Лёня обеспокоился не на шутку.
– В холодную воду … у меня есть йод … перекись водорода…
– Не обращайте внимания, – отрезал Муравьев, кривясь, щурясь, и дуя на пальцы. – Чайковская вам – двоюродная? Троюродная?
– Двоюродная, – согласился Лёня.
Муравьев шагнул к раковине и включил холодную воду.
– Очень больно? – спросил растерянный Лёня.
– Совсем не больно, – отозвался Муравьев. – Вот ни капельки, совершенно. Даже несколько приятно.
То, что Лёня хорошо готовит, оказалось правдой. Ужин получился у него на славу. Фетуччини домашнего, а не фабричного, приготовления оказались потрясающе вкусными, куски индейки в белом жирном соусе невероятно сочными, салатные листья самого высшего качества, мягкий сыр, гренки с чесноком, роскошное белое вино; Муравьев впервые за несколько месяцев ощутил себя полноправным членом цивилизации. И даже привередливая Чайковская нашла, что приготовлено все по высшему разряду.
– Лёня – фермер, – сообщила она Муравьеву, жуя и тыча вилкой в лёнину сторону. – У него свое хозяйство за городом. Это он мне в кухне сказал.
Муравьев заметил:
– Зачем же выдавать секреты? Это некрасиво.
Чайковская смутилась было, но тут же нашлась:
– А он не предупредил, что это секрет.
Пиночет сказала:
– Трепло ты, Лёнька. Две грядки и лужа, которую ты называешь «садок» – это не фермерское хозяйство. Обыкновенный ты раньте, дружок. Какой из тебя фермер.
Лёня строго посмотрел на нее и ответил:
– Из тебя бы неплохая фермерша вышла. И успокоилась бы наконец.
После второй рюмки белого вина все слегка расслабились, каждый по-своему. Выражение лица Чайковской приобрело оттенок философический, и даже размазанная тыльной стороной левой руки по правой щеке тушь не нарушала спокойствия ее крупных, квази-монголоидных, черт. Лёня, хоть и продолжал сидеть с прямой спиной и с хирургической точностью работать ножом и вилкой, улыбался – то репликам Муравьева и Пиночет, то каким-то своим мыслям. Маска сарказма исчезла с лица Пиночета, и теперь лицо выглядело вполне миловидно и слегка устало. А Муравьев рассматривал странную группу не профессионально-пристально, а с искренним любопытством – они ему нравились, все трое. Почему бы самым разным людям, думал он, не собираться время от времени вот так, в уютной, чистой квартире, не беседовать неспешно о том, о сем, не есть приготовленною Лёней индейку, не запивать хорошим вином – вроде бы семейная идиллия? И всё это – не включая звуко– и видео-воспроизводящую аппаратуру, чтобы звучали только человеческие голоса, и чтобы мысли и даже чувства оставались незамутненными? Может, в России нет достаточного количества интеллигентных негров? Может и поэтому.
Лёня задал ему вопрос, и Муравьев переспросил:
– А?
– Вы ведь из так называемого элитного выпуска?
Муравьев скосил глаза на Пиночета, и та сделала виноватое лицо. Муравьев ответил:
– Из него, родимого.
– Не сочтите за бестактность, но в чем был смысл организации этого выпуска?
– Элитный выпуск? – заинтересовалась Чайковская.
Муравьев улыбнулся и уточнил:
– Гончаров был в то время министром внутренних дел.
– И что же? – настаивал Лёня. – Вы расскажите, это нетривиально. Ходят слухи, что он заключил пари с женой.
Муравьев снова улыбнулся, и подтвердил:
– Это правда.
По словам Муравьева, дело обстояло так. Как-то летним вечером, прогуливаясь по аллее с женой в окружении охраны, министр Гончаров пожаловался ей, что коррупцией пропитан сам дух министерства. Жена, человек убежденный, по профессии историк, ответила на это, что коррупция всегда обратно пропорциональна жалованью. Гончаров не согласился, и сказал, что сколько не плати полицейским, сыщикам, и их начальству, они все равно будут брать взятки, шантажировать, вымогать, чудить, и так далее, просто потому, что в полицейские идут люди определенного склада ума, то есть недалёкие. Жена уперлась и возразила, что это потому, что платят мало, а то бы шли люди совсем другого склада ума. И предположила, что если бы муж ее провел эксперимент – набрал бы в какое-нибудь отделение универсантов из элитного ВУЗа, с хорошей репутацией и разнообразными интересами, приманил бы их высоким жалованьем и быстрым продвижением, то и коррупции в том отделении бы было меньше намного, а порядка больше. Муж и жена любили спорить, и поспорили, и заключили пари. На следующий же день министр оповестил коллег о новом проекте. Сто семьдесят студентов мужского полу и три десятка девушек были отобраны, проверены, и переправлены на специальный супер-интенсивный курс юридического факультета, а по вечерам проходили физическую подготовку, учась поведению в сложных ситуациях, вождению всевозможных транспортных средств, стрельбе из разных видов оружия по разного вида мишеням, и прочая и прочая. Все они были хорошо сложены, имели замечательные рефлексы, отличались наблюдательностью. А также все они к тому моменту получили хорошее общее образование; обладали большим спектром знаний по общим дисциплинам; и являлись будущими специалистами в различных областях – будущие строители, инженеры, медики, агрономы, транспортники, мореходы, и прочая, и прочая. То есть, так оно было по мысли жены министра. На самом деле дело обстояло гораздо менее радужно. Достойное общее образование – редкость даже в элитных университетах, потому что не всем это образование нужно, да и не всем оно впрок, а отчетность в ВУЗах никто не отменял, и дипломировать следует определенное количество студентов каждый год вне зависимости от того, какой у них на самом деле спектр знаний.
Но главное было не в этом.
Настал день, когда «элитный выпуск» заступил на службу. Все выпускники получали жалование, вдвое, а иногда втрое, превышающее зарплату обычного полицейского. Их не любили, им завидовали. Эксперимент подвергся жесткой критике со стороны сперва правительства, затем средств массовой информации, и наконец населения.
При этом в вину элитному выпуску вменялось именно их образование, хотя далеко не все они были эрудиты с высокими духовными потребностями.
Посещение выставок, чтение книг, и знание иностранных языков ни в коей мере не противоречат никаким уставам, и не являются нарушением традиций, но все равно другим полицейским как-то обидно; сыщик, разбирающийся в винах? Это как-то не по-товарищески – и это во-первых.
Во-вторых, элитный выпуск действительно получал серьезные деньги за обычную работу полицейских и сыщиков – а из каких сундуков каждый месяц эти деньги доставать? Бюджет – не гелий-двадцать, дамы и господа, за бюджетом на Ганимед не слетаешь, не привезешь полную цистерну, не наварганишь смесь, не сунешь в смесь катализатор, чтобы деньги на дубах и соснах расти начали.