которому плыло одинокое, рваное, невесть откуда взявшееся облачко, формой напоминающее отпечаток копыта.
В голову лезло странное – про Водяного, который тоже хотел Костю утащить, а Вася ему не дал.
– Василек? – едва слышно, на пробу позвал Костя, не шевелясь.
Ничего не произошло.
Никто не отозвался, не пришел на помощь. Костя немного отдышался и сел, с силой потер лицо и глядел на реку. Теперь он ясно видел течение, которое просто не заметил, будучи уверенным, что там брод. За такую глупость чуть не поплатился жизнью, и никакой Водяной тут был не при чем. Только наваждение, которое никак не отпускало Костю.
В общем, Полароид было жаль, за ним теперь разве что на лодке было плыть, но эту мысль он пока от себя отогнал. Хватит с него необдуманных поступков.
Костя вернулся к велосипеду и обнаружил, что теперь у него дрожат не только ноги, но и руки после этого заплыва. Пришлось второй раз за день, как дураку, идти и катить велосипед рядом. Но благо за обратную дорогу одежда высохла.
В общем, бездарно как-то день прошел. Вечером Костя устроился в своей комнате под лампочкой и вернулся к Булгакову.
Маргарита как раз облетела Москву на метле, а потом…
– Какова вероятность, что Булгаков видел когда-то то же самое, что я этой ночью? – спросил он Семена, растянувшегося на его вытянутых ногах.
Кот посмотрел на него с таким выражением, что Костя пожалел, что спросил. Не хватало к нечисти обнаружить еще у себя дома дальнего родственника кота Бегемота.
Но описание посвящения Маргариты в ночь Шабаша очень походило на то, что видел Костя. Даже эти козлоногие товарищи. Особенно они.
Закрыв книжку и погасив свет, Костя пытался уснуть. Но крепкий сон не шел, вместо этого в голове играла мелодия, услышанная у костра, в памяти метались картинки ведьм, то Купалинских, то булгаковских. Когда ему приснилось, как Вася снова его целует, глубоко и горячо, он вскинулся и проснулся. Кота в ногах не было, на дворе надрывался петух, чтобы ему пусто было.
Но двое суток без сна были внушительным багажом, придавившим попытки петуха поднять его ни свет, ни заря. Костя смог уснуть ещё почти на три часа. Кажется, ему снова приснилось что-то связанное с Купальской ночью, и, хотя деталей Костя не помнил, не мог отделаться от назойливого осадка мыслей, грозящего перерасти в головную боль.
– Костя, ты в порядке? – спросил дед, когда Костя завтракал.
Сам он тут же рядышком паял какую-то плату из телевизора, чтобы вечером бабушка не пропустила свой сериал. Он поглядывал на внука временами и видел, что тот какой-то рассеянный – на хлеб вон вместо масла горчицу намазал и даже не заметил. А у бабки горчица злая, ядреная.
Ответил Костя кашлем – как раз куснув свой бутерброд. Утерев выступившие слезы, он посмотрел на кусок хлеба и поспешно хлебнул чая.
– В порядке, дед, а что? – ответил он, стараясь звучать как можно более правдоподобно. Но дед отложил паяльник и прищурился на него. На миг Косте показалось, что тот его насквозь видит. Он смутился и стал счищать с хлеба щедрую порцию горчицы. Одно дело, когда ее в меру, и совсем другое, когда слой в полпальца толщиной.
– Это ты мне скажи – что, – предложил дед Митя, подперев голову рукой. – На празднике случилось чего? Или вчера опять с деревенскими что-то не поделили?
Костя помотал головой, из чистого упрямства доел бутерброд, но аппетит пропал, так что он отодвинул тарелку. Врать деду не хотелось, а как спросить, не сошел ли он с ума, Костя не знал.
– Я просто сплю что-то не очень, – сказал он, что в целом было правдой. – Ерунда снится всякая. Скажи дед, а тут водится какая-нибудь нечисть? Ну, ведьмы там? – зашел он немного с другого конца.
– Нечисть? – переспросил дед Митя, быстро сложив два и два. – Разное рассказывают, Костя. Не зря ведь говорят, что до Купальской ночи в воду лучше не лезть. А ты чего спрашиваешь? Для общего развития? – прищурился он и снова взял в руки паяльник, но на внука поглядывал искоса.
– Да на празднике еще всякое болтали. Про русалок, – голос у него дал петуха и он кашлянул. – И ведьм. Деревенских. Вон мол, баб Люся у нас ведьма деревенская, все мужики ее боятся. И что русалки у вас тут бегают. А они же не должны бегать. Они должны это самое. Плавать.
Костя нес такую околесицу, что ему самому стало стыдно. Он заткнулся и ждал, что дед его обсмеет.
– Баба Люся ведьма, потому что сковородкой огреть может, – понизив голос, поделился дед, озорно сверкнув глазами. – А что до русалок, так ты вспомни Александра Сергеича – как-то же у него русалка на дерево забралась. То-то! Разные они бывают, русалки-то.
– Ну так это ж детские сказки, дед, – неуверенно усмехнулся Костя, но смешок потух, не родившись. – Или не сказки? Я вон Булгакова читаю, у него там натуральный шабаш!
Дед выразительно посмотрел на него, мол, зришь в корень. Но ничего не сказал, только папиросу прикурил.
– Сходил бы ты на рыбалку, Костя, – спустя пару минут, посоветовал он. – На то место, про которое я тебе рассказал. Теперь и искупаться можно, – то ли солнце так отразилось, то ли глаза деда правда заговорщически сверкнули.
– Опять пиявок кормить? – засомневался Костя, но смутно догадался, что дед сейчас не о рыбе.
– Почему это опять? – дед Митя прищурился. – Ты что же, тогда все-таки полез купаться, хотя я тебе и запретил?
– Да у меня леска за корягу зацепилась, пока вытащил, распутал, вот и присосались, – ответил Костя, тем более что это было правдой.
– За корягу, – хмыкнул дед, но пытать его не стал. – Может, в этот раз больше с уловом повезёт.
До самого вечера Костя ходил и маялся раздумьями. Но потом сам не заметил, как запарил перловку, проверил удочки и накопал червей в огороде. Смутная надежда теплилась внутри, и когда он делал бутерброды, на этот раз будучи осмотрительнее с горчицей, сделал их в два раза больше обычного.
– Ну, я пошел, – сказал он, зайдя к деду и бабке. Та кивнула и отмахнулась, сериал ей был куда интереснее. Дед подмигнул и пошел проводить до калитки.
– Гляди в оба, – напутствовал он и хлопнул внука по плечу.
Солнце потихоньку перебирало шестеренками к закату, но время зноя уже прошло, идти было легко, слабые порывы ветерка даже временами откидывали чёлку со лба Кости.
Дорогу он знал и добрался быстрее, чем в прошлый раз. Он расположился
