ещё как, отец трижды напоминал ей, что они торопятся.
– Я этого не заслуживаю.
– Это точно. Будь моя воля… А, ну это я уже говорил.
– Ты, это… извини, сержант, что я тебя пнул. Я не в себе был утром.
– Да чего уж там, вижу, какой переполох ты в доме устроил. Обо мне речи не идёт. Служба такая. Ну и ты уж меня извини, парень, до дому-то я тебя проводить не смогу только до границ старого района, а то буду похуже тебя выглядеть. А ты с такими синяками далеко не красавец.
С тех пор жизнь Малыша пошла по-другому. Он чаще стал ночевать один в заброшенном районе, избегая встреч с бандитами. Изредка вечерами навещая Конрада, который вполне оправился от побоев, но сильно скучал без Малыша. Мальчик регулярно раз в одну-две недели пробирался в южный район к дому судьи, теперь почти пустому. (Там остался только полицейский пост.) Пробирался по ночам, после того как столкнулся с группой местных мальчишек. Без силового конфликта при встрече не обошлось. Растаскивал их все тот же сержант, он увёл Малыша подальше и отпустил по старой памяти. Малыш сам себе удивлялся – полиция защищала его от обычных граждан. По ночам было труднее и опаснее преодолевать усиленные посты на границах районов, но на улицах для Малыша было меньше опасностей. Каждый раз, глядя на пустой, с тёмными окнами дом, Малыш не мог понять, чего в нём больше: желания чтобы Линда вернулась или страха, что она вернётся. Пока ничего не менялось, и малыш начал привыкать жить совсем один.
Малыш окончил рассказ и замолчал, не в силах избавиться от воспоминаний. Молчал и Максим. И таинственная песня не заставила себя ждать:
Споёмте, друзья, ведь завтра в поход
Уйдём в предрассветный туман.
Споём веселей, пусть нам подпоёт
Седой боевой капитан.
Малыш даже не удивился, что слов стало больше, это же песня она должно быть длинная. И во сне её пел Йозеф, он был моряк и песня, кажется, о море, о моряках. Нужно будет рассказать об этом Конраду. Или не нужно? Вдруг он расстроится, он не любит упоминаний про море и корабли. И песня грустная, у меня слезы наворачиваются, а забыть её не могу:
– Да, это печальная история, Малыш, и заставляет задуматься. Рисковать жизнью одного друга, чтобы спасти другого. Я не знаю, какой выбор сделал бы сам. Мне кажется, ты поступил правильно.
– Я поступал глупо и безответственно, когда не слушал Конрада, когда воровал, когда связался с бандитами, хотя и знал, что они подонки. («Споёмте, друзья, ведь завтра в поход…»).
– Ох, Малыш, ты ещё совсем ребёнок. Ну, кто из нас способен поступать всё время правильно? Кто способен просчитать последствия своих поступков на годы вперёд?
– И что же делать? («Уйдём в предрассветный туман…»).
– Жить, – улыбнулся Максим. – Просто жить. Стараться всё делать правильно и ошибаться. Ошибаться и пытаться исправить свои ошибки. Но не бояться жить дальше. Помнить об ошибках, но не сожалеть о них попусту. Если ты ничего не делаешь, потому что вновь боишься ошибиться – это ужасно. Ты вообще не живёшь, только сожалеешь. Откинь эти сожаления. Ошибки делают нас только сильнее, даже мудрее.
– Конрад говорил почти то же самое. Я опять его плохо слушал. («Споём веселей, пусть нам подпоёт…»).
– У тебя ещё много времени впереди, чтобы всему научиться. Уверен – Конрад гордится тобой, и очень за тебя переживает.
– Я не хочу его огорчать. («Седой боевой капитан…») – Мальчишка поднял глаза. – На улице темнеет, мы можем собираться.
– Нищему собраться – только подпоясаться. – Максим встал, надел плащ, закинул за спину сумку на ремнях, взял в руки шляпу. – Я готов.
– Это ты нищий? – засмеялся Малыш, хлопнул Макса по карману, там звякнули золотые монеты.
– А, – отмахнулся Максим, – это не моё, готов отдать всё любому, кому это действительно нужно.
– Да только, кому действительно нужно, не всегда берёт? Так?
– Нет, не так. Ты, малыш, не берёшь, потому что тебе это не нужно. Не помешало бы, конечно, да только для тебя есть вещи, куда дороже и важнее любых монет, вещи, которые невозможно купить.
– Деньги дают свободу. Можно жить, как хочешь.
– Да, но деньги и лишают свободы покрепче любой тюрьмы. Никогда не видал людей, трясущихся над каждой монеткой, готовых за неё сделать любую гадость? Всё зависит от твоего отношения к деньгам.
– Хм, я подумаю об этом. А теперь, разговоры только шёпотом и когда я разрешу.
– Слушаюсь, командир, – прошептал Максим в ответ.
Они вышли из дома и пошли вдоль улицы. Солнце уже село, и быстро сгущались сумерки. Максим с трудом различал окружающие дома, только силуэты крыш на фоне более светлого неба. Они несколько раз свернули, и Максим перестал ориентироваться и понимать, куда ведёт его маленький проводник. Но всё же крутил головой по сторонам, стараясь запомнить дорогу. И натолкнулся на спину внезапно остановившегося Малыша. Малыш зашипел и рукой задвинул Макса себе за спину, сам он осторожно выглядывал за угол забора. Они стояли на узкой тропинке, справа была бревенчатая без окон стена дома, слева забор, который внезапно заканчивался или поворачивал (Максим этого не видел).
Малыш обернулся и прошептал: «Дальше старый район, нужно пройти так, чтобы нас не видели».
– Тут довольно широкий проход, – так же шёпотом спросил Макс, – почему сюда никто не ходит?
– Это только если отсюда идти, – пожал плечами Малыш, – а отойдёшь, повернёшь за угол, сделаешь десяток шагов и всё – нету прохода. Обратно вернёшься и ничего не найдёшь сплошной забор, даже этого дома из-за забора не видать. Я же говорил – заколдованное место.
Малыш обогнул угол и осторожно двинулся вдоль забора. Максим поторопился за ним, вдруг без мальчика он не сможет пройти. Они шли вдоль старого покосившегося забора и Максим начал различать то тут, то там силуэты низких домов. Кое-где светились неровным дрожащим светом окошки, слышны были разговоры.
На этот раз Максим успел затормозить и не налетел на спину внезапно остановившегося Малыша. А тот обернулся и быстро прижал палец к губам, Макс кивнул. Впереди кто-то спорил, ругался, звуки приближались. Малыш долго всматривался в темноту и прислушивался.
– Стой здесь и ни с места, – шепнул Малыш и быстро рванул в темноту.
Теперь и Максим различил группу людей. Один широкоплечий, высокий шёл впереди и что-то негромко говорил. За ним, плелись трое, покачиваясь из стороны в
