открыл сомкнувшиеся за мгновение до этого события глаза и обнаружил перед собой молодого человека в цветном плаще.
– Иадин… Не ждал тебя увидеть… еще раз.
– Не ждал, но знал, что я приду. Хотя искренне надеялся нарушить ход времени. Ты не первый, кто пытается изменить течение истории. Я не прекращаю работать в этом направлении.
– Но ведь это невозможно.
– Время не знает того, что произойдет. Он может лишь предполагать, поскольку ему открыты не сами события, а замысел Основателя. Даже не замысел, а его часть. Впрочем, и тебе открыта некая доля знаний. Почему ты решил уйти из этого мира?
– Понимание пришло ко мне недавно, я же всего лишь часть целого, в отличие от тебя. Я открыл в себе такое количество голосов… моих и чужих одновременно. Ну а вместе с пониманием сути вещей… то, что я не человек, а кусок вечности… и что вечность имеет свой конец.
– Я тоже всего лишь часть. И общего замысла тоже знать не могу. В наших силах лишь бороться, друг мой.
– Но ты не осколок некогда целого. Послушай, Иадин, зачем ты пришел? Мне сейчас непросто осознавать бессмысленность всего, что я когда-либо делал. Все вокруг меня оказалось лишь большим театром лжецов. Мой отец, мой дед… Они все делали одно и то же, изо дня в день, от войны к войне. И все закончилось на мне.
– Еще не закончилось. Юни, ты не знаешь некоторых вещей о нас. О себе. И о тех из нас, кто по тем или иным причинам оказался затерян в этом мире.
– О чем ты говоришь?
– О своем старом друге, которого хочу вновь увидеть. И поэтому у меня к тебе есть просьба.
– Какой прок с нее? Мир летит к своему концу, и ни я, ни ты, даже вместе со всеми твоими собратьями, не можем ничего сделать. Какая разница, увидишь ты своего друга или нет?
Юноша нахмурился и потер подбородок.
– Нам нужно поговорить, как я вижу, – произнес он.
– О чем, Иадин? Или как прикажешь тебя называть? – с вызовом спросил Юниан.
– О том, чего ты не можешь понять. На тебя свалилось много информации. Ты не можешь ее упорядочить и потому растерян.
– Стой.
– Нет, ты хочешь ответов, и заслуженно. Ты невероятный Мастер своего дела, и когда твой отец умирал, он поведал тебе историю о Хранителе Творце, который так увлекся созданием этого мира, что стал его частью. Чтобы изменить первооснову, он стал морским течением, вольным ветром и жарким пламенем, чтобы довести все до совершенства. Когда дело было закончено и в мир пришли люди, он стал жить среди них в обличье человека. Но став человеком, он принял и условность смерти. Не имея возможности покинуть нуждающийся в нем мир, он воплотился в своих потомках, которых позднее стали называть Мастерами.
Оказалось, что ты не только Юниан, гениальный врач, но ты и настоящий Хранитель. В самом деле можно сказать, что этот мир придуман тобой. Но ты самостоятельная личность, с надеждами, переживаниями. Примириться с тем, что ты часть чего-то большего, очень непросто.
– Да, отец говорил – мы части целого.
– Часть чего-то прекрасного! Но ведь и все мы – части одного целого и необъяснимого. Значит, о том, что было когда-то, нет нужды переживать.
– И все равно мне интересно! Опиши, каким я был, когда не был рассеян по всей земле в личностях Мастеров?
– Я не могу. Когда я в последний раз был рядом с истинным тобой, не было этого мира. Был только… Он.
– Кто Он?
– Сосуд, если изъясняться понятными словами. Чаша. Океан. Называй, как хочешь. В нем есть все, что было, и все, что будет. А я – один из тех, кто должен вечно хранить его. Равно, каким был когда-то и ты.
– Но почему все идет к концу? Вы не справились?
– Можно сказать и так. Послушай – нет значения, будет этот мир уничтожен завтра или через столетие. Нужно делать то, что считаешь нужным, и знать, что ответить, когда настанет время отвечать.
– Но если это ничего не изменит?
– Все, что делается, меняет этот мир. Я знаю, что ты готов сейчас просто лечь и ждать, когда Пыль занесет тебя. Но есть другой путь. Можно бороться до самого конца. Что бы ни произошло.
– Как делаешь ты?
– Как делаем мы.
– И о чем ты хотел попросить меня?
– Вернись в госпиталь. Там ты найдешь работу по душе.
– Кто-то будет так нуждаться во мне?
– Возможно.
– Иадин, ответь мне на один вопрос, перед тем как уйдешь в этот бесконечный дождь.
– Да?
– Я стану целым, когда этот мир завершит свое существование?
– Нет, Юниан. Мы станем одним целым, как нам и должно быть.
* * *
Незадолго до того, как фарфоровая чашка с аккуратным голубым узором с негромким стуком соприкоснулась с белым фарфоровым блюдцем, Тинар Мотер стоял под дождем, укрывшись огромной, совсем ему не по размеру, армейской шинелью, и напоминал новобранца, недавно принятого в армию, каких сейчас пруд-пруди. Только шинель у него была не новая, и внимательный глаз мог заметить затертую ткань и дырки от пуль на спине. Тинар не спрашивал, откуда у его нового друга эта одежда – она действительно делала его незаметным на улице, а значит, была необходима.
В его голове блуждали те же мысли, что не оставляли Эфью, – что случайно, а что не случайно, что правда, а что нет, конец ли это мира, или он может спасти хоть небольшую его часть. И самый главный вопрос, который его терзал, звучал в его голове пронзительным колокольным звоном: что такое любовь и что он должен почувствовать, когда, наконец, влюбится в Эфью. Он уже понял, что не станет сходить по ней с ума, внутри него должно было зародиться значительно более глубокое, можно сказать, глубинное чувство. Но он никогда прежде не чувствовал ничего подобного по отношению к девушке. Его пассия – Лина – была хорошенькой девочкой, милым увлечением детства. Как она могла стать его женой? Она ведь не могла принять даже самого простого политического решения, не умела разговаривать с простыми людьми. Ее интересовала вышивка, игра на клавесине и, конечно, Тинар. Оглядываясь в прошлое, юноша не мог поверить, что перечил отцу и не слушал его советов – теперь он понимал, что ему пытался втолковать опытный правитель и полководец. И теперь он также понимал, что брак с Эфьей необходим. Но только теперь, после ее последнего поступка, наследник сомневался еще больше, сможет ли он
