Но Эдди не приехал бы из-за пустяка. Если речь идет о спасении чьей-то жизни, он не станет меня жалеть.
Эдди был белый как мел.
– Нет, это очень важно, ты должна это знать.
Я кивнула.
– Подожди, я возьму меч.
– Раньше ты без него к двери не подходила.
«Раньше я не подпустила бы к своему дому даже тебя или Гейб, дорогой мой Эдди. А теперь я уже взрослая».
– Кто сюда полезет? А если такой придурок и найдется, то очень об этом пожалеет. Если, конечно, сможет взломать мою защиту.
Эдди удивленно поднял светлые брови.
– У тебя новый меч?
Тактичный мужчина, нечего сказать. Хоть бы Гейб научила его хорошим манерам, что ли.
– Просто я пришла к выводу, что жить без меча хреново.
– Аминь, – фыркнул Эдди.
Милый Эдди, всегда со всеми соглашается. Я друг Гейб и, стало быть, его друг. В этом весь Эдди Торнтон: если тебя признает Гейб, значит, он пойдет за тобой в огонь и в воду. Эдди никогда не притворялся, никогда не хитрил. Одно из двух: или он отдаст за тебя жизнь, или разорвет на куски. Третьего не дано.
О боги, как он мне нравился!
Я сняла Фудосин с крючка, на котором когда-то висел мой старый меч. Забросив на плечо ремень сумки, на ходу сдернула с вешалки пальто.
– Мой слик во дворе. Пошли.
Мы направились в наш любимый ресторанчик на Поул-стрит. Даже странно, до чего он был славным. Этот ресторанчик никогда не менялся – все те же красные велюровые драпировки на стенах, все тот же старик-азиат за столиком в дальнем углу, который все так же прихлебывает чай, бросая на всех подозрительные взгляды, а возле него в пепельнице догорает сигарета, от которой к потолку поднимается струйка дыма. После двух мисок говяжьего супа с лапшой я начала понемногу приходить в себя.
– О'кей, – сказала я, подцепляя пластиковыми палочками рисовую лапшу.
Эдди оторвался от стакана с пивом и взглянул на меня.
В аквариуме с рыбками тихо журчала вода.
Набив полный рот лапши, я жевала ее, запивая мясным бульоном, и едва не причмокивала от удовольствия – еда стала для меня единственным источником наслаждения. Слава богам за мой быстрый метаболизм, иначе я давно заплыла бы жиром, как шлюха из Нью-Бьеткай.
Впрочем, удовольствие я получала и от беготни за преступниками, когда каждое задание становилось очередным кирпичиком в стене, которую я возводила между собой и тяжелыми мыслями, мучившими меня в часы вынужденного простоя.
Зато еда – совсем другое дело. Тут можно не думать.
– Лопаешь как поросенок, – поморщился Эдди.
– Кто это говорит? Человек, который вообще ест руками! – вспылила я. – Ладно, Эдди, выкладывай. Хочу знать, ради чего я бросила теплую постель.
– Теплую, говоришь? – ухмыльнулся он. – Что, Джейс наконец-то тебя уломал? Надеюсь, ему не пришлось напяливать на себя маску с рогами и прицеплять хвост?
Я положила палочки на стол. Целый год я училась пользоваться столовыми приборами, держа их в левой руке. Правая могла только одно – сжимать рукоять меча.
– Слушай, Эдди, – сказала я, и от моего голоса звякнула стоявшая на столе чайная чашка. – Немедленно прекрати, чертов придурок, или я за себя не ручаюсь. Говори, зачем звал?
– Затем. Мне кое-что известно.
Он побледнел. Опустив глаза, он залпом допил пиво. Внезапно мне до чертиков захотелось забыться. Проще всего было бы принять что-нибудь химическое.
Я молча взяла в руки тяжелую чашку из белого фарфора.
Эдди прищурился. Дрожащей рукой поставил на стол стакан с пивом.
– Я учился там, – буркнул он. – В «Риггер-холле».
Разумеется, я это знала. Он был немного старше меня. Как и Кристабель.
На лбу Эдди выступили крупные капли пота.
– Там была… одна тайна. – Его адамово яблоко дернулось вверх-вниз. – Я мало что знаю, но все же…
«В «Риггер-холле» было полно тайн, Эдди».
Я вновь ощутила прикосновение металла, услышала сухой шепот Мировича. Кашлянув, я опустила чашку на стол.
– Эдди, – прохрипела я.
Стакан звякнул. «Нужно взять себя в руки». Левое плечо заныло, словно соглашаясь.
– Anubis et'her ka, что ты с собой делаешь?
– Я сам знаю, что мне с собой делать! – сверкнув глазами, рявкнул он и откинулся на стуле. – Я не могу сидеть дома, и спать я тоже не могу, черт тебя подери, ведь люди умирают! Я должен что-то сделать.
Я пожала плечами. Сердце стучало – и от нетерпения, и от адреналина. Я вновь взяла чашку.
Эдди отхлебнул пива.
– Странно, почему все это всплыло только сейчас. Я ведь там ни разу не был, в Черной комнате…
Я содрогнулась. Глаза Эдди были широко раскрыты, даже выпучены.
– Нет, я не о той Черной комнате, – торопливо поправился он. – Нет, так называлась тайна. Потому что они встречались в старом сарае у озера. Помнишь?
Я кивнула. В голове вновь раздались дикие вопли призрака Кристабель, но я прогнала их прочь.
– Помню.
По телу побежали мурашки. «Черная комната», вспомни «Риггер-холл»!» – вот о чем хотела сказать Кристабель.
Эдди смотрел на меня глазами ребенка, которому приснился страшный сон.
– Тебя сажали в клетку?
Он имел в виду «клетку Фарадея» – устройство, находившееся в одном из подземелий школы. Это подземелье предназначалось для телепатов, которым нужно было отдохнуть в каком-нибудь абсолютно изолированном от внешнего мира месте. Мирович превратил подземелье в камеру пыток. Псионы – особенно самые чувствительные – крайне болезненно реагируют на пребывание в закрытом пространстве; из-за недостатка внешних раздражителей, а, следовательно, и нервного возбуждения у них ломается психика. И если ты не телепат, то оказаться в запертой клетке – это все равно, что попасть в черную пустоту, где нет ни света, ни звуков, а главное – нет энергии, питающей магические и парапсихологические способности псионов. Это самый верный – как я убедилась – способ свести псиона с ума. Я, например, до сих пор не могу находиться в лифте – когда за мной закрываются двери, меня начинает бить дрожь.
Кабины лифтов напоминают мне клетку в Черной комнате Мировича.
– Четыре раза, – хмуро буркнула я.
– А меня два. Мне хватило.
– А мне бы никогда не хватило, – сквозь крепко стиснутые зубы процедила я.
«Если бы этот разговор происходил до Рио, я бы, наверное, раскрошила и проглотила собственные зубы».
Перед глазами встало мрачное подземелье и клетка, и еще – черная пустота, которая медленно пожирала разум и старалась забраться в него как можно глубже, чтобы не осталось ничего… «Sekhmet sa'es, Эдди». Я судорожно сглотнула. «Нужно собраться. Черт, Дэнни, да возьми ты себя в руки!»
– Та тайна… Кристабель была одной из них. Я не был, но у меня был друг.
Я ждала. Еще немного – и Эдди доберется до сути. Нужно только дать ему немного времени.
– Стив Себастьяно, – сказал он наконец и, кажется, покраснел.
Внезапно все встало на свои места. От удивления я разинула рот.
– Ты водил дружбу с Полиамур?
Полиамур – трансвестит, одна из самых знаменитых секс-ведьм. Говорили, якобы в постели она до того хороша, что ее не гнушались навещать шишки из правительства Гегемонии и даже некоторые паранормалы. Люди платили огромные деньги только за то, чтобы записаться в очередь. О Полиамур, которую в детстве звали Стив Себастьяно, и которая была на несколько лет старше меня, шептались по углам еще в школе. Я слышала, что ее опекала сама Персефона Стрекоза из Норлеана и жили они в Большом Плавучем Доме; потом Полиамур была отправлена в «Парадис», согласно программе по обмену учениками.
Между прочим, одной из жертв маньяка была секс-ведьма. Очередной кусочек мозаики встал на свое место, и я вдруг почувствовала, как внутри у меня шевельнулось что-то похожее на интуицию.
Итак, первое звено найдено. Теперь дело пойдет быстрее.
«Слава богам. Я больше не могу смотреть на мертвецов».
Эдди пожал плечами, глядя в свой стакан.
– А что такого? Мы просто жили в одной комнате. Бастьян был одной из девок Мировича. Он трахал его по первому разряду.
«Секс-ведьма в «Риггер-холле»? «Трахал» – это еще мягко сказано».
– Ну еще бы. А что было потом?
Эдди взглянул на меня. Я увидела глаза насмерть перепуганного, страдающего ребенка, а не взрослого мужчины.
Мне тоже не нужно было смотреться в зеркало, наверняка мой взгляд примерно такой же. Глаза широко открыты, в них застыли ужас и мука.
– Мирович… – хрипло прошептала я. – Кто с ним разделался?
Скинлин пожал плечами.
– Не знаю. Знаю только, в этом были замешаны Бастьян и Кристабель. Это они узнали код.
– Назови его.
– «Тиг ведом деум».
Двумя большими глотками Эдди допил пиво. Он был весь в поту. Я чувствовала острый запах страха и человека. Интересно, ему нравится мой запах – корицы и амберного мускуса?
Левое плечо слабо побаливало.
– Все ясно: отрывок из Девяти Канонов. Песнь вторая, строка четвертая. – Я пошевелилась на стуле и взглянула на вторую миску с супом. Надо же, даже аппетит пропал. Есть над чем задуматься. – Используется как заклинание против духа усопшего, чтобы он не выходил из могилы.
