class="p1">— Нет, — и это «нет», как ветер, пробежало по всей комнате.
— И я тебя тоже нет, — ответила девушка, и я не мог точно понять ее интонацию.
— Тогда к чему такой вопрос?
— Просто показалось, что ты любишь меня.
— Нет, не люблю.
— И хорошо, что не любишь. Иначе нам пришлось бы попрощаться. Я не хочу, чтобы меня любили. Я хочу, чтобы у меня был друг, но не любовник.
— С твоей красотой сложно найти друга.
— Но я нашла его…, — прошептала девушка.
— Вайолетт…, — я хотел поднять голову.
— Лувр прекрасный человек. Он всегда поддерживает меня, — я медленно опустил голову. Какая-то тоска одолела меня так внезапно и, на удивление, болезненно. — Как жаль, что я не могу ответить ему той же поддержкой. Но ты можешь. Я вижу, как ты спасаешь его. Спасибо тебе.
— Конечно…
— Только не грусти. Ты все знаешь.
— Знаю… Я не грущу.
— Грустишь. Я вижу. Я слишком молода для тебя. Да и старики мне не нравятся.
— Но ты плачешь о Ньепсе.
— Ты не Ньепс. Не заставляй меня менять мнение о тебе. Не разрушай снова то, что ты построил. Дай своему творению жить, ты слишком быстро его хоронишь.
— Ты для своих годов слишком умна.
— Я такая, какая есть. Не маленькая и не взрослая. Я где-то посередине.
— Переходный возраст?
— Наподобие этого, — она задумалась. — И не только в возрасте я нахожусь на середине…
— Ты снова боишься. Твои руки дрожат.
— Конечно, боюсь. Но от страхов не убежишь… Я понимаю это, успокаиваюсь, но спустя время снова загоняю себя и возвращаюсь к началу.
— Просто остановись.
Вайолетт перестала меня гладить и убрала руку. Холод ударил в голову, мысли взбодрились и стали медленно вставать. Блаженные секунды закончились.
— Ты тоже остановись, — сказала девушка.
Я поднял голову. Мне не было видно ее лица, но я заметил, как она обхватила колени.
— Будем вместе искать тормоза, — мое отчаяние смешило книги.
— Мы всегда были одиноки. В команде нам нет места.
— Даже если это команда одиноких?
— Тем более, — она устремила на меня свой взгляд. — Что с тобой? Ты вдруг стал похож на маленького ребенка. Твои вопросы такие глупые.
— Может, я просто хочу спать. День был тяжелый.
— Иди домой. Ты снова мучаешь себя. Оставь этот день и начни новый.
— Какой ты стала властной, — мне было невероятно досадно. На миг все застыло. Я дрогнул…
— Я тоже боюсь…, — Вайолетт, шурша платьем, встала с подоконника и медленно прошла к двери. — Я тоже боюсь начинать новый день. Вдруг он принесет страдания. Но куда больнее жить в горе, которое наступило.
Она открыла дверь. Я поднялся и подошел к девушке.
— Что ты нашла в моей тетрадке?
— Какой тетрадке? — Вайолетт уставилась на меня.
— С рукописями, у меня дома.
— Тетрадка… У тебя интересный почерк.
— И все?
— Разумеется, нет. Но пока это секрет.
— Ненавижу секреты. Устал от них.
— Прощай.
Вайолетт вытолкнула меня за дверь и закрыла ее. Я спустился по лестнице вниз. Кухня пуста. Лилия пошла спать. Я тихо оделся и вышел на улицу.
Ночной воздух режет куда больнее, чем мороз.
XV
«Сегодня день обещает быть скучным», — с такими мыслями я встретил утро. Понятное дело, что мне нужно время, чтобы переварить все, что прошло, однако так непривычно просыпаться не под нервные стуки в дверь. Я медленно сел на кровать и посмотрел на окно. Наверно, так и проходит жизнь. Пока мы смотрим в окно, пока просыпаемся, одеваемся, думаем, время медленно утекает в никуда. Обыкновенно это происходит уже ближе к старости, когда ты не нужен обществу, твое тело уже не способно на спортивные подвиги повседневности, а мозг постепенно становится дряхлой колымагой. В молодости нас вечно торопят, оттого мы чувствуем время, как что-то долгое, тягучее. А после появляются мысли, вагон опыта и сумка пережитого багажа, которые заставляют секунды падать быстрее и думать дольше. Мы вечно боимся сожалеть о потерянном времени, и все же теряем его. Разве плохо лениться? Все же все приходит со временем, и, если вам дана возможность в будущем сделать что-либо, значит, так тому и быть. И время не зависит ни от чего, это все зависит от времени. Четвертая координата нашего пространства, которую мы не ощущаем, но которая влияет на нас больше всего, как четвертая стена для зрителя позволяет ему наблюдать за представлением. Именно за такие вдумчивые моменты потерянных лет я и люблю выходные дни.
Я медленно встал, подошел к столу, взглянул на лежащую тетрадку, зашел на кухню, поморщился от пустоты, вернулся к столу и сел. Взяв ручку, я уединился в свои мысли, думая о всяком, придумывая новое для себя и отстраняясь от этого чудесного мирного утра…
Прошло немало времени. Оказывается, мне многое есть, что сказать и, тем более, написать. Но рука, долго не писавшая, уже не поднималась. Я открыл дверь и вышел на улицу. Самый ленивый день. Плотные облака, похожие на кудри овец, делали сегодня еще более тягучим и медлительным. Я еще немного постоял и поглядел в разные стороны. Прохожих можно было по пальцам пересчитать. Мимо проезжали машины, которые являлись чудом света в Пивоварне. Думая, что же мне делать тут, я в очередной раз взглянул наверх.
— Сонный день, — рядом со мной стоял Алексей и так же смотрел на небо.
— Облака как всегда красивые.
— Правда, Солнца не видно. Это обидно.
— Иногда ему тоже нужен выходной. Какая же судьба свела нас?
— Давно хотел наведаться к вам. Дело есть. Думаю, вы мне поможете.
— Вы так самоуверенны.
— Моя самоуверенность спасает жизни.
— Тогда вы самый скромный человек на свете.
Молчание…
— Извините. В моем доме довольно пусто и уныло. Куда приятнее будет обсудить все в каком-нибудь заведении или ресторане, а лучше у вас.
— У меня, пожалуй, не стоит. С идеей о ресторане я с вами согласен.
— Заодно и позавтракаем.
— Пообедаем, — поправил меня следователь.
— Уже так поздно?
— Судя вашему удивлению, да, довольно поздно.
— Что ж, тогда и позавтракаем заодно.
— Вы не любите терять время.
— Как раз-таки наоборот. Я его раздариваю всем подряд. Пойдемте?
— Давайте. Куда вам угодно?
— Угодно зайти в первую попавшуюся забегаловку, — я опустил голову и посмотрел на Алексея. Он уже давно разглядывал меня.
— Разумеется, — он повернулся в сторону Площади.
— Постойте. Давайте в другую сторону. Мне уже осточертело ходить этим путем.
— Все, что вам угодно.
— Благодарю.
Мы молча шли по проспекту одни. Это было так странно, что целая улица была свободной, а единственные два человека, что беспечно ходили по холодной плитке, шагали рядом друг
