и раскрыть дело.
— Ха. — усмехнулся тот. — Лихо. Про раскрытие дела — помни, что там не только на значках всё завязано.
— Ну да… У нас ещё исчезновения людей, пропажи документов, ресурсов, инструмента, мелкое хулиганство, крупный погром, необъяснимые шумы и происшествия, контрабанда, скупка, потери памяти… — задумчиво перечислила Ами.
— Именно. Это большая загадочная игра, в которой участвуют… Не обычные люди. Как минимум, чрезвычайно могущественные ведьмы с силой, которую ещё не видел материк.
— А что, если это совсем не люди?
— Не могу представить, зачем им это. Их мотивации сильно отличаются от наших, но… исчезновения? Контрабанда? Непонятно… Но потери памяти и спрятанные склады с ловушками однозначно результат использования исключительно сильного ведовства. Нечеловечески сильного, прямо скажем.
— А как можно отличить человеческое от нечеловеческого?
— Я сужу только по тому, что я знаю. Если я могу понять, как это сделано и теоретически в состоянии повторить. Я не сомневаюсь, что на материке найдётся одна‑две ведьмы, чья квалификация выше моей… И если они в этом замешаны, то… дело очень серьёзное.
— А если это всё нерукотворное? Может, аномалия? А что если это эпидемия? Поражающая выборочно?
Ами так увлеклась поиском подходящей теории, что забыла краснеть и стесняться.
— А записки? А замаскированная яма? Может, оно всё между собой и не связано. Но столько необычных вещей, появившихся в одно время, наводит на мысль, что происходит что‑то, масштабы чего сложно оценить. И делается всё очень искусно. Очень… пугающе.
— И оно подкралось близко, да? Я слышала — пострадал ученик?
— Да.
— И многое он забыл?
— Некоторое количество больших циклов своей жизни и ряд приёмов.
— Выученных за эти циклы?
— Как ни странно — нет. Несколько действий, освоенных им за разные периоды — за детство, юность, недавно и давно… При том, выглядело это так, как будто его подсознание сочло некоторые вещи теперь неважными и решило выкинуть вместе с остальным мусором. Раз уж так удобно получилось.
— Занятно. А важное осталось на месте?
— Ну, он же дышит. И пить может.
— А… они могут забыть как дышать?
— Может, некоторые и забыли… Но едва ли мы об этом узнаем — они, полагаю, вообще уже никогда никому ничего не расскажут.
Прозвучало… ну ни разу не жутковато.
— Я… смотрела отчёты по опросам и обследованиям других пострадавших. В том числе и у нас в Кантине. Особо ничего общего между жертвами и обстоятельствами. Все мои теории разваливались в труху одна за другой. Теряюсь в догадках. Не за что зацепиться… Ненавижу не понимать! Может, у нашего праймского агента будут какие светлые идеи…
Финиан уверенно кивнул.
— Конечно, они у Кайла будут. Поэтому с ним приятно работать.
Они помолчали в размышлениях.
— Думаю… если и я как‑то подключусь к делу, то хуже не будет… Надеялась найти какие‑то ответы у вас в архивах. — вернулась Ами к началу разговора уже более уверенно.
Не краснея и не заикаясь.
— Да, начало уже неплохое. — Финиан указал взглядом на табличку. — Посмотри на эти строчки. Интересная у этой штучки структура… короткого указания или перечня, что ли… В ней есть что‑то… Даже не знаю как сказать… Такое знакомое, будто вот‑вот поймёшь, о чём речь. Но… нет.
Он досадливо помотал головой.
— То есть, пока у нас тут всё безнадёжно?
— Мне кажется, да.
— Говоря об интуиции… У меня от всех этих символов странные мурашки. Такие же, как от значков в материных записях. Может, в них есть что‑то общее?
— Что за записи? — с интересном склонил голову набок ведьмъ.
Его взгляд больше не прожигал и не замораживал. То ли у него такой цели сейчас не было, то ли заряд сил закончился.
— Записи моей матери. Вот.
Праздник. Наконец‑то кто‑то ими заинтересовался.
Почувствовав свой светлый час, Ами радостно полезла в сумку и поспешно вывалила из неё на стол обрывки ткани.
— Хм.
Финиан с интересом исследователя болотных растений взял один листик. Ещё один… Его мина безразличия вмиг куда‑то исчезла, прекрасные голубые глаза заблестели уже неподдельным любопытством, а на лице отразилось нескрываемое удивление.
— Ух ты. — изумился он, распрямляя и разглядывая остальные фрагменты. — А кантинки‑то… стремительно эволюционируют… меняя сельхозорудия на книги и карты. Пока мы здесь, запертые в храмовых стенах среди уже известного медленно деградируем… Не удивительно, что всякие более мелкие безобразия тоже происходят у нас прямо под носом незамеченными, если мы не знаем о столь масштабных процессах…
Тонкие пальцы Финиана быстро принялись составлять фрагменты на свои места.
— Ну… к твоей чести, нужно признать, что ничегошеньки ты не упустил и нет никаких масштабных процессов. — Ами польщено сдерживала улыбку. Такого эффекта она не ожидала. — Не в Кантине. Моя мать — своего рода уникум. В те времена, когда она ещё не превратилась в сросшуюся с копалом сварливую грампу, она была бродяжкой‑омиллькой. Картографой.
— Послушай… Это всё выглядит… так знакомо… — Финиан поднял на неё пронзительно настороженный взгляд, пытаясь припомнить что‑то. — Как ты сказала тебя зовут?
— Я не говорила. — мотнула головой служака. — Амелия. Ами.
— А твоя мать… — он на момент остолбенел, обнаружив среди обрывков фрагмент с подписью. — Иветт?! Иветт Беспокойная? Бродяжка Иветт Беспокойная… твоя мать?!
— Да. — смутилась Ами. — Ты… её знаешь?
Какого тлена.
— Немного! — энергично закивал Финиан. — Больше заочно знаком, мы учились на параллельных курсах в университете, она, даже будучи неведью, была светочем любимицей всех преподавателей, к зависти и злорадству всех ведьм на потоке… в библиотеке есть пара её антропологических книг с заметками и набросками… Весьма точные и остроумные описания, кстати… а эти карты…
Ледяная его надменность как‑то быстро растаяла. Он вновь склонился над обрывками…
— … прекрасны. — выдохнул он с восхищением. — Великая женщина.
«Ага, как же. Видел бы ты этот огрызок обычной женщины сейчас.»
— Была. Не в моё дежурство, видимо. — мрачно хмыкнула Ами. — Ни о чём подобном она даже не упоминала…. Похоже… ты знаешь её лучше, чем я.
Горечь. Много горечи. Практически физически ощущается во рту. Должно быть, мы говорим о разных людях. Где эта самая прекрасная женщина и что за болотную гниль Ами подсунули вместо неё.
Зато Финиан был явно доволен. Он выглядел по‑настоящему заинтересованным. Его и без того яркие глаза сейчас сияли так, что практически невозможно было на них смотреть…
…Это прекрасно…
Значит, он её не прогонит. А, возможно, и поможет с этими несчастными обрывками?
— Что у тебя есть ещё из оставленных матерью потрёпанных жизнью сокровищ? Видишь ли. Картография — это моя слабость! — восторженно пояснил он.
— Ещё есть только руины моей жизни… Но наврятли они представляют какой‑либо исследовательский интерес. — пожала плечами
