как, всем места должно хватить.
– Слушай… – он уцепился за одну мысль. – Ты говорил, что твоя бабка в давние времена с кораблями… шалила. А… сколько тебе лет?
Вася казался его ровесником, но у Кости закрались сомнения.
– По людским меркам, где-то двести пятнадцать, – прикинул Василек. – Но я могу ошибаться, не помню уже точно, – он засмеялся, увидев, как вытянулось лицо Кости, а потом посмотрел на горизонт. – Заря занимается, скоро пропоют петухи. Идем, будет последняя праздничная пляска, – он снова потащил его в хоровод.
Признание о возрасте породило у Кости миллион вопросов, но стоило ему снова оказаться в кольце вокруг костра, и все они вылетели из головы.
Теперь с одной стороны от него был Василек, а с другой козлоногий, но не тот, которого Костя увидел первым на этом берегу, а другой – помельче, и копыта у него были покрыты шерстью посветлее. Скакал он залихватски, ноги вскидывал, что твои матросы в танце "Яблочко", Костя аж залюбовался, поспевая за ним.
Последняя пляска была самой неистовой, хоровод то сжимался, то растягивался, то разбивался на круги помельче. Костя сбился с дыхания, поспевая за ритмом бубна, и ощущал, как у него колет в боку. Он слышал голоса и смех собравшейся нечисти, но вместо страха ощущал только восторг. Василек схватил его за обе руки, увлекая во внутренний круг, где дробили джигу другие пары. Звук деревянной флейты срывался почти на визг, все кружилось перед глазами, но точкой, за которую держался Костя было лицо Василька. Тот вдруг прижался к нему всем телом, крепко взял его лицо в ладони и поцеловал, обдав жаром и неожиданным напором, от которого Костя споткнулся и едва не упал.
Но упасть ему Василек не дал, придержал, крутанул еще раз, а потом сделал шаг назад и… все исчезло. Абсолютно.
Костя остался в полном одиночестве, и после неистовой пляски, звуков музыки, треска костра, тишина показалась ему совершенно неестественной, будто он оглох.
– Вася? – растерянно позвал Костя, и ему стало чуточку легче хотя бы от того, что он слышит собственный голос.
Костя обернулся и медленно осел на землю – ни нечисти, ни костра. Из-за леса, небо над которым причудливо перетекало из оранжевого в розовый, где-то зеленоватый и сиреневый, появился кусочек солнечного блюдца. Купальская ночь закончилась.
Костя никак не мог прийти в себя. До дома он добрался уже поздним утром, и все еще был потерянный. Оказавшись на поле, он не сразу сориентировался, в какую сторону идти и едва не ушел в другую деревню. Пока вернулся в Разнежье, пока отыскал свой велосипед, солнце уже поднялось над горизонтом.
Он вроде не пил, но состояние было очень похожим. Он не смог даже удержать равновесие на велосипеде, так что пришлось идти и катить его рядом, а ноги все равно заплетались. В ушах стоял гул праздника нечисти, но теперь Костя уже сомневался, не приснилось ли ему? На губах был привкус горьких болотных трав, сколько он их не облизывал.
– А вот и гулена наш пришел! – дед заметил его первым и широко улыбнулся. – Ну как тебе Купала, Костя?
– Ты был прав, дед – это не то, что танцы деревенские, – отрапортовал Костя. – Такого праздника я не ожидал, – и ведь ни на грош душой не покривил, но и рассказывать о том, что видел этой ночью, конечно, не стал. – А еще есть хочется просто зверски.
К тому же, и спать, конечно, хотелось, но для начала он решил утолить голод, заодно в общих чертах рассказал, что видел на празднике, пока Василек не увел его на пляски нечисти.
Дед с бабкой довольно кивали и были рады за внука. Тот им даже фотографии показал, а потом спохватился – ведь Полароид он благополучно оставил где-то на том самом острове. Значит, все же не приснилось.
После перекуса он ушел к себе, но сон не шел. Мысли метались туда-сюда, начиная от того факта, что было ужасно жалко фотоаппарат, и заканчивая тем, что Вася поцеловал его, прежде чем все кончилось. Что-то свербело у Кости внутри, заставляло кусать губы, думать о том, понравилось ему или нет. Хотя мысли были откровенно дурацкие. И мешали спать.
К тому же, снова разжаривало. Окно Костиной мансарды выходило на южную сторону и сейчас, стремясь к зениту, солнце нагло врывалось в его небольшую комнату. Он уже и пододеяльник откинул, и подушку несколько раз перевернул, но прохладной стороны у нее все равно не было.
Плюнув, Костя поднялся и решил сходить к тому месту, откуда вернулся утром, заодно и Полароид забрать.
Он уже придумал какую-то дурацкую отмазку, куда он собрался вдруг, но оправдываться не пришлось – бабуля куда-то ушла, а дед еще за завтраком говорил о своих планах на какую-то авантюру с батюшкой. Так что Костя взял велосипед, для начала проверил себя на способность им управлять, и когда удостоверился, что дрожь в ногах прошла, покатил в сторону Разнежья, но в саму деревню не поехал, держался поближе к берегу реки, пытаясь еще с холма высмотреть нужный ему островок среди других таких же.
Утром он был в таком состоянии, что вспомнить особенности пейзажа было делом непростым. Но расщепленная то ли ударом молнии, то ли чьим-то шальным топором ива, которая раскинулась в две стороны и теперь росла в два ствола, показалась приметной.
Костя слез с велосипеда, спустился к самой воде. Ближайший островок выглядел знакомо. Помня про брод, раздеваться Костя не стал, только кеды на берегу оставил – поблизости вроде не было никого, и шагнул в воду.
И тут же окунулся в нее весь, с головой. От неожиданности он чуть не наглотался, заработал руками и выплыл на поверхность. Но дна под ногами не было. Ни тем более брода. Костя проплыл чуть дальше, но вместо этого попал в холодное и быстрое течение, которое стало сносить его в сторону.
– Черт-черт-черт, – пропыхтел он и стал грести к берегу, выбираясь со стремнины.
Слава богу, ему хватило ума сегодня надеть футболку и шорты, а не джинсы, которые, намокнув, только сковывали движение.
Заветные кеды на берегу то приближались, то, кажется, удалялись. Костя уже начал выбиваться из сил, пару раз даже глотнул воды, пока на очередном гребке не ударил рукой по коряге под водой, за которую тут же уцепился и, наконец, смог подтянуть себя к берегу.
Кое-как выбравшись на сушу, он упал на спину и, тяжело дыша, уставился в небо, по
