вот эта часть ему непонятна. Непонятное же — пугает.
— Приложите, — вежливо произнес я, продолжая держать пластину.
Купец бросил взгляд на дьяка Алексея.
— Приложи, — кивнул тот.
Так. Посыплем порошком, аккуратно… Теперь у меня есть отпечаток купца для сравнения. Я поднес пластину к сундуку, присмотрелся… Надо будет лупу завести, плохо видно… Хотя, нет, достаточно, чтобы понять, что это — отпечатки купца. Не вора.
Что, думаете, наука в этот раз проиграла? Ха-ха. Кроме научного знания, нужно еще и бытовое соображение. Я посыпал порошком только ту часть сундука, за которую брались, когда его открывали. Но ведь закрывается он тоже не сам собой, верно?
Я прикинул, где можно было взяться за крышку, закрывая сундук. Да еще и так, чтобы эта самая крышка не грохнула, перебудив весь дом (пусть «весь дом» это один купец). Так… Здесь… Здесь… И вот, пожалуй, здесь.
Посыпаем порошком…
Ага!
Вот эти следы — купца, почти накладываются друг на дружку, видимо, он привычно брался за крышку в одном и том же месте. А вот это чья ладошка светлеет? Эти отпечатки мне незнакомы. И они — свежие, старые отпечатки просто не проявились бы.
Вот это — след вора.
Правда, как говорилось в одной шутке — след нельзя вздернуть на виселице за убийство, а тот, кто влез в подземную кладовую купца — слишком ловкий парень, чтобы попадаться мне ранее…
Ну а как вы думали? Я с отпечатками вожусь уже почти полгода. Дьяк Алексей поначалу относился к ним, как к безобидной придури, но, когда на месте покражи я обнаружил отпечаток, который смог опознать, как принадлежащий ранее попадавшемуся Прошке-Репе, и у того самого Прошки на хазе нашли украденное — дьяк погладил бороду и дал добро. Так что в моей коллекции — уже несколько сотен отпечатков, как человеческих… в смысле, снятых с арестованных и задержанных, так и найденных на месте преступления.
Сейчас и эти присовокупим.
Говорят, что с отпечатками пальцев связан один из самых частых киноляпов. Мол, они редко бывают такие четкие и разборчивые, как показывают, и вообще толку от них немного. Ну… Так-то да, вот прям чтобы четкие и разборчивые — редкость. Но…
Я достал из своего инструментария тонкую костяную иглу — купец на всякий случай отодвинулся: вдруг этому подьячему понадобится еще и кровь у него взять? Из пальца — приложил к краю отпечатка ладони и произнес Чистое Слово.
Отпечаток колыхнулся и налился густой чернотой.
Вот так. Волшебство приходит на помощь науке.
Правда, на железе сундука его почти и не видно, но нам отпечаток нужен не на сундуке, а на бумаге в архивах Приказа. Поэтому…
Убрав иглу, я взял тоненький пинцет и, аккуратно подцепив, снял отпечаток с сундука.
Всегда это поражало: в моем пинцете висит в воздухе отпечаток ладони. Не рассыпается, не комкается, да и вообще — отпечаток ладони висит в воздухе! Ни на чем, сам по себе!
Хватит восторгаться — это ненадолго, еще несколько секунд, и он таки рассыплется. Берем лист бумаги, подносим отпечаток — але-оп. Теперь на бумажном листе красуется черный четкий след ладони, со всеми завитками и узорами. Правда, не полный, все же — пальцы и верхняя часть, та, что под пальцами, но остальное мне без надобности. Мне по линии жизни этому вору гадать не нужно, мол, будет ли он жить долго и счастливо и найдет ли свою любовь. А все остальное — как на выставку. Правда, вот тут отпечаток какая-то линия пересекает, как будто трещина… а, нет, это шрам по пальцам прошел. Как будто вор когда-то за лезвие ножа хватался. И, судя по тому, что он остался жив — успешно схватился, не дал себя зарезать.
Я ж говорю — ловкий парень.
Теперь приложим печать — и отпечаток с бумаги не сотрется, хоть ты его ножом скобли.
— След снят, дьяк Алексей, — поднимаюсь я с пола, сворачивая полотно со своими инструментами.
* * *
— Не знакомы следы? — спросил дьяк уже в карете, когда мы выезжали с Гостиного двора.
— Не такая у меня хорошая память, чтобы все следы помнить… — развел я руками. Памятливое Слово для каждого отпечатка читать — замаешься.
— Но, — продолжил я, — не помню я таких, чтобы шрам на пальцах был.
— Какой шрам? — приподнял кустистые брови дьяк.
— Да вот здесь, — я показал на своей ладони, — проходит.
Дьяк внезапно подпрыгнул:
— Как проходит?!
Он схватил меня за руку и вывернул ладонью вверх, как будто пытаясь рассмотреть на ней этот шрам.
— Вот так, — недоуменно произнес я, повторяя движение, — от конца указательного к корню мизинца…
Похоже, дело мы скоро раскроем. Похоже, дьяк Алексей знает этого типа, вон как возбудился.
— Не может быть… — дьяк сел на свое сиденье и как-то даже осунулся, — Он же… Шесть лет как уже…
Он забормотал что-то, уже совсем неразборчивое.
— Дьяк Алексей… — осторожно произнес я, — Вы знаете, кто это?
Он поднял отсутствующий взгляд. Пару раз моргнул и сосредоточился:
— Так, Викешка. Что видел и слышал — забудь. Понял? Мал еще.
— Понял.
Не понял, если честно, но догадки имею. Либо в какие-то боярские разборки мы ненароком влезли, либо государево дело. И там и там пропасть ни за грош можно. Хотя грош здесь — в две копейки серебром, но и за две копейки пропадать тоже не хочется. Даже серебром.
Я лучше со своими простыми и безобидными грабителями, разбойниками и убийцами продолжу возиться.
* * *
Возле нашего стола в Приказе никого не было, только Настя, которая при виде меня сердито отвернулась, сверкнув очками. Или просто повернулась? По ней не очень понятно. Вроде, не за что ей на меня обижаться…?
Дьяк Алексей, отпустив меня по приезду, сразу отправился в подвал, где у нас в сундуках одежда на все случаи жизни лежала. Значит, по тайной надобности в город отправится, переодевшись каким-нибудь крестьянином, или еще кем. Дьяк взял след. А меня не взял.
Ну и фиг с ним.
Мне не обидно вовсе.
Новых вводных не поступало, так что я двинулся к своему месту, прочитать жалобу вдовы купца, попредставлять, как она неторопливо снимает с себя все то, что подробно изложено в жалобе… шучу, мне этот список запомнить надо, ведь должен же я знать, что ищу.
Отгоняя невесть откуда пробравшийся в мое воображение образ вдовы, крутящейся у отполированного шеста в кокошнике и красных сапожках, я не заметил, как ко мне подошли сзади…
И хлопнули по плечу:
— Викентий!
А, это Данила, из стрельцов. Обучает
