу сейчас все тебе объяснить — я и сам еще не разобрался, что происходит. Просто подождем и поглядим, что к чему. Давай пойдем на огневую позицию и посмотрим представление.
Два командира, сохраняя внешнюю невозмутимость, направились в расположение артиллеристов. Вскоре они пришли к батарее, где О’Дональд установил медные «наполеоны», стрелявшие двенадцатифунтовыми ядрами.
— Они подходят все ближе, — прошептал Пэт. — Боже, да их там, наверно, тысячи.
— Так и есть.
— Идут! — раздался возбужденный крик одного из солдат.
На вершине холма в полумиле от них показался одинокий всадник, державший в руках знамя со скрещенными мечами. Через несколько секунд его поглотил людской океан, так как вслед за ним холм заняли тысячи пехотинцев. Слева от них появилась колонна всадников.
— Самые поганые пехотинцы южан, каких я когда-либо видел, — фыркнул О’Дональд. — Совсем не держат линию — должно быть, это отряды местной милиции.
О’Дональд обернулся к своим людям:
— Заряжай картечью, запал на четыре секунды!
— Обожди, — негромко сказал Эндрю.
О’Дональд опять повернулся к Эндрю:
— Слушай, полковник, дорогуша, мои люди свое дело знают.
— Пэт, — спокойно ответил Эндрю. — Я здесь старший офицер. Не спорь со мной. Сам увидишь, когда они подойдут ближе.
