– Найди специалиста и воспроизводящую звук аппаратуру, которую установишь у меня в квартире. Вот тебе диск, на нем план квартиры и звуковой файл – запись голоса моей мамы. Аппаратура должна включаться дистанционно, то в кухне, то в гостиной, то в спальне.
– Голос твоей мамы Глеба испугает? – удивился Степан.
– Он его будет слышать после ее смерти ночами. Как все скрывающие свои садистские наклонности, Глеб по натуре трус. Голос мамы будет его преследовать по ночам, и он от страха будет мечтать только об одном – как бы от него избавиться. И я смогу спокойно уйти от него – скажу ему, что это была последняя воля умирающей мамы, иначе она от него не отстанет.
– Глеб так боится твоей мамы?!
– Очень и очень, ведь она ведьма. Так считают односельчане и он сам. Я как-то узнала, что у него наметилась интрижка с нашей рыжеволосой секси, сотрудницей из другого отдела. Рассказала об этом маме, и теперь Глеб боится ее, думает, что она читает его мысли. Ему невдомек, что, раз я работаю вместе с ним в институте, до меня доходят и сплетни, и сигналы «доброжелателей».
– Хорошо, я это сделаю, хотя мне это кажется ребячеством и пустой затеей.
– Поставь такую же аппаратуру и у себя в квартире. Найдешь предлог, затащишь Глеба к себе с ночевкой. Чтобы он знал, что покойная мама преследует его везде, не только дома.
– Хорошо, я все сделаю – дальше что?
– Возьми ключи от моей квартиры. К сожалению, дни мамы сочтены… Когда мы уедем на похороны, у тебя появится возможность все подготовить. Я позвоню тебе, предупрежу, когда мы будем возвращаться. В полночь приедешь сюда, и если в квартире не будет гореть свет, вначале включишь «голос мамы» на кухне. А дальше сам будешь ориентироваться. Мы живем на третьем этаже, шторы на окнах я открою, во дворе будет темно, и ты сможешь увидеть даже некоторые наши передвижения. Если что-то пойдет не так, я выйду на балкон – это будет сигнал отключить устройство.
– Угу, буду бегать ночью под балконом!
– Если тебя что-то не устраивает… – ледяным тоном произнесла Оля.
«Меня вообще этот твой план не устраивает», – подумал Степан, но вслух сказал:
– Сделаю так, как ты хочешь.
Степан энергично вышел из ванной и быстро оделся. Ольгу застал в кухне – она пила заварной кофе из черной фарфоровой чашечки с внутренней позолотой.
– Будешь кофе? Я заварила и на твою долю. – Она потянулась к джезве, стоящей на плите.
– Спасибо, не хочу. Знаешь, когда вы вернулись сюда после похорон, я долго дежурил под вашими окнами, ожидая, когда погаснет свет, чтобы со своего пульта включить пугающее устройство. Но когда свет погас, меня стали терзать муки ревности, я представлял, что вы там делали в тот момент… Ведь я тогда не знал, что ты попала в больницу.
– К чему ты это вспомнил? – Ольга насторожилась.
– Может, мы перегнули палку с этой затеей? Когда я с ним встретился, он был на грани нервного срыва – авария, ты в больнице, пугающий голос покойницы. Я был зол на него за то, что ты чуть не погибла, и подливал масла в огонь – старался изо всех сил, чтобы он в это поверил. От всего, что на него свалилось, у него таки случился нервный срыв, и он полез с ножом на ту женщину, приняв ее за ведьму.
– Пойди расскажи об этом следователю, убийство сразу повесят на тебя, а я стану соучастницей. Ведь мы в то время были в Ольшанке. Хорошо, что мы успели все убрать до того, как милиция пришла с обыском. И хорошо, что его рассказ сочли выдумкой. – Оля допила кофе и встала. – Жаль, что вышло совсем не так, как было задумано. И не сочиняй – к тому, что он с ножом полез на Маню, мы никакого отношения не имеем!
– Как думаешь, если бы он не попал в тюрьму, могли записи голоса покойницы так на него повлиять, что он дал бы тебе развод? – продолжал допытываться Степан.
– Я в этом уверена. Глеб ведь на самом деле трус, как все неуравновешенные люди, и очень суеверный. Если ему вдруг приходилось за чем-то возвращаться домой, он сильно переживал и, прежде чем снова выйти, смотрелся в зеркало. Ну а что касается черных кошек, сам понимаешь…
– В моем представлении Глеб как бы раздваивается: одного я знал, а о другом ты мне рассказываешь. Ведь я тоже психолог, хоть и с незаконченным высшим. Неужели он так хорошо маскировался?
– Все люди имеют по несколько масок, которые напяливают на себя в зависимости от того, где находятся и кто рядом с ними. Ведь один и тот же человек – лев перед подчиненными и ягненок перед начальством, прекрасный товарищ и тиран в семье. Все в каком-то смысле одновременно и Хайды, и Джекилы. Если это тебя интересует, то Глеб дома был тираном, он считал верным только одно суждение – свое собственное. Вы, друзья, знали его как покладистого, компанейского парня, а дома он, бывало, над вами насмехался, ненавидел вас, завидовал вам, особенно тебе. Давай оставим эту тему и больше не будем к ней возвращаться.
– Хорошо, больше о нем ни слова! Все это в прошлом, и сейчас он вырван из жизни на долгие годы и отдыхает на нарах. У тебя есть прекрасная возможность с ним развестись и соединиться со мной законным браком. Золотце мое, какое колечко крепче привяжет тебя ко мне: медное, серебряное или золотое?
– С бриллиантиком, но пока еще не время. Давай подождем пару месяцев, он акклиматизируется там, я его постепенно подготовлю.
– С помощью голосов из потустороннего мира, – добавил Степан зловещим тоном.
– Без голосов – с помощью разума и логики, – грустно поправила его Ольга.
– Принято, красавица моя сердобольная! – Степан снова хотел привлечь ее к себе, но Оля ловко увернулась.
– Не нахальничай. Уже поздно – мне пора за диссертацию садиться. Чувствую, ты мне не дашь ее закончить.
– Зачем тебе напрягаться? Я заплачу – тебе ее кто-нибудь напишет. Кстати, скоро обмоем мой диплом, правда, не психолога.
– Вот это новость! Когда это ты успел закончить институт?
– Долго ли умеючи! Когда деньги имеются, это не проблема. Мне уже материал на кандидатскую собирают. Посмотрим, кто раньше защитится – легкомысленный бизнесмен или его серьезная женушка, ночами корпящая над диссертацией?
– Удивил так удивил! – покачала головой Оля. – Будем прощаться, легкомысленный бизнесмен!
Она выпроводила Степана из кухни в коридор, к входной двери.
Когда Степан вышел из подъезда и подошел к машине, у него за спиной неожиданно возник высокий мужчина в темной куртке и вязаной шапочке.
– Гражданин Сиволапко? – хрипло спросил у него мужчина; у него был голос человека, продрогшего от долгого ожидания.
– Да, а ты кто, красаве́ц? – спросил Степан, оборачиваясь, и слишком поздно заметил в руках незнакомца обрез охотничьего ружья, исторгнувший столб огня, больно ударивший его в грудь и опрокинувший на землю.
Крупная дробь, с какой охотятся на кабана, вырвала громадные клочья одежды, разорвала легкое и застряла в левом желудочке сердца…
Степан, будучи в шоковом состоянии, сразу вскочил, но тут же задохнулся от крови, хлынувшей из горла, и снова рухнул на землю. Когда приехала скорая помощь, он был уже мертв.
Звук выстрела с улицы донесся в комнату, где находилась Ольга, но позвучал глухо, безобидно, словно кто-то баловался петардами. Занятая своими мыслями, она его никак не связала с уходом Степана, поэтому не могла предположить, что в этот момент тот лежит возле ее дома, безуспешно пытаясь сделать вдох разорванными легкими.
У нее были намечены на сегодняшний вечер очень важные дела, поэтому она сняла трубку и положила рядом с телефонным аппаратом, чтобы звонок ей не помешал. На всякий случай она закрыла входную дверь на цепочку, понимая, что это излишняя предосторожность, так как теперь ключи от этой квартиры были только у нее. Глеб был уже не в счет. Больше ни на что не отвлекаясь, в том числе и на нарастающий шум за окном, она перешла в самую маленькую комнату, памятную ей по двум причинам: знакомство с этой квартирой началось с нее, и проживавший в этой комнате первым пал жертвой ее магии. Этим человеком был отец Глеба – Леонид Григорьевич.
Когда она вышла замуж за Глеба, его отец жил вместе с ними, занимал эту комнату. Худощавый, подтянутый, седоватый шатен пятидесяти пяти лет от роду, он вел себя подчеркнуто корректно, с холодной учтивостью, изрекая лишь непреложные истины. Он напоминал ей актера кино, играющего только положительные роли, героям которого не присущи ошибки и человеческие страсти. Такие люди делали только то, что было необходимо, а не то, что хотелось. Ольга любила кино, но от таких фильмов ее подташнивало, и она невольно задумывалась: неужели те актеры и в жизни такие слащаво-приторные? Отец Глеба не был актером, он работал уже более двух десятков лет в отделе кадров бывшего номерного завода. Слушая его сентенции, в которых, впрочем, всегда присутствовал здравый смысл, она задавалась вопросом: он на самом деле чуть ли не святой или только таким прикидывается? Еще он напоминал своими нравоучениями ее школьного учителя по математике, как впоследствии оказалось, тайного педофила. Этот человек вызывал слишком много противоречивых чувств, и Ольга то и дело пыталась его как-то задеть, чтобы убедиться в его верности провозглашаемым идеалам. Она решила его подразнить.
