– Да ты почитай исторические книги! Документы полистай! У нас в библиотечном информатории…
Не сдержав смешок, маг вытаращил глаза, театрально всплеснул руками:
– В их информатории! Подумать только! Это ты заплесневелый подвал на улице Третьего Интернационала библиотечным информаторием зовешь?
Темные – их возле костра было пятеро – напряглись. Вроде не сделали ни одного движения, а стало понятно – сплотились и готовы ввязаться в драку. Двое Светлых переглянулись, потом обнаружили неподалеку Евгения и смутились.
– Ладно, брейк! – примирительным тоном сказал тот, что смеялся над подвальным архивом Темных в Томске. – Ты мне другое скажи: что вы все с этим Ворожеем так носитесь? Почему так ждете, радуетесь? Ну, вот представим – явится он. Устроит Великий Потоп – и что? Если верить твоим «историческим» книгам, то есть – легендам и сказаниям, вас ждет та же катастрофа, что и всех остальных. Скидок не предусмотрено. Неужели ты рассчитываешь попасть в число выживших? Ведь упокоишься!
– А мне, может, за счастье – упокоиться, зная, что ты и тебе подобные сдохнут!
– Ну, началось!
Действительно. Спор о том, кто кого делает несчастнее и как бы хорошо жилось одним, если бы не было других, длился вечно. А вот вопрос Светлого – закономерен и интересен. В самом деле, почему они так ждут прихода Великого шамана? В надежде на то, что он – Темный, и, стало быть, всем остальным Темным с его появлением наступит благодать? Неужели не понимают, что, когда начнется заварушка в виде Потопа, Ворожею некогда и незачем будет сортировать Иных? Не станет он высчитывать глубину поклонов каждого из них возле дома Крюковых, не станет, словно дед Мазай, вылавливать их, как зайцев, из вод, приведенных им в движение. Зачем ему это? Чем меньше их останется, тем проще ему будет воцариться на земле и «возродить жизнь» в соответствии с какими-то замыслами, собственными представлениями о гармонии мира. Угорь подошел еще ближе, протянул руки к огню – зябко было в тайге, промозгло, невзирая на постреливающее сквозь кроны осеннее солнце. Пошевелил пальцами, отогреваясь, а заодно роняя в костер бусинку с заклятьем, снижающим агрессию. Чароплетство в отношении друг друга на территории лагеря было запрещено, но собравшиеся на этом пятачке – не слишком сильны, магическое воздействие они вряд ли почувствуют, вряд ли пожалуются на Евгения. Зато удастся обойтись без мордобоя.
От соседнего костра к нему быстро двинулся колдун, возможно – один из дежурных по лагерю, следящих за соблюдением порядка. Значит, все-таки заметил. Дойти до Евгения он не успел, посторонился, пропуская шустро спотыкающегося о корни и кочки Сибиряка. Бежал тот вроде бы мимо, но на ходу махнул оперативнику рукой – дескать, за мной! Колдун пристально посмотрел на Евгения, будто запоминая, и мотнул головой – иди, мол, раз начальство зовет, а я тобой потом займусь. Угорь пожал плечами. После всего случившегося ему было уже как-то все равно, какие еще грехи ему припишут в нагрузку к уже доказанным.
Пересекая лагерь, Сибиряк громко и отчетливо разговаривал, только Угорь никак не мог понять, с кем именно. Руководитель задавал какие-то вопросы, что-то уточнял, делал паузу, словно выслушивал ответ, потом сам отвечал кому-то невидимому и неслышимому. Складывалось впечатление, что он разговаривает по телефону, только трубки возле уха не было. Да и откуда в лесу телефон?
– Что? Да! Что? – кричал Сибиряк, словно на линии были помехи, словно связь постоянно прерывалась и приходилось переспрашивать абонента. – Приплюсуй еще шестнадцать! Я говорю – у нас еще шестнадцать человек пропало! А? Ну, разумеется, не людей, а Иных! Не появлялись? Ну, уже радует… Я говорю – радует, что они всем скопом не в Загарино дезертировали! Что? Да, примерно так… – Он резко остановился. – Даже не примерно, а именно так: восемь Светлых и восемь Темных. Вот чертовщина… – выдохнул он и пошарил в карманах брезентовой куртки, по очереди во всех шести. – Думаю, Аесарону лучше вернуться в лагерь… А? Что? Да, пусть заканчивает и возвращается!
Сибиряк обернулся к Евгению, виновато поморгал, развел руками, хотел что-то сказать, но тут за спиной у оперативника грянул многоголосый вопль. Реакции обоим было не занимать, поэтому сначала оба рухнули в Сумрак, мгновенно окружив себя защитными оболочками, а потом уже начали разбираться с происходящим. Темная волна – та самая или точно такая, как и на трассе, – шла через лагерь наискосок, из глубины тайги. Здесь, на первом слое Сумрака, она обладала той же скоростью, что и в реальном мире, и была столь же призрачна. Размытые силуэты Иных разлетались от нее прочь, будто речная вода, вспоротая носом не самого быстроходного катера, будто комья земли из-под стального плуга, будто кегли в кегельбане, сбитые неумолимым нацеленным шаром. Ауры пылали оттенками животного ужаса. Угорь набрал в грудь воздуха, словно перед нырком, поднатужился и переместился на второй слой, одновременно сплетая пальцами знак Силы и бросаясь наперерез. Чему наперерез? На втором слое не то тень, не то дымка никак не изменилась. Воевать с тенью? Сражаться с туманом? А как?! Он влепил в условную середину волны «прессом» – потоком чистой энергии Сумрака. Дымка и «пресс» прошли друг сквозь друга, обоюдно друг друга не заметив.
В бесцветном, безжизненном пространстве второго слоя тут и там начали появляться Иные: Евгений увидел в пятидесяти метрах от себя Качашкина и Лихарева, справа мелькнули Сибиряк и Химригон – мелькнули и исчезли, провалившись на более глубокие слои. Рядом, прямо на пути волны, возник уже знакомый Темный колдун, коротко глянул на оперативника.
– Можешь дальше? – глухо, безлико, как и все на втором слое, прозвучал его голос.
Евгений мотнул головой. Шагнуть на третий слой он смог бы, а вот работать там на всю катушку – вряд ли. Ему попросту не хватило бы сил. Все-таки третий слой – это для Высших; с натяжкой – для второго-первого ранга.
Левой рукой Угорь готовил «щит мага», в правой набухал подкачанный за счет амулета файербол. Возможно, это были лучшие элементы защиты и нападения, когда-либо изобретенные Иными, только Евгений сомневался, что они помогут против несущегося на него вала. Тем не менее это все, на что он был сейчас способен: либо сбежать от неизвестной угрозы, либо принять бой с тем арсеналом, который не раз испытан в схватках.
Волна подступила уже почти вплотную. Колдун мрачно оценил ее, оскалился.
– Я тебя удивлю, – пообещал он призрачной тени и вынул из кармана пузырек.
Человеческая кровь, этот универсальный инструмент, едва ли не основное средство в арсенале ведьм и колдунов, когда требуются поистине радикальные меры, неравномерной струей, алыми брызгами вылетела из пузырька, успев на лету почернеть и зашипеть, прежде чем Сумрак, потрясенный таким выплеском энергии, вскипел на пути волны. Тень вильнула в сторону и унеслась прочь.
Угорь ждал продолжения, повторения атаки, но его не последовало.
Холодно, холодно, чудовищно холодно было на втором слое! Казалось, Сумрак высасывает последние капли тепла из кончиков пальцев, в желудок и под сердце проникли ледышки, в позвоночник вбили сосульку, а веки стали хрупкими, словно молодой ледок по краям лужи в первые ночные заморозки. Из ниоткуда появился угрюмый Сибиряк, кивнул вопросительно, снизу вверх. Дескать, ну что? Евгений покачал головой.
– Понятно… – расстроился руководитель. – Возвращаемся!
* * *
Денисов долго ходил вдоль барьера, дошел почти до реки – невидимая, но весьма ощутимая стена была равномерной и абсолютно непроницаемой. Там, за барьером, находился целый мир – луга и рощицы, овраг, проселочная дорога вдоль опушки леса и могучая, вечная, исконная тайга на заднем плане. Федор Кузьмич видел, как покачиваются исполинские кедры, как трепещут на ветру травинки, как забавно подскакивает на склоне оврага птаха, не в силах решить, чего ей больше хочется – летать, наслаждаясь простором, или сидеть в зарослях, выискивая насекомых. Все бы ничего, вот только тот мир не имел никакого отношения к этому. Потому что там, за стеной, в реальности располагалось село Загарино. Качались кедры – а Денисов слышал скрип колодезного ворота и отдаленный гул мотора. Пошевеливались пряные луговые травы – а до милиционера доносился запах дыма и домашнего хлеба. Вспархивала пичуга – а ему слышалось многоголосое мычание и блеянье перегоняемого с пастбища на водопой колхозного стада. Кто-то вырезал образ существовавшего где-то места и наложил картинку на реальность, прикрыв дома, машины, людей, прикрыв настоящую жизнь. Словно вставил в оконную раму вместо прозрачного стекла цветной витраж, сквозь который не видно, что происходит внутри, в комнате. Или включил телевизор, и ты любуешься красотами на экране, зная, что там, за стеклом кинескопа, – набор проводов, ламп и клемм.
