срезанные волосы, которые в её руке смотрелись как обезглавленная змея – и тут она разжала пальцы, и дивные локоны не успели ещё коснуться земли, как обратились в воду, пахнув на него холодным ароматом северной реки. Той же рукой она резко брызнула ему в лицо – и тут же он словно проснулся и очумело огляделся, едва не упав. Все остальные парни всё ещё восторженно пялились на Одиль, только Адриано схватил его за рукав.
– Бегом!
Так вчетвером – с ошалевшей от зрелища, но явно незачарованной Беллой – они промчались мимо шедших им навстречу ван Гельмонта и ректора д’Эстаона, которых едва не тащили тараторящая Алехандра и уговаривающая Катлина, и устремились по мосту и дальше в башню. Только добежав до комнаты девочек, они наконец перешли на шаг.
– Что это было? – выдохнул Ксандер, отдышиваясь.
Одиль вдруг рассмеялась и закружилась по комнате.
– Тебе удался огонь, Белла! Тебе он удался! Посмотри, ты же не обожглась!
– И правда, – Белла разжала правую руку и уставилась на ладонь. Изучала она её придирчиво, но Ксандеру и, видимо, остальным было видно: она и верит, и боится верить, и очень хочет поверить, и безумная радость расцветает у неё на лице, как расцвел на руке в первый раз послушный огонь. – Правда твоя!
– Ура!
Одиль было вывернула из восторженного пируэта прямо на шею Беллы, но потеряла равновесие, и они упали вместе, по счастью, на кровать. Они немножко там побарахтались, смеясь, а потом разжали объятия и сели напротив друг друга – и тут Одиль наклонилась вперед и расцеловала Беллу в обе щеки.
– Ты большой молодец, – сказала она с чувством.
Ксандер разделить эти чувства не мог, хотя и осознал – с некоторым удивлением – что Белла стала молодцом, когда вступилась за него, чего раньше, признаться, за ней не водилось. Но вот то, что она сделала… это было уже из арсенала взрослых в её роду, и радоваться тому, что она сделала ещё один шаг в ту сторону, у него не получалось.
– Поздравляю вас, сеньора, – сказал он на всякий случай, и добавил уже искренне: – И спасибо за то, что вступились.
Белла важно кивнула.
– Благодарю, принц. Это было естественно. Ведь ты тоже был молодцом, а заслуги надо признавать за всеми, кем бы они ни были. И потом, – она обратилась уже к Одили, – вы слышали, что говорил этот, этот, как его?
У Ксандера тоже оставался вопрос к Одили, и не задать его он не мог. И оставить на потом не мог. Даже если это значило, что придется допрашивать человека, который – опять же с удивлением сообразил он – только что спас их от неминуемой трепки. И человека, который успел сказать Белле про их эскападу ровно вовремя, так, что когда к ней пришли с этой вестью, Белла встала на его, Ксандера, сторону.
– И всё-таки, – осторожно сказал он, – что это было, Одиль?
– Давай потом? – предложил Адриано, но Одиль глянула в его сторону, и он вскинул руки: сдаюсь, мол. Только вздохнул, и она тоже вздохнула – прежде чем ответить вопросом на вопрос.
– Что ты знаешь о Рейне, Ксандер Нидерландский?
– Это река, – озадаченно ответил он. – Я вырос недалеко от устья. Большая река. – Поскольку Одиль молчала, словно ещё чего-то ждала, он добавил: – Кормилица Лотта рассказывала, что в глубинах живет её владыка, старый Рейн, со своими дочерьми, и что когда он гневается… ну всякие сказки рассказывала.
– Это не сказки, – тихо и чуть напевно сказала Одиль, – всё так. Могучий Рейн горд и суров, и никому не уберечься от его гнева. И прекрасны его дочери, что в глубине вод стерегут величайшее сокровище земли – золото Рейна, владеть которым мечтали бы и боги.
– Воглинда, Вельгунда и Флосхильда, – словно эхом отозвался Адриано.
И Ксандеру подумалось, что сейчас очень было видно, несмотря на их внешнее различие, что они брат и сестра.
– Вот Воглинда и была моей матерью, – закончила Одиль так спокойно, будто это было самым обычным и житейским делом.
– Это как? – выдохнула Белла. – Это же сказки!
– Это не сказки, я же сказала, – всё так же спокойно пояснила Одиль. – А как… Род Нордгау идёт от властителя Тронье Хагена, или Хегни, как его ещё звали. В моем отце течет кровь альвов, бессмертная кровь, пусть это и случилось тысячелетия назад, и всё-таки мы герцоги Рейнские… Словом, он выманил мою мать из вод Рейна, увез её, она стала ему женой – и родила меня.
Тут-то до Ксандера и дошло, почему ему так знакомо было это «Ксандер Нидерландский», почему так отзывалось, словно Одиль всё время что-то цитировала и ждала, пока он узнает цитату.
– «Песнь о Нибелунгах»!
– «В ту пору в Нидерландах сын королевский жил», – улыбнулась Одиль. – Как-то так, да.
– Погоди, – опять вмешалась Белла. – То есть ты, выходит – внучка Рейна? Прямо реки? Ты же не русалка? Не ундина?
– Нет, – Одиль чуть скривилась. – Это волшебные народы. А Рейн и его дочери – другое дело, это скорее… духи. Сложно объяснить.
– Да уж, сложновато объяснить, как дух может родить ребенка!
– И умереть, – уточнила бесстрастно Одиль. – Бывает и такое.
– И у тебя поэтому? – Белла даже перекинула на грудь одну из прядей своих смоляных волос – за бегом спутавшихся – и погладила её для демонстрации.
– Когда я пою, мои волосы растут, – согласилась та. – Но это – и пение, и его чары, и волосы даже – это как бы… то, что во мне от Рейна. Поэтому если их отрезать, они превратятся в воду, потому что, по сути, вода и есть. А пение… Ксандер вот должен помнить легенду про Лорелею – никто не может сопротивляться песням дочерей Рейна, даже когда они увлекают в бездну.
– Но ведь твой отец смог, – сказал Ксандер. – Он увидел твою мать, влюбился, увез и остался жив.
Глаза цвета речной воды смотрели на него так долго, и всё это время в молчании, что он уже подумал, что Одиль не ответит – но она ответила.
– Отец не любил мою мать, – проговорила она. – Он это сделал намеренно. Сколько стоит род Нордгау, его наследники мечтают о том, чтобы все в нашем роду рождались менталистами, каким был, надо признать, наш прародитель.
– И удается? – деловито поинтересовалась Белла.
Адриано, устроившийся тем временем на подоконнике, фыркнул.
– На меня посмотри.
– На самом деле, у нас действительно рождаются сильные менталисты и чаще, чем у остальных, – уточнила Одиль. – Но далеко не всегда, это точно, это всё равно очень редкий дар. Так
