Активность, а самое главное, исполнительность и дисциплинированность Глеба были замечены наверху, и он, постепенно карабкаясь по ступеням разваливающейся комсомольской иерархической лестницы, добрался до комитета комсомола университета. Это положение давало массу преимуществ в учебе, но отнимало уйму времени. Глеб тогда твердо знал, что успешная карьера ученого, получение высоких должностей без активной общественной работы невозможны. Поэтому, неуклонно продвигаясь к поставленной цели, он близко сходился только с теми людьми, которые могли быть ему полезны, однако и со всеми другими, в число которых тогда входил и Степан, был исключительно любезен. И не было между ними за все время учебы никаких конфликтов. Хотя один незначительный неприятный эпизод все же имел место.
До окончания университета было еще два долгих года, как и до агонии комсомола. Глеб в составе многочисленной делегации попал на районную комсомольскую конференцию, а затем в числе избранных из ближайшего окружения их комсомольского вожака был приглашен на ее продолжение в небольшом кафе на Бессарабке. Длительное застолье с обильным «чаепитием» под традиционные тосты «Эх, бахнем, бахнем, бахнем! Эх, трахнем, трахнем, трахнем!» подкосило многих молодежных вожаков районного масштаба и приглашенных партийных наставников. Обстановка была весьма непринужденная, и Глеб, обычно немного терявшийся в обществе девушек, завел массу знакомств, а наутро проснулся в общежитии на улице Ломоносова в одной кровати с девушкой-активисткой с истфака. Она ему сообщила, что до него встречалась со Степаном из его группы, но теперь решила с ним порвать, так как Глеб ей больше подходит, поскольку он киевлянин. А через две недели Глеб с ней расстался: тратить на нее много времени в ущерб учебе он не мог себе позволить. Глеб так и не узнал, рассказала та что-нибудь Степану или нет. Потому как его отношения со Степаном оставались ровными, без изменений, а точнее, никакими. После окончания университета их дороги разошлись.
Следующая их встреча произошла три года назад. У Глеба были еще старенькие «Жигули» одиннадцатой модели и невеста Наташа. Собственно, благодаря «Жигулям» они со Степаном и встретились. Глеб тогда стоял на трассе в безнадежном унынии, в одной руке держа конец буксировочного троса, другой конец которого был закреплен под передним бампером его машины. Проклятая развалина ни с того ни с сего вдруг заглохла и не хотела заводиться, несмотря на то что он испробовал все известные ему методы: поменял катушку зажигания, свечи, подергал все провода. Машина презрительно наблюдала ослепшими фарами за его потугами, зная, как он ее ненавидит, и платила ему той же монетой.
Мимо гордо проносились автомобили разных марок, обдавая его мелкими брызгами грязи и пренебрежения, ибо погода была мерзопакостная, под стать настроению и ситуации. Одна шикарная иномарка лихо пронеслась близко к обочине, обрызгав грязью лицо. Чертыхнувшись и показав ей вслед известный жест – средний палец, Глеб стал размазывать грязь по лицу, пытаясь ее стереть. Набедокурившая иномарка вдруг резко остановилась и стала быстро сдавать назад. Глеб приготовился принять извинения или получить по морде за «fuck you» – второе было более вероятно.
Из машины выскочил коротко стриженный верзила в длинном, волочащемся по грязи темно-зеленом пальто и заключил его в объятия, обдав запахом хорошего коньяка. У него было уже начавшее расплываться от обильной пищи красное мясистое лицо с нездоровой угреватой кожей, маленькими глазками, сдвинутыми к переносице, стручкообразным носом и небольшим шрамом на щеке в форме буквы «х».
– Ну ты красаве́ц! – делая ударение на последнем слоге, как Степан, пророкотал верзила. – Молча тонешь в болоте жизни, и не одна б…дь не протянет тебе руку помощи, не подхватит твой конец! На твое счастье есть бывшие однокурсники, которые готовы выручить друга.
Только сейчас Глеб признал в верзиле изрядно располневшего и возмужавшего Степана.
После того как «Жигуленок» был посажен на привязь, Степан сам, игнорируя возражения Глеба, сел за руль – его машину вел водитель. Вскоре они покатили в потоке автомобилей и, несмотря на сцепку, не уступали им в скорости. «Жигуленок» мгновенно оценил ситуацию и показал свой зловредный характер – завелся, но Степан не пошел у него на поводу, выключив двигатель, заявил:
– Побережем твой бензин, а заодно до города поболтаем.
Он рассказал о своих успехах в бизнесе, совершенно не связанном с полученной специальностью, и искренне удивился, узнав, что у Глеба, руководившего небольшой лабораторией при Институте психофизики человека, дела идут тоже неплохо и что он собирается в скором времени поехать в США на стажировку. После этого они стали встречаться, проводили вместе время, регулярно ходили в сауну. Степан помог Глебу найти недорогой бэушный «БМВ» взамен капризного «Жигуленка».
Вскоре в жизни Глеба появилась Ольга, а деликатный Степан так и не спросил о причинах столь резкого поворота в судьбе друга. Само собой разумеется, он был на свадьбе свидетелем со стороны жениха. Так что особых причин мстить или затаить злобу у Степана не было. Глеб считал его чересчур шумным, шебутным, но не подлым. Хотя, с другой стороны, именно загадочное послание Степана вынудило его приехать в село, именно машина друга стояла на кладбище. Глеб чувствовал, что разгадка где-то рядом, но сильная головная боль из-за полученного удара не давала как следует сосредоточиться.
«Как бы не было сотрясения мозга, – подумал он, – но вроде пронесло – в таких случаях обычно тошнит». И тут же почувствовал легкую тошноту. Он стоял на кладбище, перед могилой тещи, и думал о том, что завтра исполняется девять дней со дня ее смерти, а поминок, по всей видимости, не будет: Оля в больнице, а он, возможно, окажется в КПЗ, в лучшем случае – дома, на подписке о невыезде. Впрочем, Оля уже ходит, и она не усидит в больнице, примчится сюда и все устроит. Степан ей поможет. Снова Степан? Что за чушь лезет в голову? Корабль жизни получил опасную пробоину и резко накренился, угрожая перевернуться, а он думает о поминках тещи!
Ему надо думать, как отсюда побыстрее выбраться. Позади него хрустнула ветка. Глеб вздрогнул и медленно, всем туловищем, по-волчьи развернулся. Он готов был увидеть воскресшую Маню, покойную тещу, милицию, Степана, но все оказалось прозаичнее – это была сестра соседа, живущего напротив, Василия.
«Ее зовут… Да какого черта! Неважно, как ее зовут», – подумал Глеб. Девушка стояла в двух шагах от него, в темной кожаной куртке, темно-синих джинсах, мощных «адидасовских» кроссовках и внимательно его рассматривала. Угловатая, в прыщах и с темной растительностью над губой, под утиным носом.
– Здравствуйте! – сказала она.
– И тебе не хворать! – откликнулся он, ощущая раздражение от ее появления.
– У вас сгорела баня, дотла сгорела, – сообщила девушка.
– Это не у меня, а у тещи, покойной тещи… – возразил Глеб. «Как бы от нее отвязаться? Нельзя грубить, настраивать против себя – она для следствия потенциальный свидетель. Встретила меня недалеко от места преступления».
– Вы же наследники, – пожала она плечами.
– Не я, а жена. – Глеб счел необходимым отмежеваться от наследства тещи.
– Да я об этом и говорю. Вот Ольке подфартило! – согласилась она.
«Почему смерть матери – фарт для дочери? – подумал Глеб, глядя на девушку. – Ей лет двадцать, самое большее двадцать один. Ее портят излишняя волосатость и фигура-нескладуха. Словом, у нее пока из достоинств только свежесть молодости, которая в скором времени испарится, и она пополнит ряды одиноких озлобленных женщин».
– А я вашу книгу берегу, никому читать не даю, – серьезно сообщила девушка.
Глеб не сразу сообразил, что речь идет о его монографии, посвященной современным методам психоанализа и роли сновидений в диагностике патологических проявлений человеческой психики. Книга была издана год назад на его собственные средства тысячным тиражом и должна была стать плацдармом для докторской диссертации. Из этого тиража взяли на реализацию по пять экземпляров магазины «Академкнига» и «Наукова думка». Полгода назад он потерял надежду, что и эти десять книжек найдут своего благодарного читателя. Получилось почти как у Кафки. Опубликовав свою первую книгу, через некоторое время он задался вопросом: десять книг купил он сам, а кто же купил одиннадцатую?
За полгода было куплено три книги Глеба и раздарено им более пятидесяти экземпляров. Поняв, что дарить у него получается гораздо лучше, чем продавать, он поставил перед собой задачу раздать как можно больше книг, чтобы освободить забитые ими кладовку и антресоли. Возможно, в один из его прошлых приездов эта девушка попалась у него на пути и он «осчастливил» ее своим творением.
– Ну и как? – без интереса спросил он, с горечью вспоминая о затраченных времени и средствах на подготовку докторской. «Какая там докторская? – подумал он. – Теперь как бы в тюрьму не загреметь!»
