— Нет там клада уже, — негромко произнёс бульдозерист. — Немец его нашёл. Мне дед рассказывал.
— Ага, никто о том не знает, а твой дед знает, — поморщился курильщик, которому очень не хотелось расставаться с заветной мечтой однажды выкопать из глины невероятное богатство и куда-нибудь уехать. В Египет, например, где можно целыми днями жить в отеле, а все вокруг тебя кормят, потому что «оллинклюзив».
И в этом он не был одинок, поскольку каждый озёрец искренне считал, что рано или поздно разбогатеет — нужно только счастливый билет вытянуть.
Из глины.
— Дед у меня партизанил тут, — упрямо продолжил бульдозерист. — Он говорил, что точно видел: немец клад нашёл и в грузовик погрузил.
— Никто этого не видел, кроме твоего деда.
— А я тебе говорю…
Бульдозерист начал заводиться, но выбравшийся из провала прораб махнул ему рукой:
— Свекаев! Свёкла!! Давай свой аппарат сюда живо! Грунт проседает, и экскаватор скоро рухнет!
— Бегу!
Свекаев рванул к бульдозеру, курильщик, матернувшись, двинул к кренящейся технике, а Газон заложил руки в карманы и качнул головой:
— Клад, значит… Богатый… А ты, сука, молдаванин, кинуть меня хотел…
И перед его внутренним взором появилась чудесная картинка: он мчится на верном мотоцикле по гладкой асфальтовой дороге, за спиной, прижавшись к нему, хохочет пышногрудая деваха, а следом зелёным шарфом развеваются длинные, как волосы Рапунцель, рубли…
* * *
— Скажу честно, Валерия Викторовна, я не особенно верила в то, что вы у нас приживётесь, — с чувством произнесла Татьяна Панкратовна, завуч и преподаватель математики, воспользовавшись тем, что в учительской никого, кроме неё и молоденькой рисовальщицы Кудрявцевой, не было. — Вы, надеюсь, уже узнали, что я человек честный, не люблю экивоков и всегда говорю как есть.
— Да…
Однако ответа от Леры никто не ждал.
— И вот я говорю прямо: сомневалась в вас, Валерия Викторовна. Ваша манера ездить на этой… — слово «скутер» Татьяне Панкратовне категорически не нравилось, а слово «мопед» она, видимо, позабыла, — этой… машине. Ваше музицирование в ночном заведении…
— В нашей группе только совершеннолетние… — пролепетала девушка, но была остановлена:
— Не важно, Валерия Викторовна. — Завуч выдержала многозначительную паузу. — Важно то, что теперь вы с нами. И я этому рада.
— Спасибо…
— Вы — хороший учитель, а можете вырасти в замечательного.
— Я постараюсь…
— Хотя я по-прежнему считаю, что вам следует вести себя немного иначе, — с нажимом закончила Татьяна Панкратовна. — Чуть строже.
— Я буду стараться, — пообещала Лера.
И добавила про себя: «С возрастом».
Завуч кивнула, подтверждая, что услышала то, что хотела, и другим, привычным своим сухим и деловым, тоном поинтересовалась:
— Вы составили список того, что вам требуется для дополнительных занятий?
— Да.
— Очень хорошо. — Татьяна Панкратовна взяла листок и пробежалась по нему невнимательным взглядом. — Вы всё получите, но это, так сказать, хорошие новости…
— А есть плохие? — удивилась девушка.
Вроде ничего предосудительного она за последнее время не сделала.
— Плохие новости всегда есть, к сожалению, — вздохнула завуч. — От них не скрыться.
— Жизнь — это зебра, — с едва заметной улыбкой произнесла Лера.
— Потому что лягается? — осведомилась Татьяна Панкратовна.
— Нет, потому что чёрно-белая.
— А-а… — Судя по всему, завуч относилась к тем людям, которые никогда не слышали этой шутки. — Валерия Викторовна, вам уже рассказали, что по выходным и праздничным дням учителя принимают участие в вечерних дежурствах на улице?
— Слышала.
Коллеги называли сие действо «прогулочным дозором» и отзывались о нём крайне нелестно. Но поделать ничего не могли, поскольку считалось, что «мероприятие приносит результаты».
— В зимний период мы не выходим, а вот сезон не пропускаем. — Завуч строго посмотрела на девушку. — За детьми сейчас нужен глаз да глаз, но не все родители это понимают.
— Я понимаю.
— Вы ещё не родитель.
— Извините, — смутилась Лера.
— До сих пор вы были избавлены от дежурства, поскольку вам, как новому человеку, требовалось войти в курс дела, обжиться и влиться в коллектив.
— Очень благородно с вашей стороны…
— Однако с этих выходных вы заступаете на дежурство. Поздравляю.
— Спасибо.
— Не за что. — Татьяна Панкратовна улыбнулась так, как во всём Озёрске умела лишь она. — Я вас больше не задерживаю…
— Здравствуйте, Валерия Викторовна!
— А мы вас ждали.
— Добрый день!
— Здравствуйте!
Старшеклассники плотно обступили молодую учительницу, едва она появилась в коридоре. Пять девочек, несколько парней, причём двое явно пришли «за компанию», и совершенно неожиданный Цыпа. Он держался в стороне, однако к разговору прислушивался внимательно.
— Правда, что вы будете кружок в школе вести?
— Рисования?
— Правда, — улыбнулась Лера.
— И всем записываться можно?
— А то нам Лилия Васильевна сказала, что вы только пятиклашек берёте.
— Возьмите нас тоже.
— Нам ведь не поздно.
Лера совсем не ожидала, что её идея вызовет среди детей такой фурор, слегка смутилась, но через несколько мгновений опомнилась и громко произнесла:
— Никому не поздно! В кружок будут записаны все желающие.
— А если желающих будет много?
— Тогда мы сделаем несколько групп…
— Ура!
— Мы только рисовать будем?
— Красками?
— Мне больше графика нравится…
— Иди ты со своими комиксами!
— Сам иди!
— Так, спокойно. — Лера подняла руку. — Не торопитесь. Во-первых, никому не поздно, можете хоть родителей привести. Во-вторых, будем не только рисовать, но и попробуем лепить. В-третьих…
— Вы позировать будете? Голая? — Вопрос прозвучал нарочито громко и очень удачно, когда все умолкли, слушая ответы учительницы. И стало понятно, зачем Цыпа явился на встречу. — Я бы посмотрел.
— А что тебе ещё остаётся? — прохладно парировала Лера. — Только надеяться на подобное.
Ребята прыснули. Однако на этот раз Борис оказался более подготовлен к разговору. Он не стушевался, лишь порозовел слегка и нахально продолжил:
— Так и думал, что вы натурщица со стажем. А может, и ещё кое с чем…
«И как тут отвечать? Что говорить наглецу?» Лера задохнулась, не от гнева — от бессилия, почувствовала нарастающее внутри бешенство, испугалась его и… и вдруг услышала расслабленный голос.
— Фигню ты всякую воображаешь, Боря, — произнёс светловолосый мужчина, неслышно подошедший из-за спины девушки.
— Ой!
— Здравствуйте, Анисим Андреевич.
— Добрый день.
Ребята расступились, кто-то поздоровался, кто-то промолчал, но все, абсолютно все уставились на Чикильдеева. А тот не отрываясь смотрел на нахохлившегося Цыпу.
— Из тебя, Боря, человека пытаются сделать, а ты лицо воротишь, как сытый кот от тарелки сметаны. Чем недоволен?
— Всем доволен.
— Правда?
— Да.
Нахальство, наглость, чувство безнаказанности — что есть, то есть, однако дураком Боря не был и чётко знал — папаша просветил, — с кем задираться не следует. Людей таких в городе было немного, но представители семейства Чикильдеевых занимали все верхние строчки куцего списка.
— Ты ведь футболист вроде? — «припомнил» Анисим. — Так?
— Ну, так, — признал подросток.
— Так чего художников задираешь? Они другого поля ягоды… Особенно… — Чикильдеев прищурился. — Особенно молодые учительницы.
Намёк оказался понят, и Цыпа повернулся к Лере:
— Извините, Валерия Викторовна, моя шутка оказалась неуместной.
— Ничего, Боря, всё в порядке.
— Расходимся, ребята, расходимся! — хлопнул в ладоши заулыбавшийся Анисим. — Валерия Викторовна устала, а завтра она с удовольствием запишет всех вас в кружок… А может, и в квадратик…
Некоторые девочки прыснули.
— До свидания!
— До свидания!
Старшеклассники ушли, живо обсуждая, с чего бы это Анисим, подругой которого была «шикарная столичная штучка», заступился за новенькую, а взрослые остались одни.
— Вы говорили непозволительно грубо, — резко заметила Лера.
Она думала, что сын главного местного богатея её одёрнет, но тот даже ухом не повёл.
— Так я и не педагог, — вальяжно улыбнулся Анисим. — Я тут случайно.
— А раз случайно, то не надо было влезать в разговор, сама бы справилась.
— Хорошо, больше не буду, — пообещал мужчина.
— Что?
— А что вы хотели услышать?
Несколько секунд опешившая девушка смотрела в голубые глаза Чикильдеева, после чего нехотя протянула:
