Они спрыгнули вниз. Акрион прижал пальцем горошину в ухе.
– Горгий, – сказал он. – Ответь, Горгий…
Горошина молчала. Акрион выругался под нос.
– Го-о-оргий!! – заорал он, обращаясь вверх, туда, где на холме стоял старый стражник и его солдаты. – Включи приёмни-и-ик!
В ухе зашуршало.
– Слушаю, государь! – поспешно сказал голос Горгия.
– Ступай во дворец, – сказал Акрион. – Отдыхай. Я здесь останусь ещё ненадолго.
– Будет исполнено, государь, – откликнулся Горгий. – Только оно как-то того… Небезопасно. Мы бы лучше тут покараулили, а?
– Я сказал, отдыхай, значит, отдыхай! – притворно рассердился Акрион. – Со мной сам Гермес! Аполлон с Олимпа смотрит! Безопасней некуда.
– Как скажете, – виновато проговорила горошина.
– Всё, иди уже, – сказал Акрион и отключил передатчик. Следом за Кадмилом он обошёл орхестру и, пригнувшись, нырнул в низкую дверь у её подножия.
Здесь было темно, хоть глаз выколи.
– Сейчас свет зажгу, – пообещал Кадмил. Послышался шорох, звук удара и брань. Затем по низенькому помещению действительно разлился свет. Это была не обычная масляная лампа: мягкое сияние исходило от гранёного кристалла, без затей подвешенного на стене за верёвочку.
– Вот это да! – восхитился Акрион, разглядывая кристалл.
– Когда-нибудь такие в каждом доме будут, – гордо сказал Кадмил. Он поднял опрокинутый стул и водрузил его напротив удивительного вида устройства: металлического стола, на поверхности которого топорщились маленькие рычажки. Из-под стола тянулись в темноту блестящие жгуты. Тут же стоял массивный короб – один из усилителей, который должен был издавать самые низкие звуки.
Кадмил забрался с ногами на короб, запустил в него руку и выудил небольшой кувшин.
– Ну что, правитель эллинов, – пробка покинула горлышко с гулким хлопком. – За Золотой век!
– За Золотой век! – откликнулся Акрион. Он уселся на стул и хлебнул из кувшина. Вино, неразбавленное, моментально ударило в голову. Акрион огляделся в поисках воды. Воды не обнаружилось. Зато нашлось кое-что другое.
– А вот и твоя шляпа! – воскликнул он. Стул угрожающе накренился, заскрипел, но выдержал, и Акрион, дотянувшись, забрал с усеянного рычажками стола то, что на нём лежало, скрытое полутьмой.
Кадмил взял шляпу. Рассеянно повертел в руках. И замер, будто застигнутый взором Медузы.
– О-хэ, – позвал Акрион. – Что стряслось?
– Это не моя, – негромко произнёс Кадмил. – Моя новая была. Из телячьей кожи, мягкая. А эта старая.
Акрион пригляделся. И правда; в жёлтом свете кристалла было видно, что шляпа не просто старая – древняя. Грубой выделки кожа, вся в пятнах. Потертые поля, побитая тулья.
И тогда он вспомнил.
– Я видел её раньше, – сказал Акрион.
– Где?
Акрион провёл рукой по лбу. Вдруг стало холодно, и притом стиснуло грудь, словно каморку под орхестрой наполнили воды Ахерона. Хмель слетел разом, как не было.
– Где ты её видел? – спросил опять Кадмил, поднимая глаза.
– В Аиде. На голове Гермеса, – Акрион перевёл дыхание. Показал пальцем: – Вот здесь пятно. По нему узнал.
Кадмил вновь опустил взгляд на шляпу. Огладил её ладонью, расправил поля.
И улыбнулся.
– Что ж, – сказал он, – кажется, это теперь моё.
Акрион с силой взъерошил волосы.
– Ты понимаешь? – волнуясь, проговорил он. – Это же знак!
– Знак?
– Ты спрашивал, не гневаются ли боги из-за твоей лжи, – Акрион встал со стула, но, забывшись, стукнулся головой о низкий потолок и снова сел. – Так вот, ты не лгал. Ты теперь и есть Гермес! Они шлют знак! Видно, с этой поры ты в ответе за Элладу.
Кадмил аккуратно положил шляпу на стол и, взяв кувшин, сделал хороший глоток.
– Да уж, – проворчал он, отдуваясь. – Всю жизнь только и мечтал хлопотать о миллионе людишек… Ох и трудненько будет.
Акриону вдруг вспомнились слова Киликия. Очень давние слова.
– Трудные роли угодны богам, – сказал он торжественно.
– Только не мне! – Кадмил затряс головой. – Мне угодны самые лёгкие роли. Всегда были.
– Тогда считай это наказанием свыше, – развёл руками Акрион. – Или благословением. Считай, как тебе угодно… мой бог.
Кадмил сморщил нос:
– Ну не начинай, а? Сто раз сказано: для друзей – просто Кадмил!
Посмеиваясь, они допили кувшин. Потом Кадмил снова взял шляпу и, подумав, нахлобучил её на макушку.
– Удобно? – спросил Акрион.
– А то! Как всю жизнь в ней ходил.
Акрион кивнул в знак одобрения. Кадмил вздохнул и потёр шею.
– Как думаешь, – спросил он, – Гермес мной доволен?
– Думаю, они все тобой довольны, – сказал Акрион.
Где-то далеко-далеко прозвенела лира, и послышался тихий смех. Должно быть, ветер принёс отголоски праздника с агоры.
А может, эти звуки родились ещё дальше.
– Что ж, – сказал Кадмил, – я тоже собой доволен, чего там.
Конец второй книги
Благодарности
Моей жене Катерине – за то, что прошла вместе со мной очередную дорогу длиною в миллион знаков, и каждый миг оберегала меня, чтобы не сбился с пути.
Эду и Нике Шауровым – за правду, которая выше всего на свете, за помощь и настоящую дружескую заботу.
Марии Камардиной – за чуткость, искренность и наблюдательность, без которой несколько нитей в романе остались бы оборванными.
Софии Баюн – за чудесный юмор, понимание и невыразимо прекрасные стихи.
Кате Близниной – за дивную иллюстрацию, алый тёплый шарф и за самые добрые слова.
Всеволоду Храмову – за меткие стрелы коммов и, конечно, за музыку.
Курту Эллизу – за неустанную поддержку, честность и за крепкую веру в наше общее дело.
А сверх того – большущее спасибо всем, кто читал этот текст, оставлял к нему комментарии, дарил ему сердца и награды. Писать книги – огромное счастье, но ещё большее счастье – знать, что твои книги любят.
Eυχαριστώ!
☤ Глоссарий
Действие романа происходит в вымышленном мире, где около 600 г. до н.э. Землю захватывают могущественные пришельцы. Новые хозяева устанавливают выгодные для себя порядки и подвергают жизнь землян значительным изменениям. Так, в Элладе навсегда прекращаются многочисленные внутренние распри, а на смену разнородным устройствам полисов приходит единая власть, что-то вроде конституционной монархии с центром в Афинах. Поэтому роман ни в коем случае не претендует на историческую достоверность. Тем не менее, я старался сохранить в тексте реалии классической Греции. Это было, как ни крути, прекрасное время.
Полагаю, большинству читателей знакомы встречающиеся в тексте греческие слова, так что глоссарий здесь просто на всякий случай: вдруг кто подзабыл, что такое эфебия или каламистр, а лезть в Википедию лень. Ну, а если у вас найдётся, что добавить – не стесняйтесь, пишите. Автор будет чрезвычайно признателен за помощь специалистам в области истории, лингвистики, военного дела и прочим сведущим людям.
Комментарии приветствуются!
Аполлон (Дельфиний, Дидимей, Ликей, Локсий, Мусагет, Пеан, Пифий, Поймний, Феб) – эллинский бог солнечного света, олицетворение красоты и порядка, создатель искусств и законов, предсказатель будущего, целитель, легендарный основатель древнейших городов. В разные эпохи считался покровителем философов, музыкантов, поэтов, мореплавателей, ремесленников, лучников и гимнастов. Аполлон был одним из верховных богов, его культ имел огромное влияние на эллинскую культуру. Главный храм Феба находился в Дельфах, которые, по общему мнению, были центром Земли. Предсказания пифий – оракулов Аполлона – считались его прямым волеизъявлением и имели огромный вес; на их основе принимались важнейшие государственные решения.
Фигура Аполлона – сына Зевса, главного из богов-олимпийцев – имеет много общего с образом Христа. Так, эллины часто называли Аполлона спасителем и заступником, приписывали ему чудеса врачевания, а одним из его распространённых эпитетов был «Ποίμνιη» – пастух, пастырь. Тем не менее, существовала и другая ипостась Аполлона, разрушительная, проявлявшаяся в моменты, когда бог выступал защитником мировых законов и порядка. О многогранной сущности эллинского бога прекрасно написано в работе историка и юриста Е.Соколовой: «Образ Аполлона, сочетающий солярное начало с хтонической силой первобытного Хаоса, рассматривался в античности как наивысшее воплощение мировой гармонии, основанной на законе вечной космической справедливости. Именно Аполлон отвечал за природное равновесие вселенского универсума, малейшее нарушение которого со стороны людей и богов могло привести к искажению совершенного порядка вещей, установленного олимпийцами».
