потому что из тех, что есть, не видно, насколько плохо.
Кристина попыталась вдохнуть, но грудь резало.
– Денег хватило? – только и спросила она.
– Пока да, – кивнула мама. – И еще немного хватит.
– Хорошо, мам. Я придумаю, как заработать. А там есть квоты всякие, программы. Вот если Алексей со своей организацией поможет мне поступить, совсем хорошо будет. Конечно, в нормальном вузе учиться дольше, но я найду подработку… Все будет хорошо, мам.
Мама кивала и делала вид, что верит.
Кристина улыбалась и изо всех сил старалась тоже делать такой вид.
Вечером Вконтакте написала Варя и предложила устроить настоящую взрослую вечеринку. «Восемнадцать лет не каждый день исполняется!»
Кристина хотела отказаться – ни настроения, ни денег не было, и как раз в ее день рождения у мамы назначено самое большое и информативное исследование, но почему-то пальцы написали:
«Конечно, да!»
Может быть, это будет последняя ее беззаботная вечеринка.
Холмы под Гринвичем ожили.
Вечнозеленый плющ вился по стенам, оплетая их до самого потолка, с которого свисали золотистые фонарики. Под ногами трескалась корка хрустального льда, под которой в глубину уходила черная студеная вода. Но это была лишь придуманная его детьми иллюзия. Коридоры ветвились, то расходясь танцевальными залами – рубиновым, изумрудным, янтарным, то свиваясь узкими тайными ходами, ведущими в спальни.
Музыка больше не была призрачной – то тут, то там встречались феи и сиды, наигрывающие мелодии на флейтах и лютнях, напевающие новые, неизвестные Ирну песни. Из тесных спален неслись вздохи, из узких гротов – стоны, из покрытых мхом пещер – серебристый смех.
Он уже не узнавал тех, кого создал сам – они изменились. И те дети, что пришли вслед за ним под холмы – изменились тоже. Черные рожки, чешуя на коже, острые зубы и ушки, белые, алые, лиловые крылья из перьев, кожи, слюды и бархатной пыльцы, длинные загнутые когти, перья, растущие из кожи, сама кожа всех возможных оттенков, разноцветная шерсть и волосы, заплетенные в косы, убранные в хвосты, скрученные в башни. Их глаза всех оттенков от черного до золотого, их зрачки в виде точек, звезд и вертикальных щелей. Их голоса мелодичны или подобны скрежету гранита о гранит. Они любят друг друга, танцуют друг с другом, дерутся друг с другом, жестоко втыкая в живую плоть мечи, выструганные из ясеней – они учатся друг у друга как быть фейри.
И у них отлично получается. Ирн заново создал свой народ.
Или армию.
Через несколько дней, когда он откроет проход в тайную рощу Айны под Стоунхенджем, они все будут стоять за его спиной с настоящим оружием в руках. И лучше тем, кто ждет его на той стороне, хорошенько сейчас тренироваться.
Иви сначала пугалась безумный народец, но вскоре стала ощущать внутри себя нечто такое, что полностью затмило всю внешнюю суету. Она сидела на троне Ирна, пока он бродил по подземным коридорам и магическим полянам и рассеянно слушала мелодии, которые играли для нее лучшие музыканты. Для Иви тоже нужна была роща Айны с ее медовыми ручьями и яблонями родом из Авалона. Иной пищи для младенца-барда не нужно.
Ирн сел на пол у входа в тронный зал, и пальцы сами оборвали резиновые плети плюща и принялись плести кошачьи колыбели – ловушки, в которые легко попадаются маленькие любопытные феи. Маленькое жестокое развлечение его юности – оборвать крылышки мелких феечек и сделать из них наряд для эльфийки, которую хочешь покорить этим вечером.
Айна, помнится, отказалась. Она вообще была мало похожа на других. Никаких сияющих глаз и гладкой кожи, никакого хмельного меда по вечерам и оргий по ночам. Она даже музыку не любила. Она любила серебряные кинжалы и алую кровь. Она выходила на поверхность только в безлунные ночи и немало легенд о самых темных кошмарах, сложенных в древние времена – это легенды о ней.
Ирн принес ей сердце лесного великана. Закованное в серебряную сеть, оно продолжало биться еще много дней – великан оставался жив эльфийской магией. Под его резкий и частый стук они сплетались в крошечной спальне на подушках из вереска и трав. Оно задавало им ритм, пока великан не умер, потому что Ирн перестал к нему приходить, неспособный оторваться от горько-острой сладости у Айны между ног.
«Я подарю тебе другое сердце. Свое. Когда оно станет сердцем магии». Так он тогда сказал – и тем самым убил ее за много тысячелетий до момента, когда ее убили острозубые эльфийские твари.
Она, конечно, отказалась. Ведь кровь сердца магии – золотая. А она всегда любила алую.
Но он все равно стал королем фейри. А его сердце – сердцем магии. Ей понравилось – ведь так и она получала силу всего мира для своих экспериментов.
Ирн смотрел на трех эльфиек: зеленокожую дриаду – как они умудрились засунуть ее душу в дерево без его помощи? надо спросить, гладкую розовую малышку с крыльями бабочки и золотыми кудрями и высокую, почти с него ростом деву реки, чьи светлые волосы колыхались, как будто плыли по течению. Они учили танец. Розовая малышка отчаялась повторить своими короткими ножками все нужные па и мухлевала, танцуя в воздухе, зато дева реки была как будто создана для бранля.
Сколько пройдет времени прежде чем и они решат, что хватит ему быть королем фейри? Они созданы из быстроживущих, может быть, им хватит сотни тысяч лет, а то и меньше. И они придут к нему с теми серебряными мечами, что он им дал и скажут – отдай нам свое сердце.
А когда он откажется – две армии нападут на его любовь, растерзают ее маленькими ядовитыми зубками, разнесут каждый клочок ее кожи по небесам и морям, так что даже сердцу магии не под силу будет соединить их обратно.
И тогда придет время крови.
Кровавый король дернул напряженными пальцами и самая сложная в мире кошачья колыбелька звонко дзинькнула и порвалась, разлетевшись на плети плюща. Эльфийки обернулись на него – малышка сразу спряталась, дриада покрылась корой, а вот дева реки плеснула светлыми волосами, глядя на Ирна жадно и вожделеюще.
До рассвета дня солнцестояния оставалось меньше двенадцати часов, и он хотел всех троих.
Кристина родилась в самую долгую ночь года. В самый короткий день. В день, когда в северных странах и вовсе не видят солнца, а в не таких северных – видят его совсем недолго.
В Москве
