бы логично.
– Но Остмарк, Богемия, а теперь эта, как её, Полония!
Одиль чуть прищурилась – Белла стояла для неё против солнца.
– Иберия, – мягко заметила она. – Которую, кстати, тоже сдали. Безо всяких, добавлю, армий.
Белла, которая уже сделала вдох, чтобы продолжить свою тираду, резко закрыла рот – так, что чуть зубы лязгнули. И села.
– И потом, – проговорила Одиль, уже не глядя на Беллу, а задумчиво изучая подобранный лист, – если я правильно поняла ту хронику, завоевать страну не так уж сложно, если быть одним из нас, конечно. Для этого надо получить её артефакт… ну или чтобы артефакта не было вовсе. Пока у тебя нет законного права на артефакт, нет и права на власть над защищенной им землей, и сколько ни завоевывай, удержать её ты не сможешь.
– А получить как? – не выдержала Белла. – Если выкрасть, то я тебе скажу, это далеко не так просто, не знаю уж, что там на этот счет твоя хроника…
– Нидермюнстерская хроника, – отозвалась Одиль с той терпеливостью, что у неё была верным признаком кончающегося терпения, – говорит, что красть действительно бессмысленно. Хранящий землю артефакт можно только отдать, только по доброй воле хранителя, если у земли он, конечно, есть, причём такой, что имеет право передать власть над землей и артефакт.
– А бывает, что хранителя нет? – поднял голову Адриано.
– Бывает, что нет, – согласилась его сестра. – Многие вот любят Орифламму в пример приводить. Или голову короля Брана в Британии – попробуй её откопай. Или отдать-то можно, но не каждому, есть ещё условия.
– Это какие? – вставил Ксандер.
Одиль обожала читать лекции, но смущалась этого как своей слабости, и постоянно проверяла, не утомилась ли аудитория.
– Куча их, – с готовностью отозвалась венецианка. – У одной нации, например, артефакт принадлежит тому, кого их народ изберет лидером – судьей или царем, это как пойдёт – но он должен быть их веры и, думаю, их крови. Если нет – они могут сколько угодно хотеть сдаться, но взять артефакт он не сможет.
– И что тогда?
– Этих завоевать нельзя никак, можно только уничтожить.
Ксандера передёрнуло, словно под порывом влажного холодного ветра.
– А если артефакт есть, хранитель есть, а отдать не согласен? – спросил он.
– Сделай так, чтобы согласился, – пожала плечами Одиль, – или чтобы хранителем стал такой, кто согласится. Как люди в плен сдаются, как города сдают? Артефакт не воскрешает мертвых и не поднимает сожженные дома.
– А если артефакта нет вообще? – подхватил Адриано, которому явно тоже стало несколько не по себе. – Ты сказала, что и так бывает.
– Бывает, – подтвердила Одиль. – Тогда и завоевать гораздо проще, земля беззащитна.
Она не смотрела и на Ксандера, и Адриано не смотрел тоже, а Белла глянула и тут же отвела глаза. Тому, что Нидерланды давно утеряли свой артефакт, его род – и не только он – и были обязаны Клятвой, принятой под гнетом Кровавого судилища.
– Говорят, – всё так же задумчиво продолжила Одиль, пальцем чертя по прожилкам подобранного листа, – что за теми, кто сейчас берет власть над Европой, стоят те, кто знает и про артефакты. И их собирает.
Белла зябко дёрнула плечом.
– Интересно, много ли собрал.
– Можно только предполагать, – снова чуть прищурилась Одиль. – Остмарк, Богемия, Полония?
– Знать бы ещё кто это, – пробормотал Адриано, пнув кучку листьев. Как на грех, ему под ногу попался корень, и пинок получился неудачным. – А то слухи слухами, а получается, что какие-то сильномогучие силы, то ли заговор, то ли организация, смотря кого слушать…
– А об этом, – прервала его Одиль, – мы можем только догадываться. Даже отец пишет далеко не всё, а иные взрослые, – она опять бросила на Беллу острый взгляд из-под прикрытых век, – хранят, похоже, тайны не хуже.
– Хотя некоторые из нас и думают, что знают этих взрослых как облупленных, – поддержал Адриано.
– Ничего такого я не думаю, – буркнула Белла.
Ксандер даже ушам не поверил: это было едва не первый в его жизни случай, когда сеньора не делала вид, что она – полноправный поверенный всех тайн дома Альба.
– Я просто думаю, что кое-кто, – она мстительно глянула на Адриано, – с перепугу раздул из мухи слона.
– Вот как? – Адриано прищурился совсем как сестра.
– Именно так, – отрезала Белла. – Дядя Франко – доверенное лицо моего деда, мало ли по каким делам он путешествует, это не делает его чем-то… зловещим!
С точки зрения Ксандера дон Франсиско не нуждался ни в каких дополнительных тайнах и тайных делах, чтобы быть зловещее некуда, но это мнение он придержал при себе.
– Тогда что он делал в Академии? Ведь насколько я видела, его с вами не было?
Бывала у Одили такая специфическая интонация – вроде спокойная и небрежная даже, без единого намека на настойчивость, но с этой интонацией она задавала самые каверзные вопросы, причём из тех, от которых вроде и отмахнешься, а потом никак не вытащишь из головы. Вот и тут так вышло: Белла ответила что-то в том духе, что и в школе дон Франсиско мог оказаться и по такому делу, что не их ума, а Одиль кивнула, будто больше объяснения быть не могло, но тем же вечером, после ужина, стоило Ксандеру в кои-то веки остаться одному в их комнате, как сеньора постучалась в дверь.
Мысленно ругнувшись, Ксандер, который уже привык к тому, что сеньора в этот час оставляет его обычно в покое, слава Одили, Алехандре и прочим, и потому договорился с Катлиной и клубом, пользуясь ранними сумерками, нетерпеливо смотрел, как Белла кружит по комнате, трогая то попавшуюся под руку книгу, то струны покинутой Адриано гитары, и говоря о каких-то пустяках, и ждал, когда она перейдет к делу.
– Принц, – наконец сказала она, – ты тоже думаешь, что дядя Франко – чёрный человек?
– Адриано тот ещё выдумщик, сеньора, – пожал плечами он. – Но вы же знаете, он выдумывает и забывает. Не в его привычках изобрести что-то такое, чтобы потом три месяца переживать. И потом, сложно так придумать голос, чтобы потом узнавать его вживую.
– Ничего такого страшного в голосе у дяди Франко нет.
У Ксандера на этот счет было опять же особое мнение.
– Адриано могло показаться и иначе, – сказал он как мог нейтрально. – Я бы не сказал, что Лабиринт сильно располагает…
– Да-да… но я не о том. Я про ту ночь. В деревне.
– Сеньора, это в Лабиринте увидеть дона Франсиско было странно. А в Иберии, тем более там, где ваш родовой замок и усыпальница, и в такой день… – он пожал плечами,