Прохор, давай неси нам с закромов своих всё самое лучшее! – заорал лысый.
– А что изволите товарищи? – пробубнил в нос Прохор. – У меня и огурчики малосольные есть, и колбаса краковская, и селёдочка с картошечкой отварной.
– Водки побольше и это в первую очередь, ну и остальное тоже тащи. Всё тащи!
– Слушаюсь, – произнёс Прохор и поспешно ретировался.
Сам же он давно понял, что новой власти, как и старому режиму угождать надо, а потому быстренько всё и сварганил.
С чекистами шутить нельзя. Вон давеча сказали мне, чтобы я к вечеру для них одних затопил. Сказал значит сделать надо. А то ещё чего и меня к стенке поставят, хотя и им слуги то нужны. Ладно пойду им жрать принесу,
Вскоре на резном столе из чёрного дерева, последней из оставшегося от прежнего режима вещи, уже дымилась отварная картошечка, густо посыпанная свежей зеленью, блестели пузатые малосольные огурчики, селёдочка с лучком аппетитно была уложена на тарелке и ещё колбаска с чудным запахом свежего копчения и буженина от вида которой аж у товарища Бондаря зашла слюна.
– Так давай наливай Макар! – скомандовал он.
И полилась родимая в рюмки издавая при этом мелодичный тихий звон.
Вскоре ещё через пару заходов в парилку и выпитой полтора литра беленькой товарищ Бондарь совсем разомлел и его потянуло на баб.
– А помнишь, помнишь тех двух мадам, мамашу и дочь еённою, как бишь то звали её стерву? – начал он нараспев.
– А эти что с неделю у нас были, ну да, а мы потом их в расход пустили. – стал хихикать Макар. -Храмсова Лизавета и дочь её – Олечка.
– Ну да, ну да. Сучка кинулась мне лицо царапать и пришлось ей в торец зарядить. Так мы всем ГПУ отрывались потом с ними. Такая мамаша оказалась … Ну прям огонь, орала как самка недорезанная. Строят из себя барышень, а на деле всё одно шлюхи.
– А что может нам и сейчас с кем оторваться товарищ Бондарь?
– Да бабы не помешали бы нам. А где взять то их?
– Так и я видел у этого Прохора девку дворовую, так вроде и лицом ладная, да румяная.
– О точно! А ну Прохор поди сюда! – закричал товарищ Бондарь.
Вошёл Прохор, видно уже зная зачем зовут его.
– Ты давай-ка приведи нам сюда эту как её зовут, девку твою! – орал напыжившись товарищ Бондарь.
– Так она умаялась больно, не здорова … – промямлил, побледнев Прохор и внутри у него аж сжалось всё.
– Щщщас, мы поправим ей здоровье! – пьяным голосом нараспев затянул Бондарь, – Советская власть тебя от эксплуататоров освободила, а ты тут ерепенишься?! Веди сюда её быстрей старик, а то велю тебя прямо здесь расстрелять как врага народа. – и он, достав из висевшей кобуры маузер повертел его перед носом побледневшего как смерть Прохора.
Фрося и прям хороша с собой, хоть и одета бедно. Ну не то чтоб красавица, но лицом кругла, а груди у ней прямо так и лезли из-под замызганного сарафана, а бёдра при всём при этом были круглы.
– Ну-ка, сядь тут вот с нами рядом, – пробубнил осоловевший товарищ Бондарь. – Макар налей ей водки.
– Не, не буду я, дядя, – пролепетала Фрося.
– А тебя никто и не спрашивает будешь ты или нет. Наливают значит пей. – ответил ей Бондарь.
– Пей дурёха! – смеясь кричал ей Макар, – С самим товарищем Бондарем пить будешь!
– Отпустите меня дяденьки. Зачем я Вам? – взмолилась девка.
– Ты давай бери стакан и пей! Это приказ!
Фрося, закатив глаза опрокинула в рот стакан.
– И по второй давай и за-ку-сы-вай, – пропел пьяный Бондарь, – И вот что, расскажи нам откудова ты такая будешь?
– Мы из тамбовских дядя … С Тамбовской губернии.
– О как! И как родимую тебя занесло сюда? Каким это ветром? – не унимался Бондарь.
– Пришли комиссары в деревню к нам, все припасы забрали, не колоска не оставили. У меня сынок был, от голода пух, его потом тётке родной сюда в деревню привезла. Здесь у Вас вроде посытней то будет. Ну, а сама в город подалась, что зарабатываю тётке всё отсылаю. И вот благо Прохор Силантьич к себе взяли. Он отец родимый и кров мне дал и денежку какую-никакую заработать. Дай бог здоровья ему. – отвечала девка ему.
– А что ж отец твой как ты сказала сейчас, родимый тебя по ночам то жарит небось? – улыбаясь спросил Бондарь.
– Гы—гы –гы! – заржал Макар.
– Не такой он, не такой. Прохор Силантьич хороший.
– Знаем, что нормальный он, а был бы контрой мы бы его давно к стенке поставили. – сказал Бондарь. – И Вас блядей знаем, кулачьё недобитое! Сбежала от комиссаров говоришь? … Комиссары всё для трудового народа в пользу забирали понимаешь!.. А Вы суки и не поняли … Ладно ты это, давай ложись как на пол и портки с себя сымай. Что-то утомила ты меня сегодня…
– Я не … Нельзя мне товарищ начальник … У меня это, как его … Дни красные … – лепетала девка.
– Правильно и красный день календаря заодно отметим! Да, товарищ Бондарь?! Гы—гы—гы! – загоготал Макар.
– А тебя никто и не спрашивает можно тебе или нельзя! – заорал пьяный Бондарь и ударил её наотмашь по лицу.
Фрося упала навзничь на пол и из уголка её рта засочилась кровь.
– Заткни рот свой, блядина, а ноги раздвинь пошире! – не унимался Бондарь. – Давай, Макарка, держи руки твари!
Макар, навалившись на грудь девке стал ей заламывать руки, хотя она не сопротивлялась вовсе и лежала совсем с безучастным видом … Прохор же всхлипывал за ширмой.
– Щщщассс, товарищ Бондарь влупит по самое не могу!
– Щщщщассс, я тебя откомиссарю! – жуя каждое слово бормотал Бондарь.
И вот тут случилось невообразимое … Жбан, который стоял на полке, поднявшись застыл в воздухе, а потом с размаху упал на голову Бондаря.
Макар, не поняв ничего отпрыгнул в сторону, но тут какая-то сила отбросила его к столу, и он головой стукнулся об его угол.
И всё затихло…
Прошло чуть меньше двух часов, прежде чем комиссар Бондарь и Макар пришли в себя.
– Что это было? … – спросил заплетающимся языком Бондарь у Макара.
– А кто ж знает? Нажрались мы с Вами товарищ Бондарь и поэтому ничего и не помним. – ответил ему Макар, помогая встать на ноги.
– Ладно помоги мне одеться и пошли отсюдова быстрей. – сказал товарищ Бондарь, еле-еле одевая свои штаны.
Вскоре они покинули наконец баню. Прохор же помог подняться Фросе и проводил её до своей комнаты.
Держась за плечо Прохора Фрося шла всё время оглядываясь в угол предбанника, откуда на неё смотрел своими красными зрачками Дементий.
На следующий день она встала не свет не заря, умылась и достала из красной тряпочки несколько денежек, которые ей когда-то дал Прохор, взяла их и сходила на рынок, купив там связку свежих баранок и молока.
Вернувшись в
