пани Агнешку?
Гости переглянулись, заговорили все разом, мужчины неохотно отставили наполненные зубровкой и сливовицей рюмки.
Сначала Агнешку искали единицы, но по мере того, как поступали вести, что «в подвале ее нет», «на чердаке тоже», «да и во флигеле пусто», к поискам присоединились остальные.
После расспросов, беготни по дому, ауканий в надежде, что Агнешка отзовется, открылось несколько таинственных фактов. Во — первых, хозяйку дома с самого сочельника никто не видел. Во — вторых, что особо поразило женскую половину гостей, ночная сорочка пани Агнешки, любительницы чистоты и порядка, валялась на полу, а постель оказалась небрежно застеленной.
— Она что, ушла босиком? — Сын озадаченно смотрел на полусапожки из мягкой замши, сиротливо стоящие под кроватью. Многие знали, что в последнее время у Агнешки болели ноги, и она даже по хорошо отапливаемому дому ходила в удобной теплой обуви.
— Похоже, что сегодня бабуля выбрала туфли на каблуке, — Катаржина распахнула дверцы шкафа шире, и все увидели обувную коробку со сдвинутой крышкой и ворохом шуршащей бумаги, в которую обычно заворачивают новую или дорогую сердцу обувь.
— Я не вижу то нарядное платье, что Агнуся берегла со времен нашей молодости, — задумчиво сообщила кузина бабушки — тетушка Ядвига, передвигая плечики с одеждой. — Такое креп — жоржетовое, в цветочек. Она им особо дорожила.
— Пальто! Нужно посмотреть, на месте ли пальто!
Нешуточное волнение началось лишь тогда, когда перетрясли все верхние вещи и поняли, что бабушкины полушубок, пальто и даже рабочая куртка, в которой Агнешка ходила в конюшни, остались на месте.
— Выходит, пани не покидала дом?
— Или ушла в одном платье и туфельках под холодный дождь.
В этом году зима не баловала снегом.
Продолжительные поиски на подворье и у соседей не увенчались успехом. Пришлось вызывать полицию.
День клонился к концу, когда прибывший участковый, выражая тихое недовольство тем, что приходится работать в праздник, приступил к досмотру «места преступления». Гости, которым посоветовали не расходиться, молча следовали за находящимся при исполнении соседом. Разговаривать и лезть с пояснениями без всякой нужды он запретил.
Хмурясь, пан Яцек исследовал комнату за комнатой, заглядывал в каждый шкаф и сундук, не поленился подняться на чердак и спуститься в богатый запасами погреб, где, непрестанно вздыхая, напился рассола, зачерпнув его из бочки с солеными огурцами, и ласково погладил бутыль со сливовицей.
— А здесь у нас что? — Участковый остановился у двери, ведущей во флигель.
— А, всякий хлам, — Франчишек устало махнул рукой. По его сомкнутым в тонкую линию губам можно было догадаться, что он недоволен действиями полицейского. Вместо того чтобы кинуть все силы на поиски Агнешки за пределами усадьбы, пан Яцек битых два часа заглядывал туда, где уже сотню раз все осмотрели.
Участковый терпеливо дождался, когда принесут ключи и отомкнут дверь, ведущую во флигель. Старая мебель, накрытая простынями, излучала какую — то обреченность. Рояль с рассохшимися клавишами, помпезная горка с треснувшим стеклом, диваны и стулья с выцветшей от времени обивкой, сундуки с игрушками, посудой и вышедшими из моды платьями — все это собиралось и хранилось по странному желанию Агнешки. Скорее всего, вещи были ей дороги, как воспоминание о родителях и годах счастливого детства. Подтверждением тому служил большой, искусно украшенный серебром и некогда яркими звездами пряничный домик, куда легко мог поместиться взрослый. Даже сегодня такой игрушке позавидовал бы любой ребенок. Девочку Агнешку определенно баловали. Оно и не мудрено. Усадьба, в которой росла будущая пани Кравчик, принадлежала еще ее деду, знаменитому на все Западно — Поморское воеводство коневоду пану Зелинскому.
— Смотрите, бабушкина шаль! — Катаржина, обойдя пряничный домик, наткнулась на кресло — качалку, со спинки которого свисал край приметной вязаной вещи. Качнувшееся кресло неприятно заскрипело. От этого звука у Каси по спине поползли мурашки, а последующий окрик участкового и вовсе заставил вздрогнуть.
— Не трогать! Ни к чему не прикасаться!
Все перестали дышать, когда пан Яцек двумя пальцами начал медленно приподнимать шаль. На фоне пряничного домика, поблескивающего серебристыми узорами, осторожные движения участкового смотрелись как профессиональные действия фокусника, могущего вытащить из — под покрова не только кролика, но и бабушку. Когда шаль наконец — то сняли, по комнате пронесся вздох облегчения — Агнешки в кресле не оказалось. Но зритель все — таки был вознагражден.
— Письмо, там лежит письмо!
— Это мамин почерк! — Франчишек буквально выхватил конверт с надписью «Моим родным» из рук участкового и торопливо открыл.
Пан Яцек надул было щеки, чтобы с возмущением опротестовать нарушающие сыск действия, но услышав то, что читал срывающимся голосом сын хозяйки, отступил.
«Мои дорогие! Простите, что заставила волноваться и испортила светлый праздник. Я не могла поступить иначе. Я ухожу. Нет, не пугайтесь. Я жива и здорова. Пусть вас не сильно огорчат мои слова, но я ухожу туда, где меня ждут долгие пятьдесят лет. Надеюсь, я обрету свое счастье с тем, кого давно люблю. Не ищите. Прощайте».
Из дрожащих пальцев Франчишека выпало несколько листков. Они белыми птицами разлетелись по полу. «Моему сыну Франеку», «Магде», «Внучке Касе», «Кузине Ядвиге» — каждый из семьи Кравчик получил свою прощальную записку. Даже участковый пан Яцек нашел слова, адресованные ему.
— Пани Агнешка пишет, что в девять придет адвокат и огласит ее завещание, — растеряно оглянулся он на Франчишека, который, нахмурив брови, вновь и вновь перечитывал свою страницу. Магда тихо плакала, обняв хлюпающую носом Катаржину.
— Уже почти девять! — Кто — то продемонстрировал наручные часы остальным.
В тот самый момент, когда вся компания во главе с паном Яцеком добралась до парадной двери, раздался звонок. Адвокат проявил особую для праздничного дня пунктуальность.
— Зачем нам старый пряничный домик?! — воскликнула Кася, услышав волю Агнешки. — Зачем вообще все это?! Раздала рождественские подарки, чтобы было не так больно от ее предательства?! Бабушка вообще понимала, что творит?
— Катаржина, прекрати! — Замечание мамы и какой — то больной, затравленный взгляд отца, брошенный на дочь, подействовали. Густо покрасневшая Кася опустила голову. Ее пальцы нервно мяли носовой платок.
Каждый из тех, кто был приглашен хозяйкой усадьбы, получил от нее «подарок на Рождество» — так Агнешка назвала перечисленные ею средства и имущество.
Сын, шокированный поступком матери, не проявил никаких эмоций даже тогда, когда узнал, насколько стал богат. Владея всем состоянием Зелинских, он должен был выполнить единственное условие — никогда не продавать усадьбу и хранящийся во флигеле пряничный домик.
— Да, Катаржина, пани Агнешка Кравчик находилась в здравом уме и твердой памяти, — равнодушным голосом подтвердил адвокат, раскладывая бумаги по папкам. В его