class="p1">
[1] гречишники — блины из гречневой муки
Глава 12. ♜ Есть один путь наверх
Хорошо лежится, тепло да мягко, будто на облаке каком. И голос ласковый зовёт по имени:
— Велеславушка...
Открыл он глаз, сперва один, следом второй: матушка сидит, сонная, простоволосая. И по головушке гладит, как никогда в жизни не гладила.
— Сыночек мой. Проснулся.
Даже совестно слегка сделалось: она из-за него ночь не спала, у постели дежурила, в балаган учинённый поверив, всё ж таки какой-никакой, а сын, своя кровиночка.
«Знаю я, как правильно порезать — кровищи как после побоища будет, — обещал Хан. — Да вреда не причинит никакого».
Дотронулся Велеслав до повязки на шее, подсохло, не болело. Жить будет, вестимо.
— Сколько я проспал, матушка?
— Сутки, почитай, — ответила Ждана. Укорила по-матерински строго: — ты меня боле так не пугай. А ежели бы Дуняша с подружками за ягодой в лес не пошла, тебя не приметила?
— Девки каждый день туда бегают, ничего не боятся, — Велеслав отмахнулся, руку вяло над постелью поднял, — никуда бы я не делся.
— Всегда вот ты так говоришь...
Только сказать успела, в дверь избы заколотили, да так и открыли, не дождавшись. Сотник ввалился, а с ним двое стражников — для безопасности.
— Ну, Велеслав, сказывай! — велел сотник, руки на груди скрестив.
— Чего это деется?! — Ждана с лавки вскочила, орлицей на него накинулась, — Очнулся только человек, а он уже с расспросами пристаёт-донимает! А ещё сотник!
— Так дело больно важное, — невозмутимо отвечал сотник. — Полтора десятка уважаемых людей полегло! А у Велеслава на Некраса зуб давно. Может, он их и порешил?
— Ещё скажи, что горло сам себе перерезал! — продолжала бушевать Ждана. — Как таких разумников вообще в стражу берут, не то что в начальники!
— Ты, женщина, не голоси, — сотник строго поднял руку. — Коли не виноват он, пусть скажет, да и уйду я с миром.
Велеслав скорбно сложил ладони на груди да проговорил голосом сдавленным:
— Окстись, неужто я бы мог один да на десяток выйти? Хоть Некрас и скотиной был порядочной, а всё ж таки правда есть правда. Когда степняки напали, не жалея жизни я его защищал, пока не пал от ран. Что дальше было, не ведаю.
Задумался сотник, подбородок почесал, что-то прикидывая. Видать, поверил, молвил одобрительно:
— Молодец, Велеслав, понимать начинаешь. Ладно, неколи мне. Бывай, как оправишься — жду на службе.
Ушёл сотник, а вскоре и матушка засобиралась, дела-то в избе тоже не переделаны. Остался Велеслав в одиночестве. Полежал-полежал, случившееся обдумывая, и что-то так тошно сделалось. Вроде и комната большая отдельная, что раньше с братьями делил, а будто воздуха не хватает. Выбрался он из постели, штаны и рубаху походя накинул да со двора в загон для скотины вышел. Присел на копну соломы, голову руками подперев, вздохнул тяжко.
Поросёнок любопытный подбежал, пятак свой на колени положил, хрюкнул легонечко. Велеслав его за ушами почесал рассеяно:
— Вот что мне дальше делать, а? Что Некрас помер, это, конечно, хорошо, ещё долго дорога через лес спокойна будет. Да только нет в этом для меня пользы никакой, как сотник в грош не ставил, так и не будет...
— Балда ты, Велеслав, — вот вроде пусто только что было, а сидит на бочке Хан, улыбается насмешливо, — коли от любого дела результата немедленного ждёшь. Видать потому и не добился ничего до сих пор. Ну ничего, вместе-то уж мы точно справимся.
Велеслав аж подпрыгнул, поросёнка напугал, тот с визгом по загону заметался.
— Ты... что здесь делаешь?!
— В палаты княжеские путь тебе торю, — хохотнул степняк. — Али запамятовал ты, зачем стараешься?
— А если тебя увидит кто? На меня-то нет-нет, а косо посматривают, а тут настоящий ордынец посреди города!
Подбоченился Хан самодовольно:
— Я шаман, что повелевает ветрами, забыл? Захочу — сам ветром обернусь, только меня и видели. Ты не обо мне пекись, а о себе беспокойся. Слушай внимательно, да в уме потом держи: безобразий от Некраса много было, да подтвердить никто не мог, всё хитрый сотник наизнанку выворачивал. А прекратится разбой с его смертию, задумаются в палатах княжеских, мол как же так? Невиновный человек сгинул, а проблемы — вместе с ним. Почуют, что здесь нечисто, пришлют доверенного, чтобы разобраться. Ты этого доверенного дождись и помоги ему. Сделаешь всё правильно — сам сотником станешь, а то и лучше.
— Складно ты говоришь, да только сказать-то легче, чем сделать, — засомневался Велеслав в словах степняка, не спешил на веру принимать, — и как же мне вовремя с этим дознавателем оказаться, если он, наверняка, около сотника крутиться будет, а я — всё по дозорам да вызовам бегать?
— Молодец, соображаешь, если ум твой в правильное русло подтолкнуть, — кивнул Хан с одобрением. — Так вот, с завтрашнего дня завязывай с подвигами, около начальства почаще обретайся. Печать потерянную протяни, кваску поднеси, а лучше вовсе с ним выпей...
— Ты что ж меня мальчиком на побегушках сделать хочешь?!
— Гордынюшку свою пока прибереги. Не мальчиком на побегушках, а соглядатаем. Смотри, куда сотник ходит, с кем говорит, где добро своё прячет. Побольше о нём узнаешь — сможешь на чистую воду вывести. А коли достоинство попранное жмёт, то сиди ты и дальше младшим стражником, об ином и не помышляя.
Пригорюнился Велеслав, правоту его признавая. Ежели одно и то же делать, разве что-то другое получится? Хотя бы попробовать надо Ханов план, авось и выгорит чего...
Первый раз мерзко было, конечно. Собрался Велеслав с духом, у служки блюдо с квасом да хлебом отобрал да сам сотнику понёс. Тот удивился без меры:
— Ты чего это?
Сжал Велеслав зубы, дабы не ляпнуть чего лишнего, переборол себя, ответил вежливо:
— Вот, перекус перед обедом тебе принёс, силы подкрепить.
— Тебе ж вроде шею порезали, а не по башке приложили, — хохотнул сотник. — Не так давно упрямым бараном на меня кидался, а теперь вот услужничаешь.
— Куда б ни приложили, — видали бы сейчас его бродячие скоморохи — слёзно бы умоляли вместе выступить, так хорошо и проникновенно получилось, — а только успел
