Наконец, ему все же удалось пробиться в первый ряд. Он обомлел — никогда прежде ему не доводилось видеть нечто подобное. По площади длинным строем маршировали солдаты, их движения были идеально выверены и отточены, они были словно единый механизм, работающий без осечек. На лицах их не было заметно ни напряженности, ни сосредоточенности — абсолютно пустые лица, лишенные каких-либо эмоций, как кукольные. Эрик наблюдал за ними, словно завороженный, а солдаты, гордо выпятив грудь, все шли и шли, менялись только цвета их мундиров.
Какой-то дряхлый старик, стоявший рядом с Эриком, вдруг смачно сплюнул под ноги и прохрипел: «Позорище». Взгляд его был полон презрения. «Это не парад, идиоты. Это даже не его подобие. Это просто посмешище на радость хозяевам», — процедил он себе под нос. Никто его не слышал. Никто, кроме Эрика.
Не сразу, но постепенно он начал понимать, что подразумевал старик. На самом деле солдаты не были солдатами — это были обычные артисты, одетые в парадную форму, которая на них не сидела, и отправленные маршировать. К груди они прижимали автоматы и винтовки, казавшиеся настоящими издалека, но на деле бывшие бутафорскими, игрушечными. А потом, когда прошли артисты, появились танки, бронетранспортеры и прочие военные машины, склеенные не иначе как из картона. Неуклюжие, они ползли по площади; колеса их и гусеницы не крутились, ибо были нарисованные — под картоном можно было заметить ряды начищенных до блеска марширующих сапог.
Эрик напрочь уже забыл про свою первоначальную цель. Ему стало не по себе. Он не понимал, почему все ликуют. Никто не смеялся, ни у кого не было недоумения на лице, наоборот, некоторые люди даже плакали от радости; только один дряхлый старик как будто понимал, что по-настоящему происходит. Но после нескольких секунд растерянности Эрик решил, что это неважно. Ему нужно показать себя. Сделать так, чтобы его заметили. Он уже было сделал шаг к большому танку из папье-маше, как вдруг ему на плечо легло что-то тяжелое, заставив замереть на месте от испуга.
— Туда лучше не лезть, — послышался сзади мягкий голос. Эрику было страшно шелохнуться, но в то же время… в то же время он был рад. — Не бойся. Я тебе ничего не сделаю, — говорил голос. — Если пообещаешь не делать глупостей, я уберу руку. Идет?
Эрик сподобился на кивок. Тяжесть с плеча исчезла.
— Вот и хорошо. Давай просто досмотрим этот цирк, а потом пойдем.
«Куда пойдем?» — пронеслось в голове Эрика. Его моментально перестал интересовать парад, и он, окрыленный словами, самим предложением куда-то пойти, будто он и этот голос были связаны, погрузился в догадки, про что ему говорят. Просто открыть рот и спросить он боялся — от прошлых подобных попыток до сих пор не прошли синяки.
Поглощенный мыслями он не заметил, как парад закончился. Площадь опустела почти в момент, пропали разноцветные шарики, музыка резко стихла, и нависла густая, даже пугающая, тишина, исчезли радостные и ликующие лица, исчезли артисты и их рукодельная военная техника — остались только Эрик и незнакомец. Последний спросил с тенью улыбки на губах:
— Идем?
Эрик заколебался. Хотя за прошедшие минуты он успел пережить несколько вариантов светлого будущего в собственных мыслях, сейчас он стоял здесь, на холодной земле, а не витал в облаках, и банальный инстинкт самосохранения подсказывал ему, что принимать предложение незнакомца — не лучшая идея. Но был ли у него выбор? Страх как хочется есть… Сколько он уже не ел? Дня три, наверное, — или нет, четыре… И погреться бы где-нибудь… пальцы уже даже не болят от холода…
— Ты мне не доверяешь? — незнакомец чуть склонил голову, во взгляде его была озадаченность. — Понимаю, — сказал он со вздохом и, кажется, задумался. — И что мы будем с тобой делать? Оставаться на улице тебе тоже нельзя, знаешь ли… Замерзнешь ведь.
Либо доверься, либо умри, пронеслось в голове Эрика. Все просто. Хотя нельзя быть уверенным, что он не умрет, если доверится… Может, незнакомец — какой-нибудь ненормальный и заманивает его, чтобы поиздеваться над ним? По крайней мере, он проживет немного дольше… Что так ничего хорошего, что этак…
— Давай так поступим, — говорил незнакомец, — постоишь пока в подъезде. Там всяко теплее, чем на улице. Я вынесу тебе чай, попьешь, согреешься. После этого решим, что делать дальше. А? Что скажешь?
Эрик молчал, потупив взгляд.
— Если не хочешь идти со мной, тогда я отведу тебя в полицию.
Эрик задрожал, но не от холода — от страха.
— Только не в полицию, — прошептал он.
— Почему? Ты не похож на беспризорника. Ты потерялся. Родители тебя, должно быть, ищут.
— Только не в полицию… — повторил Эрик.
— Тогда пошли со мной, — серьезно сказал незнакомец. — Чем дольше ты сомневаешься, тем хуже себе делаешь. На улице теплее не становится. Осень, знаешь ли, уже давно перевалила за свой полдень.
— Зачем я вам? — неожиданно не только для мужчины, но и для себя спросил Эрик. — Никто мне не помогал… и никто не замечал.
— И мне ты тоже не нужен, лукавить не буду, — прямо сказал незнакомец. — Но оставить в беде маленького соотечественника я не могу. Совесть не позволяет.
— Со… тече… вика? — с трудом повторил Эрик деревянными губами.
— Ага, соотечественника. У тебя такие же зеленые глаза. Может, ты всего лишь наполовину наш, но это не имеет значения. Если в тебе победили наши гены, значит, ты однозначно один из нас. (Эрик наконец осмелился поднять взгляд и только сейчас понял, что у незнакомца глаза — словно яркие изумруды.) Поверить не могу, что встретил тебя здесь, в Рекимии. Это ж совсем другой край мира!
Эрик не знал, что ответить на это. Однако недоверие к незнакомцу несколько поубавилось. Он уже успел натерпеться из-за своих глаз… Правда, Эрик как-то и подумать даже не мог, что он другой — буквально другой, не рекимиец! А может, незнакомец все-таки врет? Пользуется тем, что у них одинаковые глаза?.. Нет. Он не видел здесь ни одного человека с зелеными глазами — кроме этого, что стоит сейчас перед ним.
Незнакомец, ничего не говоря, протянул руку, крепкую, жилистую. Эрик не протянул свою руку в ответ, постеснявшись и побоявшись, однако он робко шагнул навстречу.
Незнакомец привел его в дом, который был неподалеку. Он не соврал, в подъезде было гораздо теплее, чем на улице, но Эрик это знал и так. Просто прежде его никто не пускал либо быстро прогонял, если ему удавалось попасть внутрь.
Он остановился в пролете между этажами — вторым и третьим, — словно уткнувшись в невидимую стену, дальше которой его ноги идти отказывались, а незнакомец поднялся по лестнице и исчез в квартире. Спустя несколько минут он вернулся с кружкой, пышущей паром.
— Держи, — сказал он. — Я немного его разбавил, так что не бойся обжечься, пей сразу.
Эрик взял кружку. Пальцы обожгло, но это жжение было наиприятнейшим и почти забытым ощущением. Пахло какими-то то ли травами, то ли фруктами. Он подул на кружку, а затем осторожно отпил из нее. Чай оказался сладкий. Эрик сделал еще несколько глотков, и иссохший желудок наполнился теплом; внутри как будто загорелся маленький согревающий костерок.
— Как ты оказался один? — спросил незнакомец спустя некоторое время, когда Эрик немного отогрелся. — Ты, конечно, не обязан мне отвечать. Но я должен тебе помочь, так что будет лучше, если ты все-таки ответишь мне честно. И не только на этот вопрос.
Эрик боялся говорить правду. А вдруг этот мужчина — на самом деле полицейский? Просто не в форме? И поэтому его сейчас будут пытать вопросами, чтобы выяснить, кто он, и затем отвести его обратно…
— Только не звоните в полицию, — вновь повторил Эрик.
— Да что ты так вцепился в эту полицию… Ладно, не буду. Даю слово. — Незнакомец коротко вздохнул. — Где твои родители?
Эрик колебался. Кружка в его руках дрожала.
— За тобой есть кому приглядеть? — спросил незнакомец иначе.
Эрик едва заметно покачал головой.
— Нет?
— Я не помню их. Наверно, у меня их никогда не было.
