третье — ближайший год, как минимум, я в этой области самый неприкасаемый милицейский лейтенант. Правда, мало, кто об этом знает, но, если у нас с Вовой задницы задымятся всерьез, то придется обращаться через Левенштейн в Москву и жалиться на месть областной номенклатуры за мясокомбинат.
Не повезло. Не купилась на мои, граничащие с хамством, выверты Эльвира Юрьевна. Вместо этого она вернула к себе дело и закрыла его. А потом и вовсе отодвинула в сторону.
— Ты кто такой, Корнеев? Настолько блатной, что вот так прямо ничего не боишься? Ну так ты поверь мне, я и блатных из этого кабинета время от времени в чулан сажаю! — мадам Клюйко кивнула зачем-то на дело, которым только-что тыкала мне в нос.
Она еще что-то говорила, а я от ее воркующего грудного голоса начал куда-то проваливаться. Несмотря на вчерашнюю традиционную бутылку водки перед сном, спал я сегодняшней ночью мало и плохо.
— Корнеев!! Твою мать! — ворвался в сознание крик какой-то обезумевшей тетки, — Ты, чего? Ты сюда спать что-ли пришел?! — возмущалась нависшая надо мной старший следователь по особо важным.
— Извините, Эльвира Юрьевна! Это я над вашими словами задумался! — повинился я перед Клюйко.
— Это ты своим дебилам в РОВД лапшу вешай! Задумался он! Я две минуты на тобой стояла и слушала, как ты храпишь! Сначала подумала, что это ты так хамить мне изощренно решился, — кипящая следачка вернулась за свой стол.
— Вы первая женщина Эльвира Юрьевна в этой жизни, которая мне сообщила, что я храплю во сне! — нимало не поступаясь истиной, сообщил я Клюйко.
После побудки следачка сделала еще несколько заходов в попытке меня зашугать. Она топала ножкой и призывала раскаяться в фальсификациях, а также в травле Ягутяна и его сподвижников. Убеждая, что такого массива показаний против нас с Вовой ей хватит за глаза, чтобы привлечь нас к ответственности. Не уточнив, правда, к какой. Но я хорошо понимал, что к уголовной привлечь нас у нее не получится, а все другие формы ответственности мне были по барабану. И Нагаеву, наверное, тоже. Отчаявшись разглядеть в моих глазах хоть какой-то проблеск совести и вины за содеянное в отношении Ягутяна энд компани, Эльвира Юрьевна выписала мне новую повестку на завтра. Пообещав волнующее свидание с поротыми джигитами в рамках очных ставок с ними.
Из надзорного органа я вышел в половине четвертого. Прикинув, что сейчас важнее, я поехал не к Нагаеву в Советский, а теперь уже к себе, в Октябрьский. С Вовой я решил обсудить наболевшее по телефону, потому что нарываться на продолжение конфликта с новым начальством я счел излишним. Ибо только второй день, как служу под их указующей волей, а уже ими активно не понят. И усугублять это непонимание было бы нецелесообразным.
Доложившись Зуевой о прибытии, я пошел к себе дальше знакомиться с должностными инструкциями. И даже добросовестно разложил их на столе. Но не сложилось. Причиной тому было неуемное любопытство мадемуазель Иноземцевой. Старшая лейтенантша, для проформы налив нам обоим чаю, тоже принялась раскручивать меня на признание. В грехах тяжких, по причине которых мной озаботилась аж сама Клюйко.
— А чего Клюйко? Чем она так знаменательна, что ее все с придыханием поминают? — поинтересовался я у Юлии, принимая от нее бокал с чаем.
— Придуриваешься? — подозрительно прищурилась Иноземцева, придвигая ко мне две шоколадные конфеты, покупая, видимо, тем самым мою откровенность.
— А чего мне придуриваться, просто уточняю, — не соблазнился я сладким и отодвинул их назад. — Я про нее только вчера узнал. И вообще думал, что Клюйко, это мужик.
— Уж лучше бы она мужиком была! — с непонятной мне логикой высказалась Юлия, — Ментов она люто ненавидит и странно, что ты этого не знаешь! — с сочувствием, как на убогого, взглянула на меня соседка по кабинету. — Все знают, а ты не знаешь… Странно!
— А мне незачем знать, я честный мент! Взяток не беру и законов не нарушаю, — вроде бы убедительно произнес я и таки выпростал одну конфету из фантика.
— Не нарушал бы, Клюйко в тебя бы не вцепилась! — вздохнула сердобольная Юля и посмотрела на меня как на онкобольного в четвертой стадии сифилиса, — В прошлом году она следователя из городского УВД закрыла, а до этого ОВОшников из Кировского. И все потом в суде приговоры с лишением свободы получили!
Не сказать, чтобы сообщенные Юлей обстоятельства, характеризующие личность мадам Эльвиры, меня порадовали, но и ужаса я не почувствовал. Я вполне допускал, что и следак, и ОВОшники, присаженные Клюйко, того заслуживали. Пообщавшись с ней вчера, какой-то особой кровожадности с ее стороны по отношению к себе я не заметил. Впрочем, не факт, что она умело ее не скрывала.
— И чего такого ты натворил, что тебя самой Клюйко отписали? — задала самый главный мучавший ее вопрос, Иноземцева. А, может, и не только ее.
— Соседку по кабинету изнасиловал, — сокрушенно признался я и придвинул к себе постылые бумажки с инструкциями, — А ты думаешь, почему меня из Советского поперли?! — приглушил я голос и слизнул с губ остатки шоколада.
— Врешь! — сорвалась на хриплый шепот коллега и непроизвольно подалась назад, — Врешь!! Тебя бы отстранили и арестовали!
Я пожал плечами и уперся взглядом в текст инструкции. А Юлия, подхватив чашки, проворно покинула кабинет. Что-то разладилось у меня в общении с женщинами. Они не понимают моих шуток, а я в их присутствии засыпаю. Какая-то жопа жопная…
— Ты зря так шутишь! — нарезая медовый слоеный пирог, заявила Зуева.
Выскочившая под предлогом помывки чайной посуды Иноземцева, вернулась не одна. С собой она привела нашу общую начальницу. Наверное, ее присутствием она надеялась хоть как-то защититься от сексуального надругательства с моей стороны. Лидия Андреевна, поначалу смотревшая на меня очень строго, после моих пояснений быстро успокоилась. А потом повела нас к себе пить чай. Когда же они дела здесь расследуют, если по каждому поводу тянутся к чайнику?
— Ну не говорить же всем подряд правду, что Клюйко пытки семи потерпевших мне пришить пытается! — правдиво вспылил я в ответ на попреки и выбирая с тарелки кусок побольше.
— Как пытки?! — теперь уже отшатнулись от меня обе участницы чайной церемонии, — Семеро потерпевших? — Зуевой даже хватило духу уточнить арифметику моих прегрешений перед законом и Клюйко.
— Семеро! Одним эпизодом! Чтоб два раза не ходить, — пирог был вкусным и чтобы как-то отвлечь от него внимание коллег, я решил не скупиться на правду. — Там был восьмой, но я его всего лишь оболгал, он сейчас в
