— Пожалуйста!
— Тебя выведут на задний двор, поставят у выгребной ямы…
— Господин штандартенфюрер!
— Потом раздастся залп…
— Не губите!
— И твоё дохлое тело упадёт в вонючую жижу.
Свёкла не просто боялся — он трясся от ужаса. Хлипкий с виду немец обладал какой-то чудовищной, невозможной, неестественной аурой, нагоняющей сверхъестественный страх, и уклониста буквально зашатало. Перед глазами поплыли красные круги, в голове зашумело, желудок свело, и Никита готов был сделать что угодно, лишь бы страшный разговор немедленно прекратился.
— Мне нужна правда, — словно плетью хлестнул немец.
— Господин…
— Правда!
— Не губите…
— Ты ведь клад ищешь, не так ли? — И вновь — кошмарная усмешка. — Хочешь добраться до камушков старой графини?
— Да. — Свёкла поник. — Да, товарищ Бруджа, хотел.
И вздрогнул.
И Пётр вздрогнул.
И несколько секунд буравил взглядом опустившего голову чела. А тот неумело шептал молитву, ожидая выстрела или обещанную расстрельную команду.
— Как ты меня назвал?
— Я… — Это всё нервы. Страх. Ужас. Ошалевший Свекаев ляпнул и только потом понял, что сказал. — Я…
— Как ты меня назвал? — очень тихо повторил немец.
— Обознался, — всхлипнул Свёкла, складывая руки в умоляющем жесте. — Обознался. Было раньше… Был… Человек один… Раньше…
Из его глаз градом полились слёзы.
— Брат мой двоюродный тут в ЧК служил, — усмехнулся Бруджа. — И ты, я так понял, тоже?
— Нет, — всхлипнул кладоискатель. — Просто видел вас… Запомнил…
Фашист побарабанил пальцами по столу, а затем бросил — не спросил, а утвердил — фразу:
— Был здесь той ночью.
Очереди «Льюиса» с чердака, холод, роющиеся в шкафах и комодах солдаты и умирающая женщина, сумевшая обмануть его, растерянного и жаждущего мести. Потерявшего голову.
— Был, — признался чел.
— Рассказывай. — Вампир отошёл к окну и уставился в непроглядную ночную тьму. — Как на духу рассказывай.
— Это случилось на рассвете. — Свёкла шмыгнул носом. — Я в парке был, смотрю — девка из земли вылазит…
— Прямо из земли?
— Люк там был скрытый, лаз.
— Продолжай.
— Я… я крикнуть не успел, не предупредил, а она к озеру побежала…
— Прямо на Хлюсписа. Он там стоял в оцеплении…
— Может быть… — Пауза. — Солдаты девку заметили, схватили…
Свёкла сбился.
— Я знаю, что они её насиловали, — ровно произнёс Пётр. — Но Хлюспис клялся, что бросил девку на берегу. Живой. И ещё клялся, что сама уйти она не могла. — Пауза. — Но она была жива. Так сказал Арвидась Хлюспис.
Клялся, рассказывал, молил о пощаде, но ярость Бруджи была столь велика, что в озёрском ЧОНе стало одним Хлюсписом меньше.
— Я её унёс, — дрожащим голосом произнёс Свекаев. Ему было страшно, невероятно страшно признаваться, но он понимал, что стоящий к нему спиной штандартенфюрер всё уже понял, и теперь его, свекаевская, жизнь зависит от проявленной искренности. — Она ведь не только была избита, она больная была. Уже когда из земли вылезала — шаталась.
— Зачем ты её унёс? — спросил вампир.
Он действительно не понимал.
— Мать моя Лане нянькой была сызмальства, — ответил Свёкла. — Я Лану знал… Вот и унёс. Пожалел.
— К матери унёс?
— Да. Она рядом жила.
— А потом? — угрюмо осведомился Бруджа.
— Потом всё.
— Врёшь! Я допрашивал всех, кто стоял в оцеплении! — рявкнул вампир. А испуганный Свекаев сделал вид, что не заметил оговорки. — Я тебя не помню!
— Так я и не служил, — растерялся чел. — Я смотреть пришёл. Там ещё с полуночи шум был… Драка какая-то… Я пришёл, и…
— И всё испортил, — рыкнул Пётр.
— Что?
— Ничего! — Вампир взмахнул кулаком, но и только — выместил злость в резком движении. — Куда девка потом делась?
— Мама её к тётке отвезла, под Питер, на какую-то финскую мызу.
— Мама или ты?
— Мама, — вздохнул Свёкла.
— Она ведь у тебя жива, не так ли? — Бруджа глянул челу в глаза. Мягко глянул, не как охотник, однако пища поняла, насколько беспощадное существо стоит перед ней, догадалась, почему Пётр спросил о матери, и кивнула:
— Мама отвезла Лану в старую мызу, что в лесах меж Териоки и Койвисто. Там старуха жила отшельницей, Дементия, тётка графини Юлии.
— Откуда знаешь?
— Слышал, как Лана маме шептала. Утром они и собрались. — Пауза. — Лана кровью харкала.
— Почему мать повезла, а не ты?
— У меня уже повестка лежала. Мобилизовали.
«Ладно, мызу я отыщу. Главное, что есть направление…»
— А ты, значит, знаешь, где подземный ход, — протянул Бруджа.
— Да. — Теперь Свекаев поник окончательно. — Знаю.
— Ну хоть какой-то от тебя прок. — Фразу Бруджа сумел произнести небрежно, будто и сам всё знал, только виду не показывал, однако пальцы у вампира задрожали.
— И ты решил, что тайник где-то в нём?
— А где ещё? — удивился Никита.
— Я нашёл подземный ход, — веско произнёс фашист. — Но в нём ничего не было.
— Маленький? Который за флигель ведёт?
— Да.
— Так в том я ещё ребёнком игрался, — сообщил опешившему вампиру чел. — Я ведь про другой рассказываю, который почти к озеру.
— Вот оно что! — Бруджа задумался.
Долго, почти две минуты, в комнате царила тишина, после чего Свёкла осторожно осведомился:
— Меня расстреляют?
— Надо бы, — поморщился Пётр.
— Но господин штандартенфюрер! — завыл неудавшийся кладоискатель. — Я ведь как на духу!
— Заткнись.
— Как родному.
— Заткнись.
— Верой и правдой…
— Завтра ночью покажешь, где ход, — ровно произнёс вампир, брезгливо разглядывая чела. — Если найдём — я сохраню тебе жизнь. И награжу.
* * *
— Невероятно.
— Бессмысленно.
— Глупо.
— Да что же это делается?
— Да уж, бардак…
— Бардак?! Пихоцкий, ты серьёзно? Ты это называешь бардаком? — Несколько секунд Анисим таращился на секретаря так, словно тот сморозил самую большую глупость, какую младший Чикильдеев слышал в жизни, и с напором спросил: — Как это могло произойти?
Пихоцкий развёл руками, демонстрируя, что они у него чистые, а мыслей нет никаких, и жалобно посмотрел на Кумарского-Небалуева, который с пристальным интересом разглядывал учинённое безобразие.
— Я приказа на эти действия не давал, — снял с себя ответственность архитектор. — Если же вам интересно моё мнение, то я удивлён.
— Чем? — прищурилась Эльвира.
Сулейман Израилович встал в позу, напомнив присутствующим, с кем они имеют дело, и поведал:
— В моей богатой практике были случаи вопиющих примеров бесчестной конкурентной борьбы. Я видел рушащиеся стены и толпы юристов, алчными воронами набрасывающихся на недвижимость. Я помню крыжопольский торговый центр «Карфаген» — три этажа бутиков и олимпийский бассейн в подвале, фитнес класса «А» и звёзды эстрады каждую субботу… Но ничего не помогло: «Карфаген» пал под натиском конкурентов из торгового центра «Империя Рим». Я…
— Сулейман Израилович, вас не затруднит вернуться к теме разговора? — не выдержал Чикильдеев.
— Я в теме, — гордо ответствовал архитектор.
— Не наблюдаю.
— Сейчас поймёте. — Кумарский-Небалуев выдержал паузу, показывая, как трудно ему, модному и знаменитому, в подобном окружении, и продолжил: — Услышав сообщение, я сразу подумал о конкурентах…
— У нас их нет.
— …завистниках…
— Эти не рискнут.
— …и прочих диверсантах, которые опоили охрану и подвергли нашу площадку акту варварского разрушения…
Эльвира закатила глаза. Пихоцкий, поразмыслив, последовал её примеру.
— Я готовился лицезреть картину катастрофического разрушения…
— Сулейман Израилович!
— Я переживал.
