Муравьев засмеялся и сказал:
– Скряги в вашей конторе сидят, сударыня, неприкаянные скряги. На Сам-Друг не расщедрились, травят людей Машенькой.
– Ну, да…
Наставительным тоном Муравьев сообщил:
– Машенька, конечно же, в пять раз дешевле, и это помимо того, что Сам-Друг запрещен в половине цивилизованных стран. Но Машеньку изобрели на юге, под пиниями и пальмами, где грязь не примерзает к стенам и кафелю, дожди теплые, а на полях растут персики и оливки. И чтобы прибраться и помыть помещение, не нужно расходовать тонны хлорки. Вы, судя по всему, произвели генеральную уборку в ванной недавно.
– Э…
– Произвели. Машенька нейтрализуется хлором запросто.
– Разве?
– Как видите.
– Откуда вы все это знаете?
– Прочел в журнале. Помимо этого у меня есть привычка, когда я мою голову, задерживать дыхание. Пока не намылю дважды и не смою дважды. Так что повезло и мне, и вам. Будь у вашей конторы в употреблении Сам-Друг, дело бы пошло в совершенно иной дирекции. Вы уверены, что не нужно брать этих с собой?
– Уверена.
– Как скажете. Оденьтесь, что ли, и я тоже оденусь.
Они оделись. Муравьев покопался в сумке спортивного типа, принадлежащей одному из гостей, и выволок оттуда два агрегата, похожих на велосипедные насосы. На одном мигал красный огонёк, на другом зеленый. Он показал агрегаты Пиночету.
– Зеленый, – сказала она.
Гостью подняли на ноги и приставили к стене. Она попыталась протестовать, и Пиночет свалила ее ударом в глаз. Затем гостью еще раз подняли и, мычащую и жмурящуюся, снова приставили к стене, после чего Пиночет и Муравьев надели противогазы. Пиночет сняла предохранитель и надавила кнопку. Зеленый огонек замигал, и агрегат выплюнул в воздух квартиры порцию Машеньки. Стоящая у стены гостья качнулась, присела, и завалилась на бок. Двое ее подручных не шевельнулись. Выждав предписываемые девяносто секунд, Муравьев поднял указательный палец, снял противогаз, и бросил его на пол рядом с одним из незваных гостей. Пиночет последовала его примеру.
В соседней, лёниной, квартире никого не оказалось.
Муравьев глянул на Пиночета и вопросительно поднял брови, и в глазах у него мелькнуло самое настоящее беспокойство. Пиночет, снова в обтягивающих брюках, куртке, и альпинистских клогах, приложила палец к губам и повела глазами по периметру комнаты, давая понять, что неизвестно – стоят жучки или нет, может и стоят, и может быть даже кто-то где-то в данный момент прослушивает квартиру. Муравьев зло поглядел на нее. Если прослушивают – то зачем же им было вообще лезть к Пиночету? Чайковская здесь. Прячется. Вернее, Лёня ее прячет. Пиночет сделала ему знак следовать за ней. Они прошли на кухню.
– Муравьев, – сказала Пиночет очень тихо. – Чайковская ничего не знает. Она уверена, что ночь проходит спокойно.
– Разумеется, – также тихо ответил он. – Но хотелось бы знать, где она.
– Пожалуйста, не разубеждайте ее.
– И в мыслях не было. Где она?
Она открыла стенной шкафчик, пошарила там рукой, и на что-то надавила, а может отодвинула что-то – и то, что только что было частью стены, раздвинулось, образуя темный проход, в котором блеснули перила – очевидно лестницы, скорее всего винтовой, скорее всего ведущей вниз. Возможно в стародавние времена, еще при Павле Первом, предводителе мальтийских рыцарей, в квартире резидентствовала семья похотливого мелкого чиновника или ремесленника с хорошей репутацией, а внизу квартировала хорошенькая белошвейка. Впрочем, дом был сооружен в конце двадцатого века и лишь стилизован под конец восемнадцатого. Эрго, потайной ход соорудили по пожеланию либо того, кто заранее, еще до постройки, забронировал за собой именно эту квартиру, не то впоследствии хозяин квартиры ввел данную инновацию во имя каких-то своих целей – например, на тот случай, когда его посещают кирасиры, с которыми у него нет желания говорить; тем более потому, что он негр, хоть и родился в России, а в России отношение к неграм известно какое, рассчитывать на сочувствие сограждан, и особенно кирасиров, не приходится.
Впрочем, о том, когда и каким образом возникла эта потайная лестница с бронзовыми перилами, можно было поразмышлять потом, когда отпадут более срочные дела.
Нижнее помещение, десять на десять или около того, окон не имело. Спартанистость обстановки нарушал роскошный белый рояль в углу – нет, рояля не было, но Муравьеву подумалось, что должен быть. Имелись – кушетка, два столика, плита, холодильник. Стены отделаны узорчатыми звукоизоляционными панелями. Также в помещении наличествовали Лёня и Анита Диеговна, сидящие за стойкой домашнего бара и занятые, казалось бы, тихой уютной беседой под коньяк. Обычно экспансивная Чайковская примолкла, и вроде бы даже с удовольствием слушала, что Лёня ей вещает – неспешно, размеренным голосом. По Лёниной позе видно было, что он к Чайковской более или менее равнодушен. Оба – сперва Лёня, затем Чайковская – оглянулись на спускающихся по лестнице Муравьева и Пиночет. Муравьев приостановился и, оглянувшись, спросил вполголоса:
– Вы дали ему знать?
Она улыбнулась иронично.
На квартиру сотрудницы безопасности нападают среди ночи коллеги, есть возможность, что они затем проверят соседние квартиры; в этом случае нажимается где-то кнопка, и в соседней квартире, где проживает сводный брат, вспыхивает бесшумный сигнал тревоги. Сводный брат выключает сигнал и приглашает дородную дочь министра ознакомиться с потайным нижним помещением – у нее самой жилище целиком потайное, ей интересно сравнить, и она следует за Лёней, заодно думая, что ей наконец-то представится сегодня возможность предаться плотским утехам. Лёня заинтересовывает ее разговором, хотя – чем интересуются такие люди, как Чайковская, все давно видевшие, знающие, понявшие, и изнывающие от этих знаний и понятий? Им ничего не ново и всё скучно.
Как оказалось – не всё; от собеседника многое зависит. Возможно, Лёня вел себя правильно – не нагло, разыгрывая хама и сердцееда, не занудно, изображая независимость, и не остря без повода, имитируя подобострастие. Может, в жизни Чайковской было мало людей, ведущих себя естественно и не задающихся каждый миг жизни корыстными целями – и именно это ей и было интересно? То, что Лёня – под стать сводной сестре, человек незаурядный – Муравьев понял сразу.
И слегка расслабился.
Присоединились. Пиночет включила кофе-машину, очень похожую на виденную Муравьевым в квартире Чайковской. Лёня, радушный хозяин, встал, обошел стойку, и достал из бара миниатюрные чашки.
