class="p1">Гадалка подалась вперед, с истомой, как кошка.
– Некоторое время назад заявилась одна иностранка. Выспрашивала про клинок, именно такой. Вплоть до насечек.
– Иностранка?
– Не местная точно. Вроде, по выговору, откуда-то с юга. Языком все прищелкивала. Завела разговор о серебряном ноже с чеканкой из этих вот слов.
– Вы можете их прочитать?
– Там выбито «Смерть Смерти». Как-то так. Переводы – не мой кусок хлеба. Деньги предлагала, хорошие. Золотом.
У Сэммиш свело живот при мысли о припрятанных Дарро монетах.
– Сколько золотом?
– Достаточно, чтобы ее не забыть. Если отдашь эту штуку за серебро, то совершишь самую неудачную сделку во всем Китамаре, а у нас тут город пройдох. – Улыбка гадалки затуманилась. Над ними скрипели шаги – старик мерил пол наверху. Сэммиш вообразила картину, как он, схватив оружие, подстрекает самого себя на кровавое дело. Разумно было бы исчезнуть, и немедленно.
– Когда заходила эта южанка? – спросила она. Гадалка пожала плечами.
– Пожалуйста, – взмолилась Сэммиш.
– После того, как разнеслась весть, что князь Осай захворал. До того, как умер. Точно не помню.
Это значило, что жещина, кем бы она ни была, разыскивала кинжал еще до того, как убили Дарро. Сэммиш почувствовала, как в жилах забегала кровь, но не могла разобрать, от воодушевления ли, страха или от того и другого.
– А она назвала свое имя?
– Саффа, по-моему. Или Сабба. Вся такая целеустремленная. Очень она мне понравилась. Я бы ей предсказала судьбу забесплатно – охота поработать с южанами. Ты тоже мне нравишься. Хочешь узнать свое будущее?
Наверху громко стукнуло, Сэммиш встрепенулась.
– Мне надо идти.
– Пред тобою я вижу… смерть, – сказала гадалка, ее голос резко обрел глубину. – Смерть придет к тебе – и ко всем, кого ты любишь.
Дыхание Сэммиш стянуло в тоненькую трубочку. Нечто наверняка проступило у нее на лице, потому что гадалка захохотала опять и откинулась в кресле. Сейчас она выглядела гораздо моложе.
– Чего тут смешного?! – Сэммиш удивила собственная злость.
– А того, горошинка ты зеленая, что это правда – для всех и каждого.
Как утверждали университетские препараторы, сердце любого животного представляет собой в некотором роде кулак, что, расслабляясь, наполняется кровью, а сжимаясь, выталкивает ее из себя в остальное тело. Алис представляла его работу в виде человека, разминающего кулаки перед схваткой, которую неизбежно проиграет. Город тоже жил в подобном пульсирующем ритме, и жатва была тем временем, когда Китамар наполнялся.
В предурожайные недели улицы Долгогорья, Новорядья и Речного Порта были немноголюдны, их жители, нуждавшиеся в дополнительном заработке, сезонно нанимались на фермы. Из ворот выкатывались, громыхая, повозки торговых домов, набитые местными мужиками и бабами. Потом повозки возвращались, груженные созревшими в этом году плодами, а мужики и бабы измотанно плелись за ними, как войско после тяжелой кампании. А дальше начиналась жестокая гонка, где с одной стороны участвовали соль и сахар, маринадный раствор и запечатанные воском горшки, а с другой – неумолимая неизбежность гниения.
Помнилось, как маленькая Алис, еще толком не умея ходить, сидела на широкой каменной кухне дома на Камнерядье, где ее мать помешивала ягоды в огромном котле, готовя из них варенье для закатки. В памяти сохранился запах дров в печи и красочные, блестящие шарики ягод. На поверхности кипящей тьмы собиралась розовая пенка, и главный повар разрешал Алис помогать ее снять. А после она облизывала пальцы и до сих пор могла ощутить на языке ту ягодную, терпкую сладость.
Жатва была полна подобных воспоминаний: скудеет зелень и опадает листва над Ильником; Кахон течет потемневший, как чай; постепенно разрастается ночь и уменьшается день. Долгими неделями до первых морозов в город потоком поступали ячмень и пшеница, кабачки и яблоки, чечевица и кормовые бобы. Коровы, свиньи и овцы прибывали в Китамар на телегах или своим ходом на привязи, глядя на судьбу устало и равнодушно. Бойни Притечья и Коптильни спускали кровь в реку бочками, а ребятня за медяк в день помогала укладывать свежее мясо в засолочную смесь. Кладовые, погреба и хранилища полнились, и каждая полка щедрилась на посулы, что голод в этом году не придет.
Напряженная спешка оканчивалась при заморозках – великим празднеством под предводительством князя, и поскольку для нынешнего, Бирна а Саля, оно будет первым, народ донельзя любопытствовал, как все пройдет. Выйдут ли плясуны и глотатели огня, каких предпочитал его дядя? Или же новый правитель заведет свой обычай справлять торжество? Долгогорье гудело от слухов о возможном помиловании преступников, которое иногда таки объявляли, или об отмене налоговых сборов, которая всегда была лишь мечтой. Первый фестиваль окончания страдной поры без Дарро.
Алис с пивом в руке сидела в корчме, которую все кругом звали «Ямой». Страх после встречи с синим плащом начал спадать с нее только сейчас. Алис уже не вздрагивала от каждой тени, как раньше, и, пусть она не переселилась назад в Долгогорье, все-таки не свалила со Старых Ворот. Храбрости не прибавилось, но крепло ощущение того, что опасности, здесь замешанные, не настигли ее. Отчасти пробивалось и осознание: Дарро бежать не стал, а значит, не стоит и ей. Она уже добилась одной маленькой, но победы. И, убегая, других не одержит.
Кругом веселилась и тратила денежки долгогорская молодежь. Алис же занималась работой. Порой она забывалась, чему эта работа была посвящена, будто бы, раскапывая обстоятельства смерти Дарро, она отстранялась от самой этой смерти. А порой ее занятие лишь сыпало соль на рану.
– Слыхали про затонувшую баржу с сахаром? – спросил собутыльников Коррим Стара.
– Я – нет, – ответил другой мужчина. – Отчего она утонула?
– Какой-то мудак в Речном Порту нажрался и въехал в баржу на плоскодонке. И все прохлопали ушами, что она дала течь. Здоровенная хреновина целиком ухнула на дно, вот что я слышал.
– Да уж, целое состояние коту под хвост, – философски заметил корчмарь. – Жалко.
Закавыка при поисках Оррела заключалась в том, что ему, очевидно, совсем не хотелось быть найденным. Расспрашивать о нем – все равно что трогать рожки улитки – улитка их только втянет. Лучше осторожный подход – бывать в тех местах, где часто бывал и он, присматриваться и прислушиваться. Посещать пятачки на углах и заведения, где Алис не раз проводила время и раньше, куда любили ходить ее дружки и соперники. Она окунулась в свою прошлую жизнь, жизнь до гибели Дарро, точно прикинулась той, прежней девушкой.
Народу в «Яме» было вполовину меньше обычного, неудивительно для страдной поры. Получив выбор: попрошайничать в богатых кварталах, выцарапывать работу по крохам, воровать или же отправиться в поля на жатву –
