— Моя плазменная батарейка садится, надо слетать в будущее и подзарядить ее. — Отметил Александр.
— Я не отпущу тебя одного, опять влезешь в историческую авантюру. Теперь перемещаться будем все вместе.
— Что я маленький, только поменяю батарейку и сразу назад.
— Нет, я согласен со Светой. — Оборвал Сталин. — Если в прошлый раз ты напился, был тяжело ранен и расстрелял боекомплект, то даст гарантию что такой капризный ребенок вообще не сгинет. А в этом случае мы вообще не сможем покинуть это время. А значит, изменить историю в лучшую сторону не удастся. — Произнес Сталин с убийственной логикой.
— Послушай старших! — Светлана была рассерженной.
— Так что пока нам следует ограничить свои перемещения и схватки с немцами. Это ведь неизбежный риск, а даже если мы и убьем несколько тысяч это не столь существенно на фоне миллионов. Кроме того, война, как я уже говорил, пойдет совершенно отличным путем и все ваши подвиги не будут иметь значения.
— Значит, мы должны вас вернуть товарищ Сталин обратно?
— Нет, я хочу посетить будущее!
— Наши желания совпадают. — Ответила Светлана. — Но мне мы хотелось напоследок совершить, какой ни будь пусть небольшой подвиг. Кроме того, я так давно не видела снега, такого реального холодного, а не искусственного или снятого в кино.
— Желание дамы закон! Что-то же посетим нашу русскую зиму!
Александр положил руку на браслет и произнес.
— Перемещение в декабрь 1941 года, в условия, когда можно совершить маленький подвиг.
Закружилась огненная вьюга — дети и Сталин исчезли.
Максим Огарев еще видел третьи сны, как в их хату громко постучали. Он сразу проснулся и стал одеваться. Грубый немецкий голос орал на изломанном русском.
— Вставайте неполноценный скот! — И крепкий удар автоматом в дверь.
Мать поспешила открыть. В хату ввалилось пятеро эсесовцев с автоматами и злыми собаками.
— Здесь живет пионер Максим. — Провыл рослый фашист с погонами обер-лейтенанта.
— Да вот он, только он не в чем не виноват. — Заголосила мать.
— После разберемся, а пока щенок в машину.
Не дав, как следует одеться, его подхватили под мышки и заволокли в крытый брезентом грузовик. Там уже сидело несколько мальчиков и девочек, в основном пионеров из их школы. Дети были полураздеты, и дрожали, мальчики впрочем, старались держаться мужественно.
— Нас везут, скорее всего в лагерь или сдавать кровь, ничего страшного. — Молвил его одноклассник Игорь.
— Сдавать кровь, в прошлый раз у меня столько выкачали, что я неделю не мог подняться.
— Я тоже, но все же лучше чем смерть.
— Несколько наших сверстников после этого умерло. — Тяжело вздохнул Максим.
Гитлеровцы обошли еще несколько домом и, собрав пятнадцать пионеров: десять мальчиков и пять девочек, повезли их в неизвестном направлении. Спереди и сзади ехали мотоциклисты, а в самом хвосте плелась танкетка.
— Нет не похоже, что нас везут сдавать соки жизни; слишком большое сопровождение, да и больница находиться в другой стороне. — Начал Максим.
— Могли и разгромить партизаны этот гадюшник. — Ответил Игорь. — Слыхал в прошлый раз эшелон, с горючим подорвали, как после этого бесновались немцы.
— Сожгли соседнее село, расстреляли и повесили больше трехсот человек. Хуже зверей.
— Ну, ничего, мои родители подпольно слушают радио. Наши под Москвой наступают, скоро каюк будет фашистам.
— Если мы останемся, живы, то уйдем к партизанам, я мог бы быть разведчиком.
— А я могу перевязывать раны. — Вставила девочка. — Нас на курсах обучали.
Максим с придыханием произнес.
Верю, весь мир проснется
Будет конец фашизму
Ярко засветит солнце
Путь, озарив коммунизму!
— Скоро будем мы свободны. Максим поднял руку в пионерском салюте. — Да здравствует партия и Сталин!
Дети дружно подхватили.
— Да здравствует Ленин, да здравствует Сталин!
Грузовик остановился, появилась разъяренная морда эсесовца.
— Руссишь киндер свиньи. Нихт шуметь! — И дал очередь в воздух.
Глядя на его пылающие злобой глаза, ребята примолкли. Далее ехали молча, в темноте и за брезентом ничего не было видно. Наконец машина окончательно стала, послышались крики.
— Киндер на выход!
Дети спустились и оказались во дворе довольно большого роскошного особняка. Их ввели в прихожую, приказали снять одежду.
— Вы слишком грязные пионеры! Вас надо отполировать. Крикнула женщина с погонами гаупмана.
Мальчиков и девочек отвели в душ, оставив им полотенца и мыло.
— Вы должны чистыми как стекло поросята.
Хотя ребята не знали, зачем это нужно с удовольствием помылись теплой водой из душа. Правда, девочки смущались, отбежали в отдельную ванну. Когда мальчишки попытались подглядывать стали визжать и кидаться наполненным водой тазом.
— Ладно, хватит! Прикрикнул Максим — вы уже взрослые и нечего вам так резвиться.
На выходе детей ждал очередной сюрприз, прежняя одежда исчезла, а стульчиках лежала гладко отутюженная пионерская летняя форма с яркими галстуками.
— Ого, это напоминает спектакль. — Удивился Максим.
— Может немцы хотят увидеть, как мы салют принимаем. — Высказал предположение один из мальчишек.
— Вряд ли хотя посмотрим. Не уроним честь флага.
Перед ними возник фашистский офицер.
— Киндер-пионер кто ни будь из вас умеет бить в барабан?
— Я! — Игорь сделал шаг на встречу.
— На инструмент, возьми. — Крупный эсесовец подол еще новый барабан, явно реквизированный у пионеров.
— Когда выйдешь на улицы будешь. — Затем фашист обратился с хитринкой. — Вы любите свою родину и народ?
— Да и готовы отдать за нее свою жизнь! — Отважно гаркнули пионеры.
— И у вас будет такая возможность. Теперь на выход.
— Как? — Удивился Максим. — Мы ведь почти голые и босиком.
— А так как дикари или мы убьем вас на месте.
Десяток эсесовцев вскинули автоматы, было ясно, что фашисты не шутят.
— Пошли ребята, пионеры не бояться снега. — Произнес Максим, который был командиром класса.
Дети направились к выходу, при прикосновении жгучего снега к босым ногам девочки запищали. Мальчики шагали молча, в строю машинально стараясь держать ногу. Хотя декабрьский сугроб и кусал Максима за пятки, мальчик улыбался, стараясь показать, что ему весело. Он часто закалялся, бегая босоногим по снегу, поэтому ему не было так уж и страшно.
А вот тем, кто этого не пробовал, было ужасно, мороз так и жалил. Ребята не вольно прибавили шаг, тем более что немцы кричали — шнель, шнель!
