Она резко останавливается, не понимая до конца, что происходит.
– Сэр, я очень устала и плохо себя чувствую. Отработала девятичасовую смену, дома ждут четверо детей, и мне не нравятся ваши слова. Валите-ка отсюда подобру-поздорову. А мне в другую сторону.
– Не получится. Ты же светишься. И ты мне нужна. – Он улыбается и становится похожим на святого или сумасшедшего. Как ни странно, это ее успокаивает.
– Знаете, мне сейчас не до комплиментов и не до душеспасительных бесед, если вы из сообщества Иеговы.
Даже при дневном свете она бы не узнала в нем мужчину, который останавливался у их дома двенадцать лет назад. Хотя именно тогда отец провел с ней беседу о необходимости соблюдать осторожность, которую Зора от ужаса и чувства протеста запомнила на долгие годы. Однажды ей здорово досталось от белого владельца магазина за «непочтительное поведение». Но она давно об этом забыла, а сейчас темно, и усталость, кажется, добралась до костей. Мышцы болят, сердце ноет. Не до этого ей сейчас.
Однако усталость вмиг улетучивается, когда Зора краем глаза видит, что из кармана спортивной куртки мужчина достает нож. Удивившись, она поворачивается к нему, и незнакомец сразу вонзает лезвие ей в живот. Она ловит ртом воздух и сгибается пополам. Он высвобождает нож, и женщина падает, не удержавшись на ватных ногах.
– Нет! – Она в бешенстве на него и свое тело за предательство. Хватает мужчину за ремень, увлекая за собой. Он делает попытку снова замахнуться ножом, но она с такой силой бьет его по голове, что выбивает ему челюсть, а у самой, как попкорн на сковороде, хрустят три сустава пальцев.
– Ах…ы…ука! – Он не может произнести согласные из-за разбухшей челюсти. Ей удается ухватить нападающего за волосы, и она вдавливает его лицом в гравий, пытаясь забраться на него сверху.
В ярости он втыкает нож ей в подмышку. Удар неловкий и неглубокий, до сердца не достает, но женщина вскрикивает и подается назад, инстинктивно зажимая рану рукой. Незнакомец успевает воспользоваться ситуацией, перекатывается на Зору, прижав ее плечи коленями к земле. Та, может, телом и похожа на борца, но на ринге ей бороться не доводилось.
– У меня же дети, – она плачет от боли в ране в боку. Задето легкое, на губах появляются пузырьки крови.
Никогда еще она не испытывала такого страха. Даже в те времена, когда ей было четыре года, и весь город раздирали постоянные стычки на почве расизма, негров вытаскивали за волосы прямо из трамваев на улицу и забивали до смерти; отцу тогда удалось спастись бегством, спрятав ее под пальто.
Даже в то время, когда она боялась, что новорожденный Мартин умрет, и заперлась с ним в комнате, отослала всех прочь, каждую минуту в течение следующих двух месяцев боролась со смертью один на один и победила.
– Они сейчас проснутся, – сквозь резкую боль выдыхает она. – Нелла начнет готовить малышам завтрак, одевать их в школу, а Мартин будет вырываться, чтобы сделать все самому, и в результате наденет ботинки не на ту ногу. – Из груди вырывается полукашель-полувсхлип. Мысли в голове путаются, она понимает, что ее начинает охватывать истерика. – А близнецы… Они живут какой-то своей тайной жизнью, эта парочка. Нелла не справится одна. Такая ответственность… Мне же только двадцать восемь. Я хочу видеть, как они растут. Пожалуйста…
Мужчина молча мотает головой и резким движением втыкает нож.
В карман ее комбинезона он засовывает бейсбольную карточку: Джеки Робинсон, дальняя часть поля в «Бруклин Доджерс». Недавно забрал ее у Джин-Сок. Блестящие звездочки, связанные друг с другом сквозь времена. Созвездие убийств.
Взамен берет металлическую букву «Z» из старого типографского набора, которую женщина носила как талисман. Отец Зоры как-то принес ее домой с работы. «Этот шрифт погиб в честной борьбе, – сказал он, раздавая всем детям по букве со штампом закрывшегося шрифтолитейного завода „Барнхарт бразерз энд Спиндлер“, а потом добавил: – Прогресс нельзя остановить».
Для Зоры война закончена. Дальше прогресс пойдет без нее.
– Стажерам привет! – Мэтт Хэррисон приближается к столу вместе с пожилым джентльменом в синем костюме, таким элегантным дедушкой-стилягой.
– И редакторам привет! – Кирби незаметно кладет папочку сверху на письмо, которое составляет для адвоката предполагаемых малолетних убийц Джулии Мэдригал. Их защищали вместе, а это что-нибудь да значит – парни решили не топить друг друга в обмен на короткий срок.
Она примостилась на корточках у стола одного из редакторов по культуре: Дэн в командировке, к тому же у него нет своего постоянного места. Ее задание – собрать всю информацию по Сэмми Соса и Грегу Мэддоксу, которая будет очень нужна в случае победы «Кабз».
– Хотела бы заняться реальным делом? – спрашивает Мэтт, раскачиваясь на каблуках, он явно в прекрасном расположении духа.
Ведь знала, что лучше не попадаться ему на глаза! Вот черт…
– Вы думаете, у меня получится? – По ее тону понятно, что она говорит «смотря каким».
– Слышала о наводнении сегодня утром?
– Как не слышать, половину делового квартала эвакуировали.
– Убытки оценивают в миллионы долларов. Сообщают, что рыба плавает в подвалах Выставочного центра. Назовем это «Великим чикагским наводнением», наподобие «Великого чикагского пожара».
– Исторические отсылки? Мне нравится. Они случайно пробили старую угольную шахту, так?
– И вся река туда хлынула. Такова официальная версия. Но мистер Браун, – он указывает на разодетого старикана, – придерживается другого мнения, и я надеялся, что тебе будет интересно взять у него интервью. Конечно, если у тебя есть время.
– Вы серьезно?
– Обычно я не даю стажерам темы другого отдела, но в этом происшествии столько непонятного, что мы стараемся осветить его со всех сторон.
– Ну хорошо, – пожимает плечами Кирби.
– Вот и молодец! Мистер Браун, пожалуйста, присаживайтесь. – Мэтт подвигает стул и остается стоять рядом, сложив руки на груди. – Не обращай на меня внимания. Я постою, посмотрю.
– Подождите, сейчас ручку найду, – Кирби шарит в ящике стола.
– Надеюсь, это не займет у вас много времени. – Старикан бросает укоризненный взгляд на Мэтта. Очень тонкие, едва заметные брови придают ему особенно жалостливый вид. Руки слегка трясутся – болезнь Паркинсона или просто возраст. По всей видимости, ему около восьмидесяти. Интересно, он так разоделся по поводу этого визита?
– Нет, что вы, – Кирби выуживает из ящика шариковую ручку и делает несколько штришков на листке бумаги. – Приступим, как только вы будете готовы. Может, начнем с того, что вы видели? Где вы были, когда пробило туннель?
