и всё же почтительно ему кланявшихся, – она знала, и детей, и фламандских вассалов этих детей, конечно тоже. Вот Алехандра де Мендоса в шокирующе короткой юбке – едва на ладонь ниже колена, подумать только! – воспользовавшись невниманием своего отца, сделала быстрый намёк на книксен и подмигнула Исабель, тряхнув отливающими рыжиной локонами. её фламандка, вечно тихая Катлина, еле заметно качнула головой в легком упреке, и Алехандра с покровительственной фамильярностью взяла её под руку; хотя и правда, в этом доме всегда слишком распускали своих вассалов, да и детей, похоже, тоже. Исабель почувствовала, как губы вновь норовят поджаться, и заставила себя вернуться в бесстрастие, надеясь, что получилось.
А ещё все фламандцы украдкой пожирали глазами Ксандера, безмолвно стоявшего у неё за плечом, но с этим ничего нельзя было поделать. Но что действительно раздражало, так это то, что в этом они были не одни. Она улавливала имя своего вассала в легком шепоте вокруг, – на каком бы языке кто ни шептал, искажалось оно не сильно, – и это было бы даже лестно, если бы слишком многие смотрели на него с непонятным ей сочувствием. Знали бы они фламандца лучше, сочувствие адресовалось бы ей, подумала она и даже вздрогнула от неприятной мысли. Нет уж, лучше так. И правильно. Что ещё, кроме жалости и презрения, можно испытывать к одному из вассалов? Разве заслуживают другого те, кто веками терпит рабство и приносит клятву верности давним врагам?
– Здравствуйте, друг мой.
Высокий широкоплечий человек, чья шея была закована в высокий расшитый воротник, а бледное лицо от виска до подбородка рассекал старый шрам, не просто раскланялся с её дедом – они крепко пожали друг другу руки. Исабель опустилась в низком поклоне, узнав его сразу, как и любой в их народе бы узнал.
– Ваша внучка? – водянистые глаза Гийома де Шалэ, первого министра Галлии, прищурились, изучая Исабель, и она снова присела в поклоне. – Вы прелестны, сеньорита, желаю вам удачи. – И уже её деду добавил: – Я с младшим, но мальчики уже куда-то исчезли, должно быть, посвящают Франсуа в неведомые мне тайны.
Дед ответил слабой улыбкой, а его собеседник посмотрел за плечо Исабель – и удивлённо вскинул изломанную шрамом бровь. Впрочем, он не промедлил и мгновения, одаряя её вассала таким же спокойным, вежливым кивком, как и саму Исабель.
– Принц Ксандер.
Тот ответил почтительным молчаливым поклоном, а дон Фернандо лишь чуть скривил уголок рта, но не стал комментировать этот обмен.
– Можно порадоваться тому, сколько сегодня здесь людей, – сказал он так, будто ничего и не произошло. – Молодая кровь не подводит.
– Да уж, – отозвался галльский министр, – некоторых я давно не видел, а иных и не ожидал здесь увидеть.
– Например?
– Например, Нордгау. Я даже не знал, что у него есть дети. Вы когда-нибудь видели его жену? – Когда дон Фернандо чуть качнул головой, де Шалэ хохотнул. – Впрочем, не удивлюсь, если в его роду отпрыски вылупляются из яиц, как полагается змеям. Воля ваша, а я порадовался, что захватил с собой свою фляжку и, поверьте, не выпущу её из рук.
Дон Фернандо усмехнулся.
– Помилуйте, Гийом. Я понимаю, что академия будит во всех воспоминания отрочества, но вам не кажется, что это уже злопамятность? И потом, если я правильно помню, Луису досталось больше, чем вам, а сейчас они прекрасно общаются. В конце концов, герцог Рейнский – умный человек.
Исабель при упоминании старшего из своих дядей, наследника рода, постаралась вся обратиться в слух, тем более что её память не хранила никаких рассказов, которые бы объяснили слова высокопоставленных собеседников. Человека же, о котором так нелестно упоминал министр, она в глаза не видела: где бы дядя Луис с ним ни общался, в родовом гнезде тот не появлялся.
– Все мы тут люди умные, – буркнул де Шалэ, – и поверьте, если бы речь шла только о детских шалостях, я бы не стал остерегаться. Общаться и мы общаемся, раскланиваемся и всё такое, но сегодня нам предстоит сесть за один стол. Вы же будете в Пье-де-Пор?
Дон Фернандо помрачнел.
– Конечно. И до того, если у вас есть время, хотел бы заранее кое-что с вами обсудить.
– Да?
– Я бы хотел узнать ваше мнение… о Праге, – понизив голос, сказал дон Фернандо.
Де Шалэ перевел взгляд на него, явно окончательно забыв и об Исабель, и о Ксандере, и вообще об остальных вокруг.
– Простите, но вы знаете мое мнение. Это зверь, причём сорвавшийся с цепи, и ничего хорошего нам ждать уже не приходится.
Голос он понижать не стал – скорее даже заговорил громче, словно бросая вызов кому-то невидимому, но вездесущему. Дед Исабель не вздрогнул, но чуть побледнел – точнее, посерел лицом – и сдержанно ответил:
– С ним можно договориться.
Де Шалэ дёрнул плечом.
– Я знаю вашу позицию, зная вас – её уважаю, и вы в своих действиях вольны, но и мы тоже, и вашему примеру следовать я не намерен.
– Есть те, кто скажет, что худой мир лучше доброй войны, – заметил дон Фернандо настолько бесстрастно, что даже Исабель, втайне гордившаяся тем, что могла угадать его чувства, не смогла понять, думает ли он так же.
Смысл разговора от неё ускользнул давно, но показывать этого было нельзя. Она постаралась изобразить на лице понимание и даже глянула на Ксандера, как посмотрела бы в зеркало, но тот всем своим видом ничего не выражал – ни одобрения, ни издевательства, ничего. Может быть, он что-то понимал?
– Речь не идёт о мире вообще, мой почтенный друг, – немного резковато отозвался де Шалэ. – Опять же при всём уважении к вам лично я не вижу выгод в вашем положении или, если на то пошло, Восточной марки. Теперь очередь Богемии и Моравии, и я уверен, что они тоже… Впрочем, – он вдруг улыбнулся неожиданно обаятельной, несмотря на изувеченную шрамом губу, улыбкой, – сегодня день совсем иных забот.
– Действительно, – кивнул дед, вновь успокаиваясь, – об остальном поговорим позже.
Вновь рукопожатие, благожелательные кивки, и де Шалэ удалился.
Издалека – слишком далеко, чтобы вдруг пробираться к ним, и слишком близко, чтобы не увидеть и не отметить, – им с безупречным изяществом и некоторой дружеской непринуждённостью поклонился высокий стройный мужчина, черноволосый как южанин, и бледный как истинный сын севера. Стоявшая рядом с незнакомцем худенькая девочка, чья голова чудом не клонилась под тяжёлым венцом светлых кос, присела в отточенном реверансе. Дед ответил на поклон как равному, и милостиво кивнул в ответ на реверанс.
Исабель почти уже решилась спросить, кто этот незнакомец, но
