Едва войдя в квартиру, Шано подошла к телефону.
— Алло, Виллем, как поживаешь?
— Отлично поживаю! — бодро отозвался Виллем Хорн, ее осведомитель в полиции.
— Завтра утром надо встретиться, — сказала Шано. — У меня есть чашка, а на чашке — пальчики. Надо бы проверить, не числятся ли они в картотеке.
— Нет проблем! — ответил Виллем. — Были бы пальчики, а дело найдется. Встретимся как обычно?
Шано переложила чашку, из которой «актер» Мартен пил кофе, в бумажный пакет, а пакет — чтобы не забыть — спрятала в большую сумку, с которой собиралась ходить завтра.
Следующий звонок был к Адаму Штреху, пожилому библиотекарю.
— Что вам нужно на сей раз, мадемуазель Шано? — деловито спросил господин Штрех.
— Что-нибудь по истории кинематографии и какую-нибудь книгу по истории двадцатого века. Не очень краткие, но и не слишком подробные.
— А конкретнее?
— Даже не знаю, — ответила Шано. — Это для одного моего приятеля. Он кинорежиссер, — попробовала объяснить она, — но, сами понимаете, человек далекий от реального. Художник…
— Ну, хорошо, — ответил господин Штрех. — Что-нибудь придумаю.
2Назавтра Шано с самого утра встретилась с Виллемом, отдала пакет с чашкой и договорилась о новой встрече ближе к обеду. Потом она заглянула в библиотеку Музея естествознания.
Господин Штрех уже приготовил для нее два увесистых тома.
— Вероятно, это подойдет, — произнесла Шано, глянув на названия.
Однако господин Штрех всегда отличался особой добросовестностью.
— Я тут нашел еще одну книжку, — сказал он. — Очень наглядно, она для детей.
— Да?
— Но она по-французски, — продолжил господин Штрех, показывая книгу.
«Лица вещей», прочитала Шано название. Предисловие начиналось так: «Дорогой друг! Тебя окружает множество вещей, ко многим ты привык и не представляешь мир без них. А ведь еще сто лет назад мир был совсем иным. Прочитай эту книгу, и ты узнаешь, как изменялись в течение последнего века лица вещей!»
Шано пролистала книгу.
— Даже если ему не подойдет, я сама с удовольствием полистаю, — поблагодарила она.
Сложила книги в свою спортивную сумку, занесла их Мартену и отправилась на вторую встречу с Виллемом.
Виллем ожидал Шано в небольшом кафе недалеко от Главного полицейского управления.
— Неужели нельзя оставить этого дедка в покое? — с ходу поинтересовался он. — Не занимайся живодерством, старикан и так скоро сыграет в ящик. Я вообще удивляюсь, что он еще жив до сих пор! Хотя как профессионал я согласен — личность он весьма любопытная. Где ты его откопала?
— Погоди-погоди, — нахмурилась Шано. — Ты о чем?
— Да о пальчиках на твоей чашке!
— Ты хочешь сказать, они принадлежат какому-то старику? — спросила Шано.
— Какому-то! — фыркнул Виллем. — Не какому-то, а самому Мартену Саба!
— Самому? — переспросила Шано.
— Именно — самому! Плохо знаешь историю отечественной криминалистики, — укорил ее Виллем. — Этот парень в свое время едва не стал северингийским Аль-Капоне. Правда, он куда-то сгинул в одиннадцатом году и посмотри-ка когда объявился!
— Когда он сгинул? — снова переспросила Шано.
— В девятьсот одиннадцатом, — отчеканил Виллем. — Вот, я принес тебе копию досье.
Шано растерянно наморщила лоб:
— Послушай, сколько же ему сейчас лет?
— Точная дата рождения не известна, — отозвался Виллем. — Но никак не меньше ста.
Шано задумчиво покивала. Пропал в девятьсот одиннадцатом году… Да, все сходится: одежда, трость, золотые кроны… Чего-то подобного она подсознательно и ожидала. «А он неплохо сохранился для своего возраста, — подумала Шано и тут же задала себе вопрос: — Вот только интересно — как?»
3Мартена Саба, который не успел стать северингийским Аль-Капоне, на самом деле звали Мартен Дюпон. Дюпон — была фамилия его матери; а отца у него не имелось. Рос он, как и прочие мальчишки в портовых пригородах Генотана, шалопаем; воровство считалось доблестью, драки — делом чести.
Когда Мартену было пятнадцать, он пырнул ножом своего недруга с соседней улицы и сбежал из Генотана в Корису. Генотан, конечно, был ему родным домом, но был он родным домом и для дружков убитого, которые поклялись отомстить Мартену; столица же была местом неизведанным, неизвестным, хотя и, по общему мнению портовой шпаны, скучным.
В Корисе Мартен скучал и скрашивал скуку чтением дешевых выпусков авантюрных романов; в романах действовали ловкие сыщики, которые с помощью самых современных средств — телефона, аэроплана и даже кинематографа — ловили самых невероятных злодеев.
Мартен, читая эти романы, делал свои выводы. Сыщикам, конечно, слава и почет, но больших денег — по-настоящему больших денег — этим ремеслом ни заработаешь. Это в романах благодарные графы одаривают их кольцами с бриллиантами в тридцать каратов, а знакомые Мартену сыщики были просто полунищими пронырами, которых презирали все. Нет, такой славы Мартен себе не желал.
Но был другой вывод: если ты будешь ловчей и хитрей, чем полиция, если ты будешь умнее, если будешь лучше вооружен — ты выйдешь победителем.
У кого-нибудь другого эти размышления так и остались бы мечтами; Мартен же был слишком энергичен, чтобы оставаться в бездействии. Вдобавок ко всему Мартен был наблюдателен и умен.
Первое крупное дело он провернул в магазине Ланеля: инсценировал пожар и благополучно смылся с дневной выручкой. Читая на следующий день газеты, Мартен веселился: у страха глаза велики — худенький парнишка в глазах ограбленного Ланеля превратился в здоровенного громилу. Однако тогда же, после этого ограбления, Мартен задумался о своем облике. Мятые штаны и куртка были хороши для генотанских улочек, здесь же, в зажиточных районах, они вызывают подозрение.
Следующий свой подвиг Мартен совершил, переодевшись гимназистом, — ему хотелось повторить трюк с пожаром, но он удержался и устроил наводнение.
Потом все покатилось как по маслу: в течение полугода, используя разные уловки, Мартен совершил с десяток ограблений, обнаглел и отправился на гастроли в Париж.
Там, однако, было хуже. Париж, в отличие от Корисы, был городом шумным, многолюдным; парижане посмеивались над северингийским выговором Мартена, а когда тот вздумал провести несколько ограблений, ему очень быстро указали, что Париж — для парижан, а не всяких там проходимцев; на память об этих гастролях у него остался небольшой шрам под нижним левым ребром.
Одним словом, парижское турне оказалось для Мартена убыточным, и он вернулся искать доходов в родном отечестве. По своей привычке учиться на каждом промахе Мартен впервые задумался о разделе сфер влияния. К тому времени он уже начал создавать свою банду и однажды нанес визит в Генотан, чтобы укрепить там свои позиции. Визит вылился в поножовщину, которую Мартен оборвал револьверной стрельбой; полиция по привычке вмешалась только тогда, когда порядок был восстановлен. Обе стороны горячо заверили представителей власти, что да, было небольшое недоразумение, но теперь все улажено — чего не бывает между старыми друзьями… Портовые кварталы Генотана приняли своего блудного сына.
