Долгогорье разговаривают не так.
– А насчет ханчийки уверена? Она точно из ханчей?
– Была уверена, пока ты меня в это не ткнула, – бросила Алис резче, чем собиралась, и Сэммиш отдернулась, точно подобралась слишком близко к огню. Алис попыталась загладить грубость, продолжая мягким тоном: – Она показалась довольно-таки… приветливой, серьезно. Будто где не ждала встретила маленького щеночка и не хотела его напугать.
Утро было в разгаре, и они сидели на улице у пекарни, где ночевала Сэммиш. Алис бродила всю ночь и вымоталась, продрогнув до костей. Остаток ночи Алис провела на улице, и теперь усталость пронзала ее до костей. Оставаться у себя в комнатушке после такого видения или явления не представлялось возможным. Она сгребла в темноте свои вещи и была такова – припустила широкой дорогой к мостам, не успев задуматься, куда и к кому ей идти.
Ночью было прохладно, но не промозгло. Варианты, куда податься, тянули ее в разные стороны – то к скудному и нелюбимому материнскому очагу, то к Сэммиш, то к Тетке Шипихе. Но все порывы разбивались об одну и ту же проблему: ее появление в каждом из этих мест заранее могли предсказать. Посещать знакомых людей виделось ей в тот темный час очень опасным. Чувство, будто кто-то или что-то ее засекло и будет теперь искать, заставляло бежать отовсюду, где ее могли обнаружить. И Алис двинулась через реку, на улицы Речного Порта и Новорядья. Добралась даже до территории Храма. Там и состоялся ее отдых – в переулке между двух захудалых церквушек.
Утренний свет развеял страхи – до той степени, что Алис решилась пойти на риск и встретиться с Сэммиш. Пекарню она отыскала по крепкому запаху дыма с дрожжами. Глиняная духовка выходила на улицу отдельно от общей постройки, чтобы снизить вероятность пожара. Сейчас печь горела за спиной, в нескольких футах. Алис чувствовала затылком приятное тепло. Земля кругом была выбелена – дожди много лет прибивали осадок мучной пыли.
– Говорок у нее был, пожалуй, зеленогорский, – сказала Алис. – Знаешь, как вершат правосудие магистраты или выступает с речами князь? Да и смахивала она на благородную даму.
Сэммиш глубокомысленно поскребла подбородок.
– Хреновое дело. То есть хорошего в нем и не было. Пропал Оррел. Убили твоего брата. Но теперь какие-то иностранки ищут зачарованные кинжалы, а ворожеи ткут себя из дыма? Это уже как-то совсем… Может, ну его на фиг?
В груди Алис вспыхнула злость, вдвойне беспощадная от того, что ее посещала та же самая мысль.
– Дарро не был с тобой одной крови. Тебе не нужно встревать сюда со мной вместе.
Сэммиш, совсем помрачнев, опустила взгляд.
– А Дарро точно хотел, чтобы сюда встряла ты? Он заботился о тебе. Любил. Никто не захочет, чтобы их близкие попали в беду. Разве Дарро не сказал бы нам «хватит»? Ты отвалила за церковные службы по полной. Ты не отступилась от брата. Неужели этого недостаточно?
Из-за угла выкатилась мусорная повозка. Осужденные с плоскими деревянными лопатами принялись отдирать конский навоз и прочее дерьмище от дорожного щебня и наваливать на вонючую телегу с разводами, пока синие плащи прогуливались поодаль – там, куда не долетал смрад.
– Этого недостаточно, – твердо проговорила Алис.
– Понятно.
– Если не хочешь участвовать…
– Не в том суть. Я… я просто боюсь.
Взгляд Сэммиш уперся в землю между коленей. Распущенные волосы упали вперед, точно она спряталась за их изгородью. Алис просунула палец за пояс, вскрыла неприметный шов и вытолкнула из потайного кармашка серебряную монету. Протянула на ладони.
– Держи, заработала.
Сэммиш взяла монету, не встречаясь с Алис глазами, – будто воровала из храмовых подношений.
– Нож обратно гони, – сказала Алис, и Сэммиш извлекла кинжал из-под блузки. Теплый, он нагрелся от ее тела, а кожаные ножны потемнели сбоку от пота. Алис запихнула кинжал в сапог, как учил Дарро: рукоятка прижата к лодыжке, на случай необходимости всегда наготове. И оказалась захвачена врасплох, увидав на щеке Сэммиш слезы, а во взгляде – стыд.
Алис почувствовала прилив досады, а потом вину за эту досаду.
– Да нормально все. Мне и самой многовато. Эх, могла бы я соскочить… Но увы. Эта работа, чем бы ни кончилась, легла на меня. Покуда не встречу убийцу Дарро, отступать мне нельзя. Ты же – завязывай.
– Но ведь тогда ты отправишься дальше одна. А я не вынесу твоего одиночества, – не вполне разборчиво пролепетала Сэммиш, слегка кашлянув на «твоего».
– Давно ли мы друг дружку знаем? – спросила Алис.
– С тех пор, как копошились в Ильнике возле Седой Линнет, – ответила Сэммиш.
– А давно ли уже мы подельницы?
Сэммиш хохотнула сквозь слезы:
– С тех пор, как ты сперла ту связку лука с прилавка в Новорядье, а я притворилась, что ушиблась, когда в меня врезался продавец. На тебе был зеленый плащ и красные сапоги. Выглядела шикарно. – Она затихла и с минуту сидела молча, а потом вытянула руку с серебряным кружком в щепоти. Возвращая монету обратно.
Алис покачала головой.
– Ты честно ее заслужила.
В ответ на это Сэммиш оставила монету качаться на коленке у Алис.
– Вот закончим, тогда и выдашь мне долю, – сказала она.
Зеленая Горка протянулась к северо-западу от дворца, где некогда ханчийские земледелы и хлеборобы жались к древней твердыне, готовые бежать под ее защиту, коли нагрянут с налетом инлиски. Века тому назад жители вырыли канал, отвод от северных притоков Кахона, чтобы оградить деревню с запада и орошать чистой водой поля и огороды, которые гораздо позднее станут цветочными садами и фамильными рощами.
Великие дома зиждились на остовах этих почти забытых ферм, а сады и деревья, давшие округу его имя, прославляли богатство и власть обитателей. Иметь открытое зеленое пространство внутри городских стен граничило с бахвальством, и наряду с тем, как каменные башни и особняки с их сводчатыми потолками, статуэтками духов, фавнов и змей замысливались ввергать смотрящих в трепет, то же касалось и осенявших постройки ольх и дубов.
На юго-западе, вдоль склона холма, раскинулось картой самого себя Камнерядье – улицы и площадки базаров размечались в строгом порядке, как поле под присмотром рачительного земледельца. Коптильню на юге скрывал дворец – слуге не пристало маячить на виду, пока не потребуется чего-нибудь починить или вычистить. Восточная половина города, от Старых Ворот до Храма, здешним была бы знакома в основном по слухам, если бы не постоянная разноголосица торговцев, круглолицых девушек-уборщиц да кухонной челяди.
Зеленая Горка еще могла склониться перед дворцом и князем, но перед кем-то меньшим –
