— Это ж Рино, он моему отцу служит уже двенадцать лет!
— Ну сам смотри, — пожал я плечами, — Это твой наёмник, так что тебе решать. Кстати, а на какой период ты нанял эфиопок? Когда там истекает их контракт?
— Через месяц, — мрачно ответствовал Пушкин, — Я поэтому и хотел у тебя денег занять…
— Не может быть и речи, — ответил я, — Сам ищи деньги. Ну или если не найдешь — твои няшки тебе глотку перережут, как истечет их контракт.
— Ну, слушай,..
— Всё, давай, Пушкин. Отечество ждёт, господин министр путей сообщения! Там без вас уже все поезда встали, и самолёты зависли в воздухе. Давай, иди. Собирайся в дорогу.
Я скорее вытолкал Пушкина с его эскортом из гостиной, пока потомок поэта опять не начал клянчить деньги.
Потом я поплотнее закрыл двери, прошёлся по комнате и повернулся к сидящим за столом.
Прежде чем я успел заговорить, барон Чумновский задал видимо уже давно волновавший его вопрос:
— Что с моей дочерью, барон? То есть, вы теперь князь, простите…
— Да всё в порядке с вашей дочкой, — заверил я Чумновского, — Она, как я уже говорил, на секретном задании. О котором я, к сожалению, не могу рассказывать даже вам, при всем моем искреннем к вам уважении. А когда она покончит с этим заданием — то будет нужна мне здесь, рядом со мной. Я её назначил казначеем нашей ложи, барон.
— Да, я знаю, — Чумновский аж раздулся от гордости, снова живо напомнив мне жирную жабу, — Это честь для меня!
Вообще он, конечно, задал хороший вопрос. Я бы и сам с удовольствием узнал, что там с Чумновской. Я послал её накопать мне инфу по Алёнке Оборотнич, еще вчера вечером. И до сих пор так и не получил никаких вестей. Так что возможно с баронессой случилась беда, а возможно она наоборот напала на след и раскопала нечто интересное.
Впрочем, ладно… В данный момент меня волновал другой вопрос.
— Сколько у вас осталось людей, барон? — спросил я Чумновского.
— Двое, — вздохнул Валерий Нурглович, — Все остальные полегли у Петропавловки, увы.
— Да упокоит Господь их души! — ответил я, — Они честно сражались и умерли, как мужчины и верные бойцы! Но сейчас нам, пожалуй, хватит и двух…
— Для чего хватит? — как всегда холодно поинтересовался Петя.
— Для поездки в Желтороссию, — пояснил я, — Вы немедленно отправитесь туда и найдете мне культиваторов. С ними вы заключите контракт, чтобы они поставляли мне ингредиенты для пилюль. Не знаю, как вы это сделаете, меня, если честно, устроит любой вариант — можете уговорить этих монахов работать со мной, можете их запугать или подкупить…
— Лаовай глуп, — перебил меня Чен, — Культиватор познает пути ДАО. Его невозможно запугать, он не ведает страха. Его невозможно купить, его не интересуют ваши рисованные бумажки, которые вы называете деньгами.
— В таком случае придется договариваться иначе, Чен, — ответил я, — Просто скажите культиваторам, что я — вероятно будущий Император России. А если не я — то мой друг Павел Павлович. Расскажите им, что Павел Стальной долго не протянет. Павла Стального китайцы ненавидят, но я или Павел Павлович — другое дело… Мы готовы обсуждать предоставление Китаю автономии, или даже полной свободы от России. Мы готовы даже предоставить эту свободу. Но потом. А пилюли мне нужны сейчас.
— Опять сладкие речи, лаовай, — отчеканил Чен, — Тебе следует ехать туда самому. Твой язык остёр. А от твоих друзей воняет. А твой брат не разговорчивей плошки риса!
В принципе он был прав, от Чумновского и правда воняло, а Петя говорил в лучшем случае одно слово в час.
Однако комментировать этот выпад китайца я, разумеется, не стал, вместо этого я просто указал на Соколова:
— Для красивых речей с вами будет Его Сиятельство граф Соколов. Он умеет болтать не хуже меня. И Соколов не последний человек в России. Он бывший и, я надеюсь, будущий Шеф Охранного Отделения, так что у него есть все полномочия для переговоров. А еще есть вот эта бумага о предоставлении Китаю независимости — подписанная лично Павлом Павловичем Багатур-Булановым!
Я протянул Соколову бумагу, заверенную всеми нужными печатями и на самом деле подписанную лично Павлом Павловичем. Вообще, легитимность этой бумаги была под большим вопросом — ибо Павел Павлович подмахнул мне её, не читая, а государственные печати были поддельными, их копии были изготовлены полчаса назад и притащены мне Таей Кабаневич.
Кроме того, бумага была написана на русском языке и составлена в крайне обтекаемых формулировках. Но оно и к лучшему. Я понятия не имел, смогу ли я реально предоставить в будущем Китаю независимость. Да мне не больно-то и хотелось это делать, если честно…
— Чен переведёт эту бумагу культиваторам, если будет нужно, — пояснил я, — И лично будет вести переговоры, вместе с Соколовым. Ты всегда говоришь точно и по делу, Чен. Это не комплимент, это правда.
— Мои слова резки, как удар меча, и бьют в цель подобно стреле. Ты прав, лаовай, — усмехнулся Чен, — Вот только уши и души культиваторов — тот еще тигр. В него трудно попасть даже меткому стрелку вроде меня. В чём мой интерес, лаовай?
— Интерес у вас у всех один, — ответил я, — Пилюльный бизнес. Я дам вам всем долю, десять процентов на всех, если найдете мне культиваторов, готовых поставлять ингредиенты. Чтобы вы понимали — речь идёт о сумме в сотни миллионов рублей. Ежемесячно. Если вы справитесь, конечно. По-моему, это хорошая мотивация.
— Ты показал, что тебе можно доверять, — безразлично произнёс Чен, — Я готов. Но твои люди должны меня охранять. В Китае я приговорен.
— Они будут тебя охранять и справятся, — заверил я Чена, — Кроме того, приклеишь себе усы, побреешь голову налысо, чтобы тебя не узнали…
— Триады не бреют голов, — надменно сообщил Чен, — Но усы приклею. Только из уважения к сотне миллионов рублей и к тебе, лаовай.
— Чудесно, — кивнул я, — Главным назначаю моего брата Петю. Чумновские и их наёмники будут отвечать за безопасность. Граф, объясните всем политическую ситуацию.
Соколов усмехнулся:
— Политическая ситуация — полное дерьмо, господа. Но оно нам и на руку. В Китае восстание, по
