вдруг замерла неподвижно и хлопнула себя по лбу. — Черт, у нас же нет с собой никаких вещей, что я ищу! Давай, беги за комп! — снова повернулась она к девочке, а потом посмотрела на Грушева. — Слушай, мне надо вернуться домой. Как можно скорее. С Костей явно какая-то беда.
— Конечно, сейчас мы туда поедем, — ответил Егор успокаивающим голосом. — Только у меня прав с собой нет — я же тоже ничего не брал… Дадут мне машину или нас местный шофер повезет?
— Нас никто не повезет! — чуть не плача крикнула Тая. — Их машина ушла в Туруханск, она будет только послезавтра, и больше у них нет транспорта! Я же вчера говорила об этом со стариком, ты что, не слышал?!
Грушев молча помотал головой. Вчера он вообще почти ничего не слышал из разговоров Таисии с местными жителями. Сначала — потому что был страшно уставшим и думал только о том, как бы ему не заснуть на ходу, потом — потому что увидел жар-птиц…
— Так, постой! — молодой человек затряс головой, отгоняя так некстати нахлынувшие воспоминания о невероятных птицах. — На чем ты тогда собираешься ехать?!
— Ни на чем, я побегу туда в кошачьем облике, — уже более спокойным голосом, без панических ноток, ответила его подруга.
На мгновение в комнате повисло тяжелое молчание. Егор лихорадочно пытался понять, сколько все-таки хотя бы примерно прошло времени с того момента, когда они с Таисией сменили кошачье обличье на человеческое. Минут тридцать после этого они общались с местными и смотрели на жар-птиц, а потом завалились спать — и сколько они могли дрыхнуть? Сильно уставший и не спавший всю ночь человек может потом проспать и двенадцать часов, и даже дольше, но в любом случае не больше суток. А их, к тому же, разбудили, и нельзя сказать, чтобы он чувствовал себя хорошо выспавшимся, так что вряд ли они спали слишком долго…
— Ты никуда не побежишь, — твердо сказал Грушев, подходя к девушке и собираясь обнять ее. — Костя справится и без тебя, а мы сейчас пойдем посмотрим, нет ли от него новых писем, и…
Договорить он не успел — Тая резко пригнулась, пробежала под его руками и одним прыжком оказалась около двери. Молодой человек метнулся за ней, теперь уже собираясь схватить ее без всяких церемоний, но она оказалась проворнее. Дверь распахнулась, ударив в стену, и девушка прыгнула за порог, в темноту полярной ночи, приземлившись на землю на четыре темные кошачьи лапы.
— Зараза хвостатая!!! — в сердцах выкрикнул Егор, прыгая следом за ней и тоже меняя облик. — Мяааауу! — добавил он, перекатываясь по снегу и пытаясь поскорее вскочить на лапы, чтобы бежать следом за подругой.
Ответом ему было быстро удаляющееся шипение, в котором смешалось и беспокойство Ушкомилы за брата, и злость на пытавшегося остановить ее Грушева, и робкие извинения за то, что она так рискует собой и что он теперь может остаться в одиночестве, если ей не удастся вернуться в человеческий облик.
За последнее, впрочем, она могла бы и не извиняться — потому что Егор тоже собирался бежать вместе с ней в город кошек, и если бы этот путь оказался слишком длинным для них, они оба остались бы навсегда в зверином обличье. Эта мысль пришла Хвостомыслу в голову, когда он уже бежал следом за подругой по улице в сторону леса, и поначалу она не вызвала у него какого-то особого страха. Ему было не до того, он был сосредоточен на том, чтобы не потерять Ушкомилу из вида и чтобы вообще бежать как можно быстрее.
Потому что Константину действительно была нужна помощь. Потому что его сестра в любом случае не могла поступить иначе. Потому что Грушев и сам поступил бы на ее месте так же, если бы опасность угрожала кому-то из его близких. В этом случае Таисия, наверное, тоже попыталась бы остановить его — и тоже не сумела бы этого сделать.
Город жар-птиц остался позади, и вокруг снова была заснеженная равнина с редкими изогнутыми деревцами. Постепенно их становилось все больше, а сами они — все выше и прямее, и Хвостомысл, вспоминая свой путь из города кошек, не без тревоги думал о том, что им предстоят еще многие часы бесконечного бега по непроходимому лесу.
— Урр-мяу? — крикнул он Ушкомиле, догоняя ее и подстраиваясь под ее темп, чтобы бежать рядом. «Скажи, а жар-птицы не могли отнести нас в наш город в кошачьем облике? Они же летают быстрее, чем мы бегаем!»
— Уррр-фыррр! — грустно отозвалась сиамская кошка. «Неужели ты думаешь, что я не рассматривала такой вариант? В одиночку жар-птица кота не поднимет — ей будет слишком тяжело. А две птицы, если и поднимут одну кошку, не смогут лететь рядом — у них слишком длинные крылья, они будут друг другу мешать».
— Мыррр! — шумно вздохнул ее спутник. «Очень жаль!»
Больше говорить было особо не о чем, да и не стоило тратить на это силы. Прошлой ночью Хвостомысл и Ушкомила могли позволить себе короткий отдых, теперь же они не имели права даже на это. Каждая минута промедления могла оказаться роковой и для Кости, и для всего кошачьего города. И поэтому они бежали — молча, делая гигантские прыжки, перелетая через пни и поваленные деревья, едва успевая сворачивать, если перед ними вырастало особенно толстое вековое дерево. Лесотундра вокруг них давно сменилась тайгой, с огромных еловых лап на них падали комья снега, но две кошки почти не обращали внимания на местность, по которой они спешили к себе домой. В свой город, который они должны были защитить от чужаков.
Сколько было времени, Хвостомысл так и не знал. То ему казалось, что они бегут уже много часов, то, наоборот, он с ужасом думал, что они все еще находятся совсем недалеко от города жар-птиц. Было бы дело весной или осенью, можно было бы понять, сколько прошло времени, следя за солнцем, но длящаяся по двадцать часов зимняя ночь не давала несущейся по лесу паре даже такой возможности. Все, что они могли — это бежать, выбиваясь из сил, и надеяться, что чувство времени изменило им и что на самом деле они скоро доберутся до своей цели.
Иногда Хвостомыслу удавалось убедить себя в том, что они уже близко к городу, но спустя несколько минут, когда просвет впереди оказывался просто очередной поляной, а не лесной опушкой, его снова охватывал страх. В голову начинали закрадываться новые панические мысли: что если прямо сейчас истекают
