— Сказано, семинару конец. И вашему шоу тоже.
Ева почувствовала, как вокруг них постепенно собираются люди. Всем было любопытно, чем все закончится.
— А вот это забавно. Я-то как раз полагала, что сама пришла на шоу. Кстати, кто постановщик, вы, Хэйз, или сам хозяин?
— Полковник Скиннер — выдающийся человек. А великих людей нужно защищать от назойливых шлюх! — зло ответил Хэйз.
К Хэйзу приблизился полицейский и ударил его по плечу.
— Слушай, приятель, ты бы поосторожнее с непристойными выражениями.
— Спасибо! — Ева кивнула в знак благодарности. — Весьма признательна!
— Не люблю, когда полицейских, которые носят жетон, обзывают, — парень отступил, но все еще не уходил.
— Пока вы защищаете великого человека, постарайтесь помнить, что двое таких же верных охранников — из тех, кто воюет в первых рядах, — уже лежат в морге.
— Это угроза, лейтенант?
— О нет! Это факт, Хэйз. Точно такой же неопровержимый факт, как и тот, что у каждого из убитых отцы погибли, когда воевали под командованием Скиннера. А как насчет вашего отца?
На щеках охранника заиграл лихорадочный румянец.
— Вы ничего не знаете о моем отце, и вы не вправе говорить о нем!
— Я просто хотела, чтобы вы задумались над моими словами. По какой-то причине я убеждена, что я в большей степени, чем вы или ваш великий хозяин, заинтересована выяснить, кто отправил этих двоих в морг. А поскольку это так, то вот вам мое слово: я это узнаю, причем раньше, чем ваш бродячий цирк перестанет давать представления и уедет.
«Даже если мне не удастся достать Скиннера, — думала Ева, — то я доберусь до его жены. Надеюсь, Анджело и Пибоди успокоили и умилостивили ее. Я, дьявол меня побери, не собираюсь ходить на цыпочках, обхаживая истеричных дамочек или умирающих стариков, а после всего этого еще и передавать раскрытое дело в ведение межпланетной полиции».
Это было ее дело, и она намеревалась довести его до конца. Она понимала, что отчасти ее раздражение и нетерпение объяснялись той информацией, что ей сообщил Рорк. О его и ее отцах, о Скиннере и о целой бригаде погибших полицейских. «Но в одном Скиннер прав, — думала Ева по пути в его номер, — пролитая кровь взывает к отмщению».
Кровь погибших всегда стучала в ее сердце.
Отец Рорка и ее собственный погибли насильственной смертью. Это можно было считать своего рода отмщением за смерть тех полицейских, которые погибли в засаде тогда, давно. Но теперь в холодном морге лежат еще два трупа. И вот за этих, что бы они ни совершили, она будет стоять до конца.
Ева постучала, нетерпеливо ожидая ответа. Дверь открыла Дарсия.
— Она совсем не в себе, — прошептала Дарсия. — А Мира сидит рядышком, держит ее за руку и терпеливо выслушивает сокрушенные стоны по" поводу гибели крестной дочери. Задел неплохой, можно сказать, мы уже подкопались под фундамент, но еще не успели как следует его расшатать.
— Не против, если я поактивнее потрясу этот ваш фундамент? — спросила Ева.
Дарсия, поджав губы, внимательно оглядела ее.
— Можно, конечно, подступиться и с этого конца. Но я бы на вашем месте не напирала слишком сильно. Она чуть жива, и нам практически нужно начинать с ней все с нуля.
Ева кивнула в знак согласия и вошла. Мира сидела на диване рядом с Белл и действительно держала ее за руку. На столике перед ними стоял чайник. Столик был уставлен чашками и буквально завален влажными носовыми платками. Белл тихонько плакала и вытирала глаза таким же, но еще наполовину сухим платком.
— Миссис Скиннер, я искренне соболезную вашему горю. — Ева села в кресло рядом с диваном и сочувственно склонилась к плачущей даме. Она говорила тихо, ласково и дождалась, пока Белл подняла на нее свои опухшие от слез, покрасневшие глаза.
— Как вы осмеливаетесь говорить о Зите? Ведь это ваш муж виноват в случившемся!
— Моего мужа и меня едва не разнесло в клочья взрывным устройством, которое было установлено у входа в номер Зиты Винтер. И установил его ее убийца. А выводы можете делать сами, — сказала Ева.
— У кого еще были причины убивать Зиту?
— Вот именно это мы и пытаемся выяснить. В ночь, когда убили Уикса, именно она вывела из строя камеры наблюдения.
— Я отказываюсь в это верить. — Белл скомкала уже мокрый платок, зажав его в кулаке. — Зита никогда не стала бы соучастницей преступления. Она была очаровательной девушкой. Заботливой и способной.
— И беззаветно преданной вашему мужу!
— А, собственно, почему бы и нет? — Белл заговорила громче, резко поднялась. — Муж заменил ей отца после его гибели. Уделял ей много внимания и времени, помог получить образование. Он был готов ради нее на все.
— А она ради него?
У Белл задрожали губы, и она снова присела на диван, словно дрожащие ноги ее не держали.
— Она ни за что не стала бы сообщницей убийц! И он никогда не потребовал бы этого от нее.
— Возможно, она была в полном неведении. Не исключено, что ее просто попросили что-то подрегулировать в камерах слежения, и ничего больше. Миссис Скиннер, ваш муж смертельно болен.
При этих словах Евы Белл вздрогнула, отшатнулась.
— У него осталось не так уж много времени, — твердо продолжала Ева. — И сейчас на пороге смерти неотомщенные души погибших полицейских не дают ему успокоиться. Вы не могли бы прямо здесь рассказать, как — разумно или нет — он вел себя последние семь месяцев.
— Я не собираюсь обсуждать с вами состояние моего мужа.
— Миссис Скиннер, неужели вы действительно считаете, что Рорк должен отвечать за то, что когда-то совершил его отец? За содеянное этим человеком, когда Рорк был еще несмышленым ребенком, за то, что произошло где-то далеко, за три тысячи миль отсюда?
Ева увидела, как глаза Белл наполнились слезами. Она склонилась ближе, решив не отступать.
— Этот человек избивал родного сына до полусмерти просто забавы ради. Вы представляете себе, что это такое, когда тебя колотят кулаками, палкой или чем ни попадя, причем делает это человек, который обязан заботиться о тебе? Обязан просто по закону юридическому и нравственному. А знаете ли вы, каково это — пытаться защитить себя беспомощному, окровавленному, истерзанному и избитому до синяков мальчику?
— Нет. — Переполнившие чаши глаз слезы скатились по щекам. — Нет!
— Неужели этот ребенок должен отвечать за злодеяния своего отца?
— Грехи отцов… — начала было Белл, но осеклась. — Нет. — Она вытерла мокрые от слез щеки. — Нет, лейтенант, я так не считаю. Но я также знаю и то, каково пришлось моему мужу, что случилось после тех ужасных событий, что ему пришлось потерять. Я знаю, как это мучило и преследовало его — этого доброго, честного человека, добропорядочного офицера, целиком посвятившего себя служению делу, своему долгу и жетону полицейского — всему тому, что этот жетон символизировал.