— Ага, устроился. Я теперя на курорте новом, что вместо графьёв строят, охраной вштыриваю.
Несколько секунд Николай Матвеевич переводил услышанное, после чего уточнил:
— Сторожем на стройке Чикильдеевых?
— Ага.
— Поздравляю.
— Выпьем!
— Ну, раз повод есть…
— Поводов столько, что скоро поводок треснет… — Газон помнил, что в плане выпить его человский приятель выносливостью не отличался, и после второго глотка поспешил перейти к делу.
— Мне тама, у графьёв этих, все уши прожужжали насчёт сокровищ древних… — произнёс он, аппетитно уплетая ветчину. — Которые царский ещё режим от народа поныкал…
— Клада графини Юлии?
— Ага.
— Есть такое дело, — согласился слесарь, надкусывая сыр.
— Народ тама аж слюнями исходит весь. Как будто клад этот прям под ногами валяется, — вальяжно продолжил Газон, внимательно следя за выражением лица собутыльника. — Типа нужно только взять его.
— Сто лет уже берут, — хмыкнул слесарь. — Да всё никак не доберут.
— Так он есть? — взвился Шапка.
— Говорят.
— И не видел никто?
— Увидели бы — так нашли.
— Мля… верно. — Газон сложил два и два и восхитился умом слесаря. — Как если найти, так сразу украли бы — народ у нас тот ещё… в этом плане совсем ненадёжный.
— Тут ещё вот какое дело… — Столяров закончил с сыром и принялся задумчиво жевать кусочек ветчины. — Графиня Юлия с дочерью долго после революции в усадьбе жила, и никто их не трогал, не нужны были… А потом неожиданно — ночной налёт, бой, пулемёт на крыше, семь убитых чоновцев, пятеро раненых, графиня мёртвая, дочь её пропала, и всем объявили, что в усадьбе Озёрских грелась контрреволюция.
— Раз пулемёт был, значит, всё правильно, — со знанием дела произнёс Шапка. — Какая же контр-революция без пулемёта? У нас, к примеру, пулемёт — первый признак мятежа, и за него Копыто повесить может.
— Извините? — опешил Николай Матвеевич.
— Не бери в голову, — опомнился дикарь. — Пьяный я, пьяный. Так что там насчёт пулемёта?
— В те времена у многих на чердаках пулемёты лежали.
— Времена всегда одни, — махнул рукой Газон, припомнив арсенал Южного Форта.
— И больше никто в ту ночь не погиб, только чоновцы и женщины… — Столяров помолчал. — А в действительности они напали на усадьбу, чтобы сокровища взять…
— Откуда знаешь?! — выдохнул Шапка.
— Отец рассказывал, а ему — дед мой, — ответил Столяров, не обратив внимания на неожиданную горячность собеседника. — Дед слышал, как после налёта председатель ЧК тогдашний со своим подчинённым ругался крепко. Мол, наводка оказалась неверной. А подчинённый отвечал, что сокровища глазами своими видел, но графиня успела их перепрятать.
— А дед твой откуда знал?
— Дед с тем чекистом, Петром Бруджей, в соседних комнатах жил.
— Интересно… — Газон снял бандану и почесал лысую голову — прямой массаж черепа иногда помогал ему думать. Не так эффективно, как виски, но достаточно хорошо. — Значит, сокровища есть…
— Были, — поправил его собутыльник.
— Но где они, никто не знает…
— Не знает.
— А чекисты те? — опомнился дикарь. — О которых ты рассказывал. Они небось ближе всех подобрались тогда, а? Может, они и взяли наше золото?
— Наше? — удивился ещё не до конца пьяный слесарь.
— Я шутейно.
— А-а… — Столяров явно начал сдавать, и Шапка понял, что доливать челу не следует. — Товарищ Бруджа уехал, перевели его в Петроград. А товарищ Лациньш вскоре смерть принял страшную: нашли его на улице обескровленным. — Слесарь вздохнул. — Десятерых заложников тогда чекисты расстреляли, но так и не выяснили, кто товарища Лациньша убил и почему именно так.
«Надеюсь, тот, кто убил, сюда не вернётся», — едва не ляпнул Газон, которому очень не хотелось связываться с вампирами.
Поведанная Столяровым история окончательно убедила дикаря в том, что сокровища существуют и до сих пор не найдены, прояснить оставалось всего один момент.
— Слышь, брателло, а папа тебе не рассказывал через деда про ещё одного перца тутошнего, по фамилии Кумарский? Или Кумаревич? Или Кумар?
— Я такого сам помню, — рассмеялся слесарь. — На моей памяти то было, годах в восьмидесятых. Был у нас тут ответственный за снабжение лесхоза товарищ Кумаридзе Раджит Исекбеглеевич. Проворовался знатно, за ним сам КГБ гонялся…
«Вот тебе и строительство, — мысленно прорычал Газон. — Вот всё и определилось с тобой, молдаванин, специально, гнида, на архитектора выучился, чтобы до сокровищ моих добраться…»
* * *
В мерцании стробоскопов скрежетали и выли гитары, надрывались клавишные, а барабаны ухали столь могуче, что позавидовал бы и проснувшийся вулкан. Внизу, у сцены, корявились в расцвеченной прожекторами жёлто-красно-синей полутьме фигуры зрителей. Экзальтически закатывая глаза, все эти парни и девушки то ли танцевали, то ли просто шатались из стороны в сторону, впрочем, кое-кто и прыгал, как сбесившийся горный козлик, и, опустив одурманенную коктейлями — а может, и ещё чем — башку, пытался протаранить соседей.
Дюжие охранники вывели на крылечко — трезветь — совсем юного, лет восемнадцати, буяна, которому, похоже, уже было всё равно, где он и что с ним. В зале — так в зале, на крыльце — так на крыльце. Здесь, на улице, пожалуй, ещё и лучше — и музыка не так долбит по ушам, и даже слова при желании разобрать можно, и свежо.
— Классно запилили, — заплетаясь, сообщил паренёк оставшемуся покурить охраннику. — Наша группа, а ведь не скажешь — звук с ног рубит.
Ответом стала ухмылка.
Команду «Озёрский Омут», сокращённо — О2, Валерия нашла случайно и едва ли не в первый свой день в Озёрске. Заехала узнать насчёт квартиры и столкнулась во властных коридорах с двумя лохматыми парнями в драных джинсах, драных майках и со свободным поведением в придачу. Разговорились от нечего делать, и выяснилось, что ребята горят желанием прославить родной город на рок-сцене, но на их пути есть всего две проблемы: отсутствие репетиционной базы, собственно, по этому вопросу они и прибыли на приём в «культурный» отдел местной власти, и отсутствие барабанщика.
«Серьёзно?!» — не поверила Лера.
«Абсолютно серьёзно», — подтвердил Кузьма.
И уже через секунду радостно запрыгал, узнав, что стоящая перед ним красавица — ударник профессионального уровня.
«И если тут есть установка…»
«Установка у нас есть! В ДК выпросили!»
Так группа и состоялась. Точнее, так она появилась, а состояться должна была сейчас, через полтора месяца упорных репетиций, на сцене «Стёкол»…
…Местный диджей — Феликс, — худенький паренёк в чёрной бандане и чёрной же майке, не подвёл, выделил, подчеркнул гитарное соло, как художник выделяет какой-то именно ему нужный цвет, слегка «придавив» пультом бас и ударные, а потом, когда соло закончилось, снова прибавил громкости — теперь уже на ударные, ибо настал звёздный час Валерии.
Умерли, затихли гитары… Задрожали приглушённым звоном тарелочки — дзинь-дзинь-дзинь, — ухнула — пока ещё как бы на пробу — «бочка» — бухх!!! Бу-бухх!!! — автоматной очередью, — тах-тах-тах — выстрелили альты, и тут же снова — «бочка» — бух! бух! бух! — и — разом — уже тяжёлые пулемёты — тр-р-р-р-р-р-бумм!!!
Быстро!
Очень быстро!
Ещё быстрее, на грани всех мыслимых сил!
Народ взвился в экстазе и довольно засвистел. А Лера пижонским — подсмотренным у старых «динозавровых» групп — жестом выбросила в толпу палочки, тут же схватила другие, забарабанила с новой силой, сама от себя шалея — откуда только они, силы-то, брались?
Бух! Бух! Бух! Бам-бам-бам!!!! Ц-ц-ц-ц-ц… Бам-бам-бам! Бух!!!
— Ху-у-у-у!!!
Снова рванулись в бой гитары. Кузьма подскочил к микрофону, заорал. Народ ответил яростно и шумно, Сёма — басист — выдал мощный финал, гитара и ударные поддержали, поставив эффектную точку, и заведённый Феликс объявил окончание.
Выдохнув, девушка поднялась, стащила через голову маечку, оставшись в чёрном, с блёстками, бюстгальтере, и бросила её в толпу. У сцены радостно завыли.
Концерт удался!
— Ещё! — заорали снизу.
— Рубите до утра!
— «Омут»! «Омут»!!
Но Феликс уже завёл «танцевалку», дюжие охранники отодвинули наиболее рьяных гостей, музыканты скрылись за кулисами, отдышались, попили воды, поздравили друг друга с удачей, переоделись…
Лера успела первой, вышла на заднее крыльцо, поёжилась — к ночи заметно похолодало — и вздохнула, бездумно глядя в непроглядно чёрное небо и наслаждаясь лёгкой грустью. Концерт окончен, эмоции схлынули, пора домой…
— Отдыхаете?
Валерия повернула голову, несколько секунд молча смотрела на улыбающегося Чикильдеева и негромко заметила:
— Мне говорили, что сюда пускают только персонал.
