В этот момент из-за угла показался небольшой микроавтобус без окон, со строгой надписью на борту – «Дератизация». И номер телефона – его, Ледокола, запасной номер, просто на всякий случай, если какому прохожему вдруг захочется от крыс избавиться. Фургончик с ненастоящим или не отвечающим номером у дома мог бы навести рядового обывателя на подозрения, а так… если кто и позвонит, Ледокол заломит такую цену, что любой лох тот же час возлюбит крыс своих. И все шито-крыто.
Фургончик остановился у дома Ломщика, из него появились трое в костюмах химзащиты, с баллонами на спине и в респираторах западного образца. Ни дать ни взять честные труженики на ниве избавления населения от грызунов.
Авторитет не смог сдержать улыбку. Отличный план и отличная маскировка. Пока чертов «прокейн» в гостях, средь бела дня к нему в дом, не боясь никакого яда, входят «дератизаторы», ищут снежок… если находят – хорошо, по-тихому сваливают. Ледокол звонит Ибрагиму и сообщает, что дело в шляпе, и дальше уже пусть он марается, наказывая редиску. Если не находят… тогда, как ни крути, придется устроить с типком рандеву на троих: он, Ледокол и паяльник. Ну и еще Леший, чтобы паяльником орудовать.
Авторитет обменялся взглядами с Толстопузом и незаметно кивнул, давая добро на начало операции. «Дератизаторы» вошли в калитку, пропав из его поля зрения. Но на такой случай у него есть мобильник, а высокий забор весьма на руку: скроет от посторонних глаз манипуляции у двери дома, заглянуть через него может только высокий человек вроде Лешего, и то поднявшись на цыпочки.
Набрав номер Толстопуза, он приложил телефон к уху:
– Ща входим, – доложил тот, – вот только Саркисян замок починит.
Минуты потянулись медленно. Ледокол хорошо слышал, как возится с замком Саркисян, позвякивая инструментами.
– Ну что так долго возитесь? – нетерпеливо сказал он минуты через три.
– Да вот, что-то не ладится… Сарик, в чем дело-то?
Голос взломщика прозвучал тихо, но Ледокол расслышал его:
– Да бля буду, замок открыт… Смотри вот, до упора провернул, видишь, тут язычка нету? Открыт замок.
– Дерни посильнее, – скомандовал Толстопуз.
В трубке послышалась возня, потом голос Саркисяна:
– Говорю же, не открывается… Изнутри закрыта… на шпингалет или еще что… Это… Толстый, слышь, мне чет хреново…
– Отбой! – приказал Ледокол, – Толстопуз, тащи Саркисяна в фургон! А Костян пусть соберет инструменты и заметет следы! И сваливайте! Фокус не удался, фокусник был пьян…
А сам подумал, что очень кстати взял на дело Лекаря, который сейчас сидит в микроавтобусе и готовится откачивать пациента.
Из соседнего дома возле того места, где стоял у своей машины авторитет, вышла женщина средних лет с хозяйственной сумкой. Когда калитка на другой стороне улицы открылась, выпуская Толстопуза, почти что тащившего на себе едва переставляющего ноги медвежатника, тетка остановилась, глядя на них, и недоуменно спросила:
– Что тут произошло?
– А то я знаю? – пожал в ответ плечами Ледокол. – Дератизатор, видимо, отравился. Может, маску надел плохо, может, просто бухой. Дурак за что ни возьмется – все ему боком вылезет.
* * *
После десерта с легким вином беседа за столом слегка оживилась, но Марго снова выручила Тирра, уведя его из-за стола со словами:
– Теодор, идем, я покажу тебе папину коллекцию холодного оружия.
Маг моментально сообразил, что в мире, где воюют пистолетами и пушками, мечи и кинжалы, скорее всего, вышли из употребления, коллекционирование оружия наверняка является чем-то сродни престижной моды, стало быть, хозяин дома ею наверняка гордится.
– О, это всегда с радостью, – согласился Тирр, встал из-за стола, поблагодарив за угощение и отпустив пару тонких комплиментов насчет превосходной готовки, и пошел следом за Марго.
Оружейная комната оказалась во всем доме единственной комнатой с окнами, забранными решеткой. Видимо, коллекция имеет большую ценность, или же в комнате, помимо оружия, еще и тайник спрятан.
Арсенал, к удивлению мага, подобрался какой-то не очень впечатляющий. Несколько алебард и копий на стенах – типично человеческое оружие. И видок не больно презентабельный, и материал – с виду сталь сталью, не особо качественная, на некоторых еще и следы выведенной ржавчины.
Марго, заметив скепсис на его лице, пояснила:
– Ценность тут как бы не в качестве оружия как такового, а в происхождении его. Все это в основном вещи, которым триста-четыреста лет, а вот этой алебарде – все шестьсот. Культурные ценности.
На расставленных вдоль стен витринах под стеклом покоились мечи и сабли. Качество большинства из них было под стать оружию на стенах: грубые, неискусно сработанные поделки неискусных людских оружейников. Попался, правда, широкий, добротный палаш, несколько неуклюжий на вкус Тирра, но в хорошем состоянии и с рукоятью, отдаленно напоминающей рукоять его собственной сабли, и довольно изящная, хорошим мастером выкованная шпага.
– Неплохое оружие, – отметил маг, – заточка, правда, недостаточно хороша. Выправить бы клинок да отполировать…
– Так дело в том, что ее точили в последний раз лет триста назад, – донесся от двери голос Николая Михайловича, – и с тех пор шпага лежала в чулане, завернутая в тряпицу, среди разного хлама. Просто чудо, что она так хорошо сохранилась. Словно три столетия промелькнули одним днем. И если ее сейчас наточить… дух веков улетучится.
– Понимаю, – кивнул Тирр, – но меня научили видеть в оружии прежде всего оружие. Я и сам храню саблю своего отца, больше как память, поскольку в клинках, как вы знаете, не нуждаюсь. Но если однажды мне понадобится нечто более действенное, нежели мои руки – она послужит мне так же, как служила моему отцу. Так, как и должно служить оружие.
– Хорошо сказано, Теодор. Может быть, вы оцените вот это, – Николай Михайлович указал на слегка изогнутое оружие, занимающее на горизонтальной подставке центральное место и в комнате, и, видимо, в самой коллекции.
– Почему этот меч не под стеклом? – полюбопытствовал маг, взглянув на экспонат.
– Потому что это единственный предмет в коллекции, которому всего лишь пять лет. Собственно исторической ценности он не имеет, но в нем – древняя традиция. Это японская катана, выполненная по всем правилам и сертифицированная Обществом по сохранению художественных японских мечей. Я привез его из Японии три года назад.
– Художественный меч? – удивился Тирр.
– Да. Это не только и не столько оружие, сколько произведение искусства. Качественный меч, сохраняя свойства эффективного оружия, должен доставлять эстетическое наслаждение наблюдателю, обладать совершенством формы и гармонией художественного вкуса. В чем вы можете убедиться сами, если достанете его из ножен. Только осторожно – он очень острый.
Маг снял меч с подставки и вынул из ножен, внимательно осмотрел клинок и одобрительно заметил:
– Неплохо. Зональная закалка, уплотнение ковкой, безукоризненная заточка… Баланс, правда, не наилучший.
Он убедился, что Марго стоит с противоположной стороны от меча, на всякий случай немного отошел и крутанул для пробы пару раз, перебросил из руки в руку.
– Сильно ощущается отсутствие навершия на рукояти, – сказал Тирр, возвращая оружие в ножны и ставя на подставку.
Николай Михайлович как-то странно посмотрел на него и сказал:
– Вообще-то меч двуручный. Японские кузнецы в пору становления холодного оружия не знали способа получения высококачественной стали, клинки быстро тупились, и оружие было эффективным только при рубящих ударах, что изначально предопределило двуручный хват. В более позднее время, когда была открыта высококачественная сталь, длинная рукоять уже закрепилась как традиция, равно как и фехтование двумя руками. А вы, Теодор, явно владеете определенными навыками, весьма редкими в нынешнее время. В монастыре научились?
– Так и есть, – кивнул маг.
Покинув оружейную комнату, они направились втроем обратно в столовую комнату, однако Марго взяла со стола два бокала и вновь увела Тирра подальше от любопытных взглядов и могущих оказаться сложными вопросов, в этот раз на веранду.
Тут она протянула один коктейль магу, украдкой оглянулась, убеждаясь, что их никто не подслушает, и сказала:
– Знаешь, папе понравилось, как ты одной рукой с катаной управился. Только вот что, Тирр. Давай ты больше не будешь вешать лапшу на уши ни мне, ни моей семье?
– О чем ты? – искренне удивился тот. – Какая лапша?
– Это выражение такое. Вешать лапшу на уши – значить дурачить, обманывать. Я о сабле твоего отца, которую ты хранишь как память. Не ты ли мне сказал давеча, что отца никогда не знал? Я, конечно, понимаю, что для дроу очень характерно манипулировать другими, но при всем моем к тебе расположении мне подобное поведение не нравится. У нас так не принято.
