но это ничего не значило.
– Нет, конечно, – ответила Летисия с таким удивлением, будто он спросил её, не ела ли она жареных ящериц. – И никто не видел. Альба его хранят за семью замками века с семнадцатого, что ли… неважно. Но я не об этом.
– А о чём?
С минуту она на него непонимающе смотрела, а потом расхохоталась. От смеха её вырез стал ещё более выразительным, но на этот раз Ксандер и не подумал краснеть – скорее, его пробрал озноб.
– Ты что, подумал… Madre de Dios! Нет, ты всерьёз подумал, что я… Я иберийка, ван Страатен, что ты себе вообразил?
– Вы сказали, – это вышло хрипло, – про свободу.
– Что?
Тут он понял, что это слово у него вышло – «vrijheid», и поправился, но по-испански оно звучало совсем не так, а пусто и бессмысленно. Впрочем, она кивнула.
– Конечно. Твою свободу от Альба. Не, – она усмехнулась снова, будто это было невесть как смешно, – свободу Фландрии или ещё кого, нет. Только твою.
– А разве так можно? – спросил он, чувствуя себя тупым. Вот уж чего-чего, а этого он за всю свою жизнь, или за всё то время, что ему рассказывали, как много от него зависит, никак не ожидал.
– Конечно, – невозмутимо повторила она. – Это очень просто. Я скажу Альбе, и она передаст свою власть над тобой мне.
– Это так не работает, – сказал он даже с некоторым облегчением, глядя в эти откровенные глаза. – Сила Приказа зависит от права крови.
– А, это да, – она опять небрежно повела пальцами. – Тут ты прав. Но Альба просто поклянется мне, что не будет приказывать тебе – а тебе прикажет повиноваться мне во всём. И дело сделано.
Она подвинулась поближе, и он вскочил с оттоманки, прежде чем успел даже подумать об этом. На мгновение улыбка исчезла с её лица, и она прищурилась, но потом, видимо, найдя какое-то выгодное для себя объяснение, улыбнулась вновь. Ему было плевать, если честно, что это было: у него мороз по коже пошёл, и только спина стала вдруг тёплая, на чём он понял, что прислонился к стене. А ещё с ближайшего канделябра вдруг свесилась саламандра, заглядывая ему в лицо, но это ему тоже было всё равно: гибко изогнувшаяся Летисия сейчас ему казалась рептилией куда как опаснее и точно – неприятнее.
– Она не станет…
– Станет, – не моргнув сказала иберийка. – Альба всегда держат слово, тебе ли не знать.
Он знал, да.
– Она не согласится, – озвучил он следующее, что пришло на ум, и вот это точно было правдой.
– Конечно, согласится, – последовал невозмутимый ответ. – Ван Страатен, ты такой глупый! Согласится, можешь не сомневаться. Для неё главное, что подумают о ней иберийцы, а это, – она улыбнулась шире, – зависит уже от меня.
– Она Альба.
– Да хоть королева Кастилии, – хмыкнула она. – Она первогодок, и к тому же Альба многие считают странными и, будем честны, несколько старомодными. И потом, у нас же тут не кортесы, и она не её дед – мое слово будет посильнее её, будь уверен. Может быть, она и пожмётся, но согласится, не сомневайся. Я всегда получаю то, что мне хочется.
Он вспомнил сцену вчерашнего вечера, почтительность всех, включая саму Исабель, и сомневаться не стал. А ещё ему вспомнились горделивые мечты о том, как под действием яда Бранвен гордые доньи как одна выкладывают ему самые сокровенные тайны Иберии. Но яд Бранвен не обещал ему откровенности, он обещал сделать его привлекательным – и он, Ксандер, забыл, что место приманки – тоже в западне, не хуже заманиваемой ей жертвы.
«Ван Страатен, – повторил он себе с мрачной иронией её же слова, – ты и в самом деле дурак».
– Но только если я соглашусь, – сказал он в воздух, согретый до жара взволнованным дыханием всё ещё не сбежавшей саламандры.
На этот раз от веселья в её лице не осталось и следа: похоже, от него она строптивости не ожидала.
– Можно обойтись и без этого, – сказала она, медленно выпрямляясь и вставая с оттоманки. – Если Альба прикажет…
– Я всегда могу не подчиниться Приказу, – напомнил он, глядя прямо в сощуренные глаза. – Я не знаю, успеют ли что-то с этим сделать наши профессора. Но точно знаю, что никакое мнение сверстников, пусть и трижды иберийцев, не заставит донью Исабель рисковать потерей ещё одного вассала. Особенно меня.
С минуту она просто молчала, не отводя взгляда, рассматривая его так, как если бы он был зеркалом, которое вдруг заговорило и к тому же сказало вовсе не то, чего хотелось бы слышать – словно она не могла решить, рассердиться ли или не верить ушам. Он же под этим взглядом стоял как мог бесстрастно, а в груди болезненно ныло за Виту и Венделя, которым от неё деваться было некуда.
Всё так же, не говоря ни слова, она вдруг замахнулась, причём не картинно, как делала всё до того, а быстро и умело, так, что он не успел бы ни перехватить её руку, ни увернуться от пощёчины – успел только рефлекторно зажмуриться, потому что уж больно угрожающе сверкнуло кольцо у неё на руке, как бы по глазу не попало. Но пощёчины не случилось: наоборот, она вдруг совершенно по-девчоночьи взвизгнула, и открыв глаза, он увидел, как она трясёт рукой, а по стене удирает быстрым всполохом саламандра.
Он не знал, почему чертова ящерица вдруг решила за него вступиться, но ему вдруг стало неимоверно смешно. Чувствуя, что стоит дать этому смеху вырваться, и он успокоится не скоро, он сжал плотно губы и даже язык для верности прикусил, но должно быть, что-то да показалось, потому что лицо Летисии Тофаны исказилось настоящей яростью.
– Ты очень, очень сильно об этом пожалеешь, Ксандер ван Страатен, – наконец прошептала она и подняла руку снова – но не для удара, а просто перед собой, словно готовясь заклинать. Он с ужасом понял, что совершенно не знал, что за Дар был у неё – а теперь и защититься-то как?
И тут, словно по команде, в комнату вошли Вендель и Вита. Судя по удивлению при его виде, его они тут увидеть не ждали – но судя по ужасу, с которым смотрели на хозяйку, знали, что ждать от неё.
– Вон, оба! – прорычала она и закрыла глаза, должно быть, чтобы сосредоточиться, и уверенная в подчинении. Ксандер, если честно, был тоже в нём уверен, памятуя их рассказы.
– Госпожа, пожалуйста… – начал Вендель.
– Госпожа, нет, это наш король, – простонала Вита.
– Точно, – отозвалась она. –
