Система заполняла комнату. Всё, что прошло через шепчущие камни и сознания мёртвых и умирающих, хлестало внутрь потоком, нарастающим в геометрической прогрессии. Григора не сумел выдержать его полного объёма и рухнул на колени, когда огонь истины, поглотивший его книги, испепелил последнюю из них и хлынул в его разум.
"Заберите это! – закричал он. – Умоляю, заберите это обратно! Я не хочу этого, я никогда не хотел это увидеть..."
Сознание Григора затопило виде́ние Красного Зала и его павших ангелов, раскрывая перед ним всю свою ужасающую правду, и он рухнул на четвереньки. Он увидел всё, что видела Сарашина: сошедшиеся клинки, предложение и жертву, благородство и злодейство. Он воспринял всё это в мгновение ока, которое длилось целую бесконечность.
А над всем этим возвышался исполин, сидящий на чудовищном троне из золота, этом кошмарном устройстве, воздвигнутом безумцами и садистами. Его ссохшаяся плоть уже давно была мертва, это был живой труп, составленный из метастазного скелета и нескончаемых страданий. Из исполина струился невидимый свет, а мука в его глазах была самой праведной болью в мире, потому что она переносилась добровольно и без единого слова жалобы.
"О нет... – прошептал Григора, когда начала рваться последняя истёршаяся нить, на которой ещё держался его рассудок. – Не Вы, умоляю, только не Вы..."
Исполин обратил на него свой взор, и Эвандр Григора закричал, наконец-то поняв, каким образом этот кошмар смог воплотиться в жизнь.
2
Атхарва бросился к дверному проёму пристройки Антиоха, выискивая во тьме новых гостей. Найти их было несложно, да они и не прилагали никаких усилий, чтобы замаскировать своё приближение. Каждый третий нёс зажжённый факел, и языки пламени бросали яркие отблески на железных ворон, которые таращились на разворачивающуюся внизу драму с безразличием изваяний.
Атхарва насчитал тридцать человек, тридцать высоких мужчин, защищённых пластинами из кованого железа, чьи плавные изгибы выглядели знакомо, и в то же время в них было какое-то тонкое отличие. Атхарве понадобилось лишь мгновение, чтобы опознать силуэты перед собой, поскольку доспехи едва ли не точь-в-точь воспроизводили снятую с производства модель военной брони, в которой не выходили на бой вот уже сотни лет, и чьё существование ныне сводилось к книгам историков-ревизионистов и пыльным флигелям Галереи Объединения. Атхарва узнал и их оружие – он видел подобное ему в том же самом музее, и то, что оно было старинным, никак не отражалось на его смертоносности.
В Атхарве зашевелился гнев, ибо используя подобную военную атрибутику, этот сброд втаптывал в грязь честь легионеров, являясь неприкрытой пародией на их внешний вид.
То, что они не Астартес, было ясно с первой же секунды, но кем же тогда они были?
– Во имя всего совершенного, кто они такие? – спросил Кирон у его плеча.
– Я не знаю, – ответил Атхарва, – но я намерен это выяснить.
Он закрыл глаза и выплыл сознанием за пределы этого убогого пристанища. Он ощутил бьющее по восприятию соседство разумов этих мужчин и распознал печать био-манипуляций, которую несли на себе их накачанные тела и искорёженный генетический код. Они были уродами, преступлением против человеческой природы, их сотворил генетик, лишённый чувства красоты и понимания естественных механизмов работы тела. Даже Павониды, которые изменяли базовые физические параметры организма, были связаны фундаментальным строительными кирпичиками природы.
Этих же людей перековеркали и втиснули в такой шаблон, что не стоило и надеяться на то, что их организмы смогут поддерживать навязанные им функции. Они умирали, все, от первого и до последнего человека, и даже не осознавали этого. Их примитивные разумы были сплетением агрессии, страха и зарождающегося психоза. На любой цивилизованной планете их изолировали бы на всю оставшуюся жизнь или передали бы Механикум для переделки в сервиторов самой низшей категории.
Однако в гуще этих людей обнаружилась личность совершенно другого рода. Это был человек, чья плоть тоже была усовершенствована, выводя его за рамки человеческих норм, но в чьём теле не обнаруживалось и тени той топорной манеры, в которой были "улучшены" остальные. Оно было сработано гением, также как первая печатная книга смотрелась гениальным творением на фоне рукописных манускриптов. Но печатная машина древности была вытеснена более эффективными техническими решениями, и абсолютно то же самое можно было сказать и о биологии этого человека...
Атхарва на краткий миг соприкоснулся с его разумом и отпрянул от зубчатых, бритвенно-острых кромок, которые обнаружились в его структурах. Он был стеклянистыми и испещрённым рубцами, как вулканическая скала, сформированная жаром и давлением в глубинах земли. Этот разум был заточен лишь под одну цель и ни под какую другую: под завоевание мира.
Стеклянистые ментальные шрамы этого человека выглядели знакомо, и Атхарва тут же вспомнил, где он видел такую безыскусную пси-когнитивную инженерию.
В разуме Кая Зулэйна.
Он отступил, почувствовав свирепую враждебность бессознательной ментальной защиты этого человека. Она щетинилась агрессивностью и злыми шипами, как охраняющий порог сторожевой пёс. Этого человека не превозмочь науками Атенейцев. Атхарва открыл глаза, глядя на массивную фигуру в примитивной броне с новым чувством изумления и благоговения.
– Ликвидировать тебя – всё равно что пробежаться, как сумасшедший, с огнемётом наперевес по библиотеке, полной бесценных фолиантов.
– Что ты сказал? – прорычал Тагор.
– Перед нами не обычные люди, – сказал Атхарва. – Не недооценивайте их.
Тагор покачал головой.
– Они умрут точно также, как обычные люди, – выплюнул он. – Тридцать бойцов? Да я сам их убью, и тронемся в путь.
Атхарва придержал Тагора, положив руку ему на плечо. Он постарался не отпрянуть, когда Пожиратель Миров одарил его свирепым оскалом гримасы дикой агрессии. Имплантаты на его затылке загудели в знак активации, и в этот миг Атхарва осознал опасность, неразрывно связанную с регулярным использованием аугметики подобного рода. Тагор находился в таком же плену у её чарующей песни насилия, как Ангрон в своё время – у рабовладельческой цивилизации, где, как утверждалось, его и обучили искусству чинить резню. Атхарва спросил себя, осознаёт ли Ангрон всю парадоксальность того факта, что он обрёк на рабство своих собственных бойцов.
– Антиох! – выкрикнул человек со стеклянистыми ментальными структурами. – Те люди, которые с тобой внутри, – пошли их наружу. Они нужны Бабу Дхакалу.
