Бёртон недоуменно посмотрел на него.
— Мои рекомендации, господин премьер-министр?
— Да. Ваши донесения подтвердили мои опасения относительно намерений Бисмарка. Мы не можем разрешить ему утвердиться в Восточной Африке, так что британские войска уже отправились туда на мотокораблях, и это только начало. Это не означает объявление войны с моей стороны, но мы будем сопротивляться любым усилиям Пруссии объявить эти земли своими.
Пальцы Бёртона вцепились в простыни.
— Мои... мои донесения? — хрипло прошептал он.
— Привезенные командором Кришнамёрти. Очень храбрый молодой человек. Будьте уверены, он будет награжден за свою верность долгу. И я заранее предвкушаю ваши следующие наблюдения — о том, что с вами произошло между Казехом и Лунными Горами. Они у вас, надеюсь?
— Н-нет, — промямлил Бёртон. — Но я... я позабочусь, чтобы они были доставлены вам. Бисмалла! Кришнамёрти! подумал он.
— Поторопитесь, капитан.
— Я... я написал их перед тем, как полностью оценил ситуацию, господин премьер-министр. Вы... вы должны немедленно отозвать наши войска. Результатом их присутствия в Африке станут военные действия между Британской Империей и Пруссией, которые достигнут совершенно невообразимого уровня.
— Что? Неужели вы предлагаете мне развязать руки Бисмарку?
— Вы должны, сэр.
— Должен? Почему?
— Ваши действия... они ускорят Великую войну, которую предсказала графиня Сабина.
Пальмерстон тряхнул головой.
— Графиня работает с нами, стараясь не допустить ее. Она и команда медиумов уже используют алмазы нагов, с большим эффектом. — Он указал на газету Бёртона. — Без сомнения вы читали о втором конфликте между Пруссией, Австрией и Данией из-за Шлезвига. Мы ускорили его, мой дорогой друг, при помощи медиумных манипуляций. Я собираюсь впутать Бисмарка в такое количество мелких неприятностей, что у него не будет сил бросить вызов нам в Африке, а тем более создать объединенную Германию!
Бёртон закрыл глаза и обхватил себя руками за голову. Слишком поздно! События, которые должны привести к всеобщей войне, уже пришли в движение.
Он быстро обдумал положение. Теперь он понял, почему стотридцатилетний Пальмерстон утверждал, что он — Бёртон — так и не рассказал о своем визите в будущее. Королевский агент знал, как работает ум премьер-министра. Он уже победил Бенджамина Дизраэли — могучую политическую силу — и никогда не пойдет на попятную, даже по своему собственному совету! И что он будет делать взамен? Ответ был очевиден: премьер-министр попытается обмануть свое будущее упреждающим ударом; он бросит все ресурсы, пытаясь победить Бисмарка до того, как Пруссия мобилизует все силы; и, поступая так, он не предупредит войну, но разожжет ее намного раньше начальной даты.
Бёртон почувствовал, что неизбежность загнала его в ловушку.
— Что с вами? — спросил Пальмерстон. — Позвать няню?
Исследователь отнял руки от головы, почувствовав пальцами рубцы татуировки.
— Нет, господин премьер-министр. Голова заболела, ничего страшного.
— Тогда я больше не буду тревожить вас, капитан. — Пальмерстон надел плащ, водрузил на голову цилиндр и сказал: — Капитан, у нас были разные периоды отношений, но я хочу, чтобы вы поняли: сейчас я опять поверил в вас. Вы замечательно поработали в Африке. Совершенно замечательно! Благодаря вашим действиям Империя в безопасности, и еще долго ей не будет ничего грозить.
Он повернулся и вышел.
Бёртон остался сидеть, глядя в никуда.
Неделю спустя его выпустили из больницы, и он вернулся в свой дом на Монтегю-плейс.
Миссис Энджелл, его домохозяйка, не на шутку перепугалась, увидев его, и сказала, что он выглядит так, как если бы его выкопали из египетской могилы.
— Вы должны есть, сэр Ричард! — объявила она и немедленно принялась жарить и варить, чтобы восстановить его здоровье. И одержимо чистила все вокруг него, как если бы малейшее пятнышко пыли могло его убить.
Бёртон стоически переносил ее усилия, слишком слабый, чтобы сопротивляться, хотя и не позволил ни ей, ни ее служанке — Элси Карпентер — даже коснуться винтовки, прислоненной к его любимому креслу около камина.
Это оружие, оно было аномалией, и его образ постоянно возникал в суфийских медитациях Бёртона, хотя он не мог понять, почему.
Через несколько дней после возвращения домой в окно его студии влетел болтун.
— Сообщение от тупоумного Ричарда Монктона Мильнса, иначе называемого барон Гаутон — волосатые ладони. Сообщение начинается. Я постучу к тебе в три часа, ты, хлопатель по задам. Конец сообщения.
Новоиспеченный первый барон Гаутон прибыл вовремя и нашел завернутого в джуббу Бёртона сгорбившимся в любимом кресле около камина, с черутой в зубах и стаканом портвейна в руке; бассет Фиджет вытянулся около его ног. При виде исследователя слова умерли на губах Монктона Мильнса. Он остановился в двери студии, с отвисшей челюстью.
Бёртон вынул манилу, отставил в сторону стакан и изобразил полуулыбку.
— Ты видишь уже почти восстановившуюся модель, — сказал он, поднялся на ноги и, подойдя к другу, пожал ему руку. — Видел бы ты меня раньше! Снимай плащ, старина, и садись. Да, поздравляю тебя с пэрством. Хочешь, чтобы я встал или нальешь себе сам?
— Гром тебя побери, Ричард! Ты выглядишь старше лет на двадцать!
— На самом деле я постарел всего на четыре года. Нет, на пять, учитывая год, что ты меня не видел. Остальное — злоключения в Африке.
Мильнс сел и взял стакан портвейна.
— Клянусь небесами, как приятно опять увидеть тебя. Но пять лет? О чем ты говоришь?
— Сначала тебе придется отбросить недоверие.
— Больше года назад ты сказал мне, что Джек-Попрыгунчик был человеком из будущего и вся история изменилась. Неужели ты собираешься рассказать мне нечто еще более невероятное?
— В сущности да, собираюсь.
— Очень хорошо. Вперед. Ты будешь говорить, а я буду пить.
За следующие два часа Бёртон рассказал все, что произошло в Африке, не скрыв ничего.
Последовало долгое молчание: Монктон Мильнс переваривал рассказ, запивая его солидным количеством портвейна.
Потом Бёртон показал ему винтовку и надпись на ней: Ли-Энфилд Модель III. Изготовлено в Таборе, Африка, 1918 г.
— Ты должен изменить историю, — тихо сказал его гость.
— Тяжелая задача, — ответил Бёртон. — Для этого надо каким-то образом перехитрить Пальмерстона.
— Даже если у тебя получится, — заметил Монктон Мильнс, — и ты создашь еще одну ветвь истории, ты только увеличишь хаос, о котором предупреждал бедный Алджернон.
