теперь я представлю нашу команду. Номер один, наш вратарь, который не пропустил ни одного мяча. Александр Нерушимый!
Я вышел вперед, еще раз помахал рукой, и болелы сразу себя обозначили радостными воплями.
— Титан — вперед! Ура!!!
— Номер два, Игорь Думченко. Номер три — Василий Ан. Номер четыре — Андрей Матвеев. Эти талантливые парни — наши защитники.
Димидко осмелел, расправил плечи и представил всех нас, кроме запасных, а потом под аплодисменты и крики «Ура!» мы спустились со сцены.
Жаль, что Лиза этого не видела. Впрочем, Микроб тоже пришел без Леры. Может, она ждет его неподалеку, а может, и нет.
Наконец началось торжественное шествие. Трудовые коллективы покатили движущиеся платформы под стандартные речевки, которые я помнил еще с детства: «Вся власть советам!», «Мир! Труд! Май!», «Слава человеку труда!», «Правда и справедливость — политика коммунистов!», «Наша Родина — СССР», «Заветам Горского верны!»
Надо же, Ленина поменяли на Горского, как все-таки любит его народ. Ну еще бы, Ленин был давно, а Горский — вот он, все понимают, что Союз жив только благодаря этому человеку. Он как лидер неплох, а на контрасте с Горбачевым так вообще истинный вождь.
Мы встали в хвост колонны, прошли по площади, по улицам — всего шествие заняло минут пятнадцать, а потом толпа рассыпалась и заполонила парк, где оборудовали множество мобильных точек, где пекарни, хладокомбинаты, хлебозаводы и мясные цеха предоставили свою продукцию, и можно было перекусить за копейки.
Часть компаний покочевала к реке, где под каждым им кустом будет стол и будет дом. Димидко начал сдавать поближе к переулку, чтобы юркнуть туда и отправиться домой, и я понял: вот он, тот самый момент. Саныч добрый и благостный, дай бог, не откажет. Я пошел за ним, догнал его у перекрестка и окликнул:
— Сан Саныч! — Он обернулся. — У меня к вам огромная просьба. Единственная. Больше таких не будет.
— Выходной нужен? — лукаво прищурился он.
— Все равно сейчас моя роль на поле минимальна. Один день. Завтра или в среду.
Он покачал головой.
— Ох уж мне эти ваши шуры-муры! — Он посмотрел осуждающе. — А на ворота кто вместо тебя пойдет, а? Вот так одного отпусти, потом все клянчить начнут.
— Один день, — проговорил я с нажимом. — Только один. Это важно и связано с… возможно, с моими родственниками. Мне надо выяснить.
Помолчав немного, Димидко махнул рукой.
— Ладно. Послезавтра, то есть в среду. И если начудишь чего — выгоню к чертям, и не посмотрю, что звезда.
— Спасибо, Сан Саныч! — улыбнулся я. — Родина вам этого не забудет!
Если проанализировать мои слова про родственников, получается, это и не ложь вовсе.
Дальше я отбился от стаи, попрощался с парнями, получил парочку похабных советов и направился к месту, где мы с Лизой точно не потеряемся — к фонтану в парк.
Детей под ногами крутилось видимо-невидимо. Им на праздник привезли огромный бесплатный батут, аниматоров и осликов, к которым сразу же выстроилась очередь, а еще приехали три автобуса-кинотеатра.
«Торжественная часть закончилась»,
— Написал я Лизе.
«Жду тебя в парке у фонтана».
Она ответила сразу же:
Я оперся о бортик фонтана, который включили будто бы вместе с весной, сощурился на солнце. По небу носились стрижи, рядом, никого не боясь, плескался голубь. Дети с визгом играли в «деда». Здесь же, у фонтана, один пенсионер играл на баяне, а два раскрасневшихся его приятеля пели «Подмосковные вечера». Хорошо и беззаботно! И все у меня наладилось…
Почти. Одно дело осталось. Я ощутил, как билеты будто бы жгут сквозь одежду.
Долго ждать Лизу не пришлось, она прибежала легкая, воздушная, свежая, обняла меня и воровато огляделась.
— Где твои орлы?
— Орлята учатся летать. — Я взял ее под руку и повел по парку.
Под каждым деревом расположились гуляющие. Кто песни горланил, кто музыку слушал, кто пел, и в голове начинало звенеть от этой какофонии. Ноздри щекотал аромат шашлыков.
— Давай пойдем в кафе, — предложила Лиза, глянула в синее небо с росчерками стрижей. — Жалко, конечно, такая погодка!
— Может, немного погуляем?
Она поморщилась. Больше всего ей хотелось в тишину и туда, где нет никого, кроме нас.
— Да ужас же! Все пьют, орут, музыка грохочет. Терпеть это все не могу. Сплошная фальшь.
Хотелось ей возразить, но я не стал, чтобы не спорить и не портить замечательный день. Раньше я тоже не любил такие мероприятия — ровно до той поры, пока не понял, что все это можно потерять.
И снова — кафе, кино, вино и мороженое, и легкая эйфория от осознания, что это все происходит со мной, здесь и сейчас. Как будто я — герой фильма. А потом — еще одна незабываемая ночь. Причем на первый взгляд холодная Лиза оказалась очень даже темпераментной.
Уснули мы мертвецким сном, обнявшись. И вроде бы этой ночью обошлось без кошмаров, хотя послезавтрашний день, встреча с родственниками и двойником Звягинцева нависали гильотиной. Будильники мы с Лизой поставили в одно время: на семь утра.
Но, когда я с трудом разлепил веки под верещание будильника, Лизу рядом не обнаружил. Решил, что она в душе, но время шло, вода не журчала, а Лиза не возвращалась. Прошлепав в ванную, я постучал, не дождался ответа, распахнул дверь… Лизы там не было. Она что же, ушла?
Я пробежался по номеру. Точно ушла. Ни вещей ее нет, ни обуви. Но почему она не оставила записку? Не могла она так поступить, все ведь хорошо было! Я обыскал тумбочки, столик, перетряхнул белье — записки не нашел.
«На подушке осталась пара длинных волос», — пропел в моей голове Микроб.
Вообще ничего не понятно. Может, хоть сообщение отправила? Я проверил телефон: нет. Тогда написал ей сам:
«Лиза, что случилось, ты где?»
Сообщение она прочла сразу же, но ничего не ответила.
Меня охватило ощущение нереальности происходящего.
И опять тишина в ответ. Ну что за народ девчонки? Почему бы просто не сказать, не выяснить? Хоть бы знать, это я в чем-то накосячил, или она вдруг проснулась, посмотрела на меня и подумала: «Господи, кто этот человек? Что я здесь делаю?» — и сбежала.
Так себе версия, ведь все прекрасно было! Почему же ее так переклинило?
Скрипнув зубами, я собрался ударить стену, но передумал. Почему именно сегодня, накануне поездки Саратов? И вместо того, чтобы поехать туда и перерезать пуповину, соединяющую настоящее и прошлое, мне
