а постель нетронута, словно на дворе и не стояла глубокая ночь.
— Где вы? — срывающимся голосом кричала Кася, кружась по дому, не обращая внимания на прилипающий к ногам подол ночной рубашки, оттаявший в тепле. Добежав до парадного входа, Катаржина рванула дверь на себя, но бушующий на улице ветер окатил ее дождевой водой, намочив то, что еще оставалось сухим после бега по загадочному лесу. — Мама! Папа! Где все?
— Тихо, тихо, доченька! Мы здесь! Доктор, что это? Бред? — Мягкий голос мамы немного успокоил. Кася сглотнула. Сорванное в крике горло ободрало болью.
— На фоне высокой температуры. Боюсь, как бы не началось воспаление легких. Дыхание жесткое, — прохладная рука легла на лоб Каси. — Где же тебя так угораздило, девонька?
— Наверное, она выходила на улицу. Мы нашли ее ночную рубашку совершенно мокрой, — папа говорил тихо, почти шепотом, но в его голосе слышались досада и недоумение.
— Если не сможем сбить температуру, придется везти в больницу.
Кася хваталась за одеяло, которое хоть как — то защищала от озноба, но безжалостные руки сдернули его и задрали одежду. Вздрогнув от иглы, вошедшей в ягодицу, Катаржина жалобно заскулила, но пытка холодом закончилась — одеяло вернули на место.
— Я посижу рядом с ней, — поцелуй мамы в сухой горячий лоб возымел эффект обратный тому, что разбудил спящую красавицу — Кася погрузилась в темноту.
— Ты зачем бегала по снегу босиком? — Катаржина медленно открыла глаза. Над ней стоял тот самый мужчина, с чьим черным взглядом она столкнулась, заглянув в окно замка.
— К — к–кто вы?
Если тогда, в загадочном замке, Кася не успела его разглядеть, и он запомнился, как пугающий и опасный человек, от кого непременно нужно бежать, то сейчас с удивлением обнаружила, что незнакомец молод и хорош собой.
Чем дольше Катаржина смотрела на нежданного гостя, тем сильнее билось ее сердце. И совсем не страх был тому виной. И не смущение, что лежит в постели, а на голове, скорее всего, образовалось воронье гнездо. Незнакомец ей нравился. И даже очень. Оказывается, его волосы вовсе не были черными, а искрились тем богатым оттенком, что вселяет мысли о расплавленном шоколаде, и из карих глаз, которые наверняка заставили вздохнуть не одну девушку, исчезла пугающая суровость, уступив место любопытству, смешанному с долей иронии. А его замечательная улыбка против воли растягивала рот в ответной улыбке. «Как пить дать, мечтательной и глупой», — спохватившись, Кася накрыла губы краешком одеяла, так как не улыбаться не получалось.
— Ты потеряла, — незнакомец словно не слышал вопроса. Он положил рядом с подушкой аккуратно свернутую бабушкину шаль. — А это оставлю себе, — в длинных пальцах появилась голубая ленточка, которую Кася вплела в косу перед сном. — Голубой цвет — знак любови, скромности и верности.
— К — к–то вы?
— Разве ты не ждала любовь?
Касины щеки загорелись от стыда. Откуда незнакомец мог знать, что она вытащила пусть короткую и кривую, но зеленую соломинку?
— Не бойся. — Мужчина склонился над ней так низко, что Катаржина ощутила его дыхание. Пахнуло травой, тронутой морозом, рекой, покрывающейся у берега тоненькой и прозрачной коркой льда, лесом, замершим до весны. — Сейчас я тебя поцелую, и ты выздоровеешь.
Да, именно поцелуя Касе и хотелось. Она перевела взгляд на губы мужчины и замерла в ожидании. Лицо незнакомца приблизилось, его черты расплылись. Катаржина закрыла глаза… и почувствовала, что ее целуют в лоб. И не смогла сдержать вздох разочарования.
— Температура спала! — Радостный шепот мамы заставил открыть глаза.
— А где он? — Кася резко поднялась.
— Кто он? — Мама в недоумении оглянулась на отца.
— Мой сужен… — Кася осеклась в неверии. Неужели незнакомец ей приснился? Провела рукой и нащупала под подушкой шерстяной сверток. — Он принес сюда шаль…
— О чем ты, дочка?
— Наверное, тетя Ядвига принесла ее из флигеля. — Голубые глаза отца так отличались от тех, что совсем недавно смотрели на нее с любопытством и интересом.
Мама взяла протянутую папой чашку чая и, набрав в ложку, подула.
— С лимоном. Выпей, горлу станет легче.
Большего разочарования Катаржина никогда не испытывала.
Незнакомец, как и загадочный лес, ей приснились.
Хотя Кася так и не нашла объяснения тому, почему ее ночная рубашка оказалась мокрой и куда подевалась шелковая ленточка, в том, что все рождественские приключения были сном, она доподлинно убедилась через пару дней, когда вместе с мамой сходила во флигель и осмотрела пряничный домик. Звезда не стала гореть ярче, как бы Кася не поправляла ее, музыка не заиграла, да и в домике не обнаружилось второй двери. А за окнами не шумел хвойный лес. Виднелась лишь закрытая простынями старая мебель. Все во флигеле покрылось пылью и до тошноты сладко пахло мышами.
До конца святок Катаржина просидела в усадьбе, слушая бесконечные разговоры отца, обзванивающего подруг и дальних родственников бабушки в попытке понять, куда могла подеваться пани Агнешка, а как выздоровела, родители засобирались домой.
Началась учеба, и мысли о том, какой странный и волнующий сон она видела на Рождество, стали посещать Касю все реже. А потом и вовсе отзывались лишь эхом некоего беспокойства, сжимающего ее сердце в противоречивых чувствах: страха, что пугающий лес вновь ворвется в ее сны, и сожаления, что прекрасного незнакомца на самом деле не существует.
Наследство пропавшей бабушки позволило родителям отправить дочь учиться заграницу, где она провела долгих три года. В Лондоне были забыты Анджейки, святки и прочие гадания, а рождественские каникулы вся семья проводила на берегу океана какой — нибудь экзотической страны. Видимо и родителям не хотелось вспоминать события того Рождества, что навсегда разлучило их с пани Агнешкой, предпочетшей неведомого «любимого» семье. Полиция же на все запросы только разводила руками.
Но заболела тетушка Ядвига, и семейству Кравчик пришлось вновь наведаться в старую усадьбу, где кузина бабушки последние годы и проживала. Она следила за хозяйством и слала регулярные отчеты племяннику, который нехотя просматривал их, не желая воспоминаниями бередить душевные раны. Призыв больной родственницы заставил отложить очередную поездку на юг и отправиться на Рождество туда, где во флигеле стоял пряничный домик — последний бабушкин подарок на Рождество.
— Кася! Какой же ты красавицей стала! — всплеснула руками тетушка Ядя, когда Катаржина вошла в комнату больной.
Совсем седая, сухонькая старушка сидела на кровати, обложенная кучей пуховых подушек. Кася непроизвольно сравнила ее с бывшей хозяйкой спальни. Бабушка хотя и была на пару лет младше своей кузины, запомнилась статной и красивой женщиной. «Интересно, какая она сейчас?», — подумалось Касе, и забытая обида
