него, забыв о еде.
– Нет, – отрицательно помотал он головой, никто ему не помогал, я потом специально выяснял, – Виктор Михайлович отрицательно покачал головой, – Полагаю, испугался он, что кишки ему выпустят те, которых он обчистил. Там ведь тоже волки те еще были. Толстовцев и последователей Христа там не водилось. А потом второй вор сразу начал давать признательные показания. Признавал только доказанное и ни на шаг в сторону от краж. После смерти подельника ему намного все проще стало.
– А племяш секретаря с девкой? С ними вы дальше работали? – я не терял надежды получить информацию, которая мне облегчит жизнь.
– Того шнурка в конце лета за городом нашли, кто-то его сзади по голове тупым, но твёрдым предметом приголубил. Он к тому времени, как на него грибники набрели, неделю уже пролежал. И девка та пропала. Думаю, если и жива, то далеко она от наших краев. А в розыск ее подавать у тебя нет никаких оснований, – окончательно успокоил меня Каретников.
Нет, не окончательно. Посмотрев на меня без всякого сочувствия, он добавил.
– Забыл тебе сказать, чтобы ты и на Буцкого не рассчитывал, он года, как полтора уже помер. Лагеря, да тюрьмы, они, знаешь, здоровья не добавляют, – Каретников задумался и как-то неуверенно продолжил, – Но тут такое дело, – он замолк и было видно, что толковый следователь решает, продолжать или нет, – Ты не отчаивайся, осталась от него одна связь. Очень такая сомнительная и тонкая, но вот чувствую, что перспектива там есть. Был там еще один паскудник. Из наших, кстати. И вот как раз у него левая мочка уха была срезана.
Если сказать, что я удивился услышанному, то это было бы слабо и очень цензурно сказано.
P.S. Друзья!
Если вам не трудно, не стесняйтесь подписываться на автора этих строк. Это пригодится и вам, и мне. Благодарю вас!
Глава 7
Сказать, что я был взбешен и одновременно потерян, это значит не сказать ничего. Жгучее осознание того, что меня, поводив за нос, развели как дефективного подростка из школы для олигофренов, раздирало мой разум. Как-то нехорошо складывалась моя жизнь. Да, особенно в последнее время нехорошо всё складывалось. Очень нехорошо! Вот и это циничное кидалово множилось на возрастающее количество ненужных конфликтов, которые мой телесный носитель генерировал вместе со всплесками своих юношеских гормонов.
Итак, по порядку. Сегодня после обеда меня вызвонил главный потребсоюзовец области Гудошников и бодрым голосом пригласил к себе в контору. Причины приглашения он скрывать не стал и объявил, что готов выполнить свои обязательства по наделению меня отдельной жилплощадью. Странно, подвига я вроде бы пока еще не совершил и до объявленного срока время у них еще не вышло.
И я, как наивный идиот, прибыл к назначенному времени в здание Облпотребсоюза. Добрался до приемной и получил из рук некрасивой секретарши Ильи Михайловича бумажку с адресом. Вместе с ключом. Сам Гудошников до общения со мной не снизошел и мне осталось только удовлетвориться перекатами его начальственного голоса, которыми он чморил за дверями своего кабинета кого-то из своих подчиненных. Покрутив в руках бумажку и вежливо попрощавшись с секретаршей, я поперся смотреть свои хоромы.
Подозрения и далеко не смутные, начали терзать меня уже после того, как автобус проехал мост через реку. За этим притоком Волги и с этого же высокого моста виделись только трущобы и дачные массивы. Оставлял повод для надежд на лучшее лишь небольшой микрорайон из серых строений. Но и эти убогие пятиэтажки оказались не про мою честь. Рядом сидевшая женщина с удовольствием объяснила, что ехать мне еще две остановки, а там уже будет улица Обувная.
То, что меня бессовестно обули, я понял еще до того, как прочитал табличку на первом унылом двухэтажном бараке улицы Обувной. Поборов в себе малодушное желание прямо сейчас развернуться и перейдя дорогу, двинуться к обратной остановке, я пошел искать нужный дом. Шагая по рытвинам и колдобинам, я с удивлением замечал редкие, и небольшие островки асфальтового покрытия. С нарастающим ужасом представляя, что здесь будет, когда все растает окончательно, я терял остатки оптимизма. А ведь здесь еще бывают дожди и почти каждый год в этой стране нет-нет, да и случается осень…
К указанному на бумажке дому я подошел минут через десять. Это был такой же барак, как и те, мимо которых я прошел сюда от остановки. Тоже двухэтажный и тоже деревянный. С тревогой оглядев двор с сарайками, я с облегчением выдохнул. Общего сортира во дворе не наблюдалось, значит жильё у меня с удобствами! Поднявшись на второй этаж по скрипучей деревянной лестнице, я оказался на просторной площадке и посмотрел на четыре двери. Одна, оббитая драной клеёнкой, имела нарисованную на ней цифру «пять». Та же цифра была отчетливо указана на имеющейся у меня шпаргалке. И ключ к двери с пятым номером тоже подошел.
Да, удобства в квартире были. Пусть немного, но они были. Унитаз, газ и вода. Душ, а, тем более, ванна отсутствовали напрочь. Но зато повсюду были сонмища тараканов и пузырящиеся грязные обои на стенах комнаты.
Грусть-печаль окончательно овладели моим сознанием, и пав духом, я горько пожалел, что сейчас рядом со мной отсутствуют товарищи Копылов и Гудошников.
Надо сказать, что, когда я думал о Гудошникове и беспринципном ленинце Копылове, мои кулаки сжимались вне зависимости от моего сознания. Подполковнику Герасину и Гудошникову-младшему я также добра и здравия не желал. Но о получении жилья в обмен на безнаказанность упырёныша, я договаривался именно с Копыловым. И это означает, что именно Евгений Геннадьевич Копылов, как гарант сделки, меня развел как ослика морковкой на палке. Селиться в этой помойке я, разумеется, не буду.
Взяв себя в руки, я постепенно обрел способность трезво мыслить. И начал обдумывать аргументы и доводы, которые я в скором времени приведу товарищу Копылову и его подельникам. После которых он обязательно поймет, что несколько ошибся, выбрав меня в качестве объекта для своих шуток.
И уж коль свои обязательства данная группа товарищей надлежащим образом не выполнила, я начал обстоятельно размышлять о размере компенсации того вреда, который был нанесен моему здоровью. А также вере в человечество, и, самое главное, в
