- Может, поджечь?
Старый покачал головой:
- Дым нас сразу выдаст. Они просекут, что у них сорвалось, а мы сваливаем.
Малыш с сожалением вздохнул:
- Жаль этим крокодилам оставлять... Ладно, пусть подавятся, - и вышел. Старый передал мне мешок - небольшой, но увесистый:
- Это ты потащишь.
- Годится, - я засунул в мешок свернутый плащ, поправил перевязь с Хельмбертом и поволокся наружу.
Малыш уже стоял перед хижиной, успокаивая лошадь:
- Хорошая скотинка, умница, умница... Только на ноги мне не наступай, пожалуйста... Да где там эти уродцы со своими мешками?
Я вернулся за мешком Старого, Малыш навьючил их на лошадь. Старый вышел из хижины, глянул на небо, подсадил в седло Ларико и встал у правого стермени, я уцепился за левое. Малыш широко улыбнулся:
- А я, значит, впереди побегу? Я ж загоню бедное животное... Только скажите, куда теперь?
- Тропу к Беломшанникам знаешь?
- Ну.
- Так вот, не доходя сотни метров до развилка, сворачиваешь направо. Все, пошел.
Так я еще никогда не бегал. Первые несколько минут все это еще напоминало утреннюю пробежку трусцой, потом дыхалка начала засекаться. Да еще и солнце палило нещадно, так что вскоре я перестал обращать внимание на все окружающее и сосредоточился на своем дыхании, стараясь удержать его хоть в каком-то ритме, а потом мне и на это стало наплевать. Я уже ничего не видел, кроме земли под ногами, несущейся навстречу, правая рука, которой я вцепился в стремя, онемела, пот стекал по спине ручьями, и, кажется, даже попал в ботинки - в них что-то противно хлюпало. Но что еще гаже - он попал и в рану, которая сразу начала дико саднить. Мыслей не осталось никаких, я просто переставлял ноги, чтоб не упасть - левая-правая, левая-правая...
Наконец, когда мне уже казалось, что у меня сейчас лопнут легкие или еще что-нибудь, и я свалюсь замертво, Старый хрипло выдохнул:
- Пришли!
Я не без усилия разжал затекшие пальцы и мешком повалился в траву. Сквозь частящие в ушах молоточки я расслышал, как рядом на землю плюхнулись еще два тела и шумно задышали. Вот это гоночка...
Когда дыхание стало более ровным, хотя и таким же частым, я рискнул открыть глаза и повернуться на бок. Да, зрелище мы представляем еще то! Малыш - тот ладно, тот хоть в сидячем положении удерживается, Старый раскинулся крестом, закинув ноги на какую-то корягу, а Ларико стоит чуть поодаль, упершись руками в колени, и лицо ее, словно ради контраста с нашими багровыми и потными рожами, бледное до зелени. перехватив мой взгляд, она вымученно улыбнулась:
- Морская болезнь... В жизни больше на такую животину не сяду.
- Не зарекайся, - не открывая глаз, предостерег Старый. - Может, еще амазонкой стать придется.
- Ага. И правую грудь отрезать. Сейчас, уже спешу.
Малыш перевел дыхание и усмехнулся:
- А недурной мы темп, однако, взяли. Так нас нескоро догонят.
- Дальше-то хоть так бежать не придется? - мне кое-как удалось сесть.
- Так - не придется, - успокоил Старый.- Зато будет куда неприятней. И рассиживаться не стоит, в болотах лучше без погони за плечами топать, а то и потонуть недолго.
Малыш недоверчиво нахмурился:
- Ты ж говорил - дорогу знаешь.
Старый усмехнулся:
- Вот чем мне эти болота нравятся - никто в них толком дороги не знает. Ладно, еще три минуты - и вперед.
- Ага... - пробормотал я и поднялся, чтобы развъючить лошадь. Может, и расседлать? Хотя нет, если барону посчастливится ее найти, я коня брал вместе с седлом. А вот подальше ее отогнать нехило было б, а то еще внимание привлечет. И лучше это с подключением Силы проделать.
На сей раз все прошло без проблем. Лошади звери понятливые, с ними работать - одно удовольствие. Я просто напросто передал в лошадиные мозги образ а-Смига и острое желание быть с хозяином, она послушно повернулась и затрусила прочь.
- Ого! - Малыш выкатил глаза. - Как это у тебя получилось?
- Могу показать,- ухмыльнулся я. - Правда, эта кобыла поумней некоторых...
- Не знаю, не знаю...Вы с ней, вроде, на равных общались.
- Ладно, орлы, - Старый рывком поднялся. - Пора.
Мы ответили дружным стоном, он усмехнулся, вскидывая на плечи мешок:
- Работайте, негры, солнце еще высоко.
- И далеко топать? - поинтересовалась Ларико. Еще не совсем оправилась после всех сегодняшних приключений... Старый не ответил - он ушился в заросли кустарника, через пару минут оттуда вылетела пара длинных, метра по два, жердей, а потом он и сам появился - задним ходом, волоча за собой еще две.
- Значит, каждый хватайте по этой палочке. Идти четко за мной, след в след. Шаг вправо, шаг влево...
- Считаю за попытку к бегству, - усмехнулась Ларико. Старый не был расположен шутить:
- И сообразить ничего не успеешь, в глубине окажешься. Малыш, идешь замыкающим, страхуешь Ларико. Ученик Чародея, тебя хоть страховать не надо?
- Не бойся, - усмехнулся Малыш.- Оно не тонет.
- И не горит,- я знаком поджег траву у его ног, Малыш подпрыгнул чуть не на метр.
- Ну вы, водо-огнеупорные, долго прохлаждаться собираетесь? Последняя инструкция: будете проваливаться - шест поперек груди.
- Ладно, не учи ученого, - проворчал я, двинувшись вслед за Старым.
Не знаю, может, это и в самом деле была тропа - в таком случае она оказалась чересчур искусно замаскированной. Шли мы с интервалом шагов шесть, почва под ногами начала пружинить уже через пять минут, а потом из нее начала потихоньку выступать вода. Осока в человеческий рост, скрывающая с головой даже Малыша, только на вид казалась ломкой и чахлой, на самом деле резала она не хуже бритвы, и руки я себе тут же исполосовал в кровь. Очевидно, под переплетением корней и скрывалась трясина - земля под ногами ощутимо погуливала, полное ощущение, что по батуту идешь...
Потом осока и камыши поредели, зато пошли мшистые ходуны, а потом - водяные окна, заросшие ряской. некоторые из них пришлось пересекать вброд - там вода поднималась почти до пояса, при каждом шаге на поверхности шоколадно-бурой жижи появлялись радужные пузыри, маслянистая пленка прилипала к одежде, каждый раз все трудней было выдирать ноги из сплетения корней.
Пекло немилосердно, раскаляло голову, солнце слепило глаза, отражаясь от поверхности воды, мешок, вроде бы довольно легкий вначале, с каждым шагом тяжелел, кожа под лямками зудела, болотная жижа, высыхая на одежде, делала ее жесткой, как накрахмаленная. Но все б ничего, если б в этой паскудной болотине не водилось такого количества всевозможных насекомых - от почти незаметных, забивающихся в нос, в уши, в глаза, под одежду, особенно в рукава, до здоровенных, чуть ли не с большой палец, рыжих и нахальных слепней. Воздух вокруг нас гудел, как высоковольтный трансформатор, разок, пробиваясь через переплетение осоки, мы вспугнули целую тучу глянцевито-коричневых мелких стрекоз и на какое-то время ослепли в живом пронзительно стрекочущем облаке...
