Захихикать он не успел – Муравьев с разворота ударил его тыльной стороной руки, схватил руку, держащую оружие, и не дав согбенному насмешнику спохватиться, отскочить, распрямиться, и ударить ногой, пихнул его коленом в лицо – очень удачно: захрустели хрящи.
Остальные двое гостей были при оружии, но явно не предполагали, что им придется им пользоваться. Им нужно было время, чтобы вынуть оружие – или собраться в боевую стойку, и Муравьев не собирался им это время предоставлять. Мужчина поменял позицию ног и выставил вперед плечо – и при этом висящий на шее мини-противогаз помешал ему оценить стойку боковым зрением. Он скосил глаза, и в этот момент Муравьев, метнувшись к нему, нанес ему несколько коротких, но по силе и степени жестокости очень эффективных, ударов, завершив комбинацию захватом кожаных лацканов и ударом головой.
Последний противник – женского полу – поменяла «вольно» на «сейчас я тебя порву на много частей» и навалилась на Муравьева, и Муравьев, обходительный, галантный, даже не подумал ее щадить, и искалечил бы ее на всю жизнь, если бы Пиночет не крикнула:
– Она нам нужна!
Муравьев отпустил жертву, и она, ойкнув, осела перед ним на пол.
Вытерев кровь с губы – гостья успела его достать каким-то дурацким продвинутым ударом, каким учат кирасиры своих боевиков, чтобы они людей ломали – Муравьев взял со стола нож, зашел к припавшей на одно колено Пиночету за спину, и перерезал пластиковый трос, соединяющий пластиковые наручники. Он помог ей подняться на ноги, развернул ее к свету, и глаза ее расширились предупреждающе – но было поздно. Муравьева ударили сзади в голову тяжелым предметом, сознание мигнуло и погасло.
Через некоторое время – Муравьев не знал, сколько прошло секунд, часов, дней – включился слух, он почувствовал, что лежит на спине, и услышал встревоженный дымчатый женский голос, повторяющий «Витенька … Витенька…» ощутил ласковую, приятно пахнущую руку у себя на лбу, и открыл глаза.
Человек со сломанным кровавым носом сидел, связанный, на полу, прислонившись спиной к стене, и двигал головой – был в сознании. Другой человек – дискобол – лежал на полу ничком, не двигаясь. Гостья, применяющая продвинутые удары к людям, не сделавшим ей ничего худого, связанная, лежала неподалеку на боку, кровя носом и силясь открыть заплывший глаз.
Витенька перевел глаза на встревоженное лицо Пиночета и сказал:
– Хочу креветок и чешского пива.
Его поцеловали в губы, в щеку, в скулу, еще раз в щеку, и прижали его голову к голой груди таким образом, что левый сосок уперся ему в правый глаз, а дышать он мог только левой ноздрей. Он заворочался. Его отпустили, и он приподнялся на локтях. Его взяли за плечо и помогли принять сидячее положение.
– Сколько времени прошло? – спросил он.
Пиночет поняла, и сказала:
– Минут пять.
– Помогите мне встать, пожалуйста.
Он поднялся на ноги и некоторое время стоял недвижно, держа равновесие. Сделал шаг, и его качнуло. Пиночет заботливо схватила его за локоть, а свободную руку положила ему на живот. Муравьев двинулся к незваной гостье, лежащей на боку.
– Кто из вас должен сообщить о выполнении приказа? – спросил он.
Пиночет напялила на себя длинную, ниже колен, майку, неизвестно откуда взявшуюся, присела возле гостьи, взяла ее за шиворот, и подняла в сидячее положение. Взяв гостью за ухо, она сказала:
– Говори. Оторву ведь. Ты или Тредьяковский? Не ври! – Наклонившись к самому его уху, она крикнула, – Отвечай, сволочь!
– Что ты орешь, сука! – возмутилась связанная гостья. – Совсем охуела?
– Кто рапортующий? Отвечай!
– Я.
– Врешь.
– Не вру.
– Не врёт, – подтвердил Муравьев. – Звони, краля. Звони, и говори все кодовые слова, которые следует говорить по успешному завершению операции, а то она тебе сейчас что-нибудь оторвет или выдернет. Она такая.
– А может не нужно звонить? – спросила Пиночет задумчиво. – Может, сразу ее по голове? Все равно мы здесь не останемся.
Связанная очень удивилась ее словам, и сказала:
– Ты чего, Пиночет? Ты совсем страх потеряла? Ты знаешь, что тебе за это будет?
– Хуже, чем было бы, если бы вы меня здесь прикончили?
– Нужна ты нам! Нас послали … знаешь, зачем.
– Взять Чайковскую под контроль.
– Ну ты даешь, Пиночет! Это вообще государственная измена!
– Международная. Мозг не щёки, в пудре не нуждаются, – отрезала Пиночет. – Звони, сука.
И она крутанула ухо гостьи, и гостья зажмурилась, обнажила зубы и десны, и издала носом и горлом звук, похожий на тот, который издает певец, «давая петуха». И сказала, жмурясь:
– Я пОняла, пОняла! Перестань!
– ПОняла – неправильно. Надо говорить понЯла.
И Пиночет еще раз крутанула ухо гостьи, чтобы гостье стало больнее и страшнее, и гостье было страшно и больно.
– Капитан, дайте мне нож, – сказала Пиночет.
– Подонок, – сказала сквозь зубы, боясь, гостья.
Муравьев взял нож, которым давеча освобождал Пиночет от уз или пут (уз или пут?) и протянул хозяйке.
Из нагрудного кармана куртки гостьи Пиночет выхватила связь, поиграла кнопками, нашла нужный номер. Острие кухонного ножа она вставила без нажима в ухо гостье, а трубку приложила к другому уху. И предупредила, многозначительно поводя бровями:
– Натуральным голосом. А то смотри мне.
В динамике раздался мужской голос.
– Да.
Связанная сказала в микрофон:
– Шеф, все нормально. Пакет оформлен, котик. Какие будут указания?
Из динамика спросили (Пиночет и Муравьев услышали):
– Потери по пути были?
– Нет.
– Что с протестанткой нашей?
– Сама невинность. Но прикреплена к кроватке и делает баиньки.
– Доставь пакет к нам. Не суетитесь.
Пиночет очень слегка повернула нож. Разыгрывая удивление, гостья сказала:
– Мы не суетимся, котик. С чего ты взял? Будем минут через двадцать. Ну, пока.
На другом конце сказали:
– Ждем, – и отключились.
– Ее возьмем с собой, – предложил Муравьев. – И одного из поверженных.
Пиночет мотнула головой.
– Нет.
– Если возьмем, через полчаса сюда приедут, никого не обнаружат, и решат, что задержка произошла в дороге, а не здесь.
– Это верно. И все равно – нет.
– Почему?
Пиночет вздохнула.
– Нельзя. Одевайтесь, капитан. Пойдем отсюда. Какая хорошая квартира была, как жалко. – Она посмотрела на поверженных и добавила с чувством: – Суки.
– Да, – согласился Муравьев.
– Как у вас получилось так быстро очухаться? Меня эти бляди приводили в чувство нашатырем и еще какой-то гадостью.
Муравьев засмеялся и сказал:
