сердечные датчики. Я в полете все расскажу.
– Не вопрос, – тут же согласился ее коллега и позвал на помощь водителя.
Еще через минуту Матвей был уже уложен на носилки и расположен внутри капсулы.
– Я полечу с ними, а вы следом. Мы все не поместимся, – бросила Нина и тут же впрыгнула в капсулу, уже начавшую взлетать: слишком уж врачи торопились.
Миша эту торопливость хорошо понимал, настолько, что выгнал водителя Новикова в пассажирский отсек. Почти захватил руль, стартанул и уже на лету хотел сообщить системе, что за рулем именно он, а значит имеет право подняться чуть выше и превысить дозволенную в городе скорость, но вдруг обнаружил, что Новиков сам внес в систему изменения. Как только его личный код узнал?! Безопасность кодов Мишу не беспокоила, только состояние брата. Он говорил Новикову мысленное «спасибо» и мчался в кардиологический центр, чтобы сходить с ума уже там.
Двумя часами позже он все еще не знал, что думать. Тот факт, что сейчас его брат просто спит, его не утешал, потому что правды о происходящем никто не знал, а Нина, видя его, стыдливо опускала глаза.
Злиться на нее у Миши не получалось. Он уже понял, что она не виновата, что происходящее ни на что изученное прежде не похоже, но это только сильнее тревожило его.
О новой работе он успел забыть. Прилетевшего в город механика просто отправил к себе домой, даже объяснять ему ничего не стал, ходил по коридорам и бессмысленно ждал новостей.
Новиков тоже ждал, но иначе. Сидел в кабинете у сестры и на манипуляционном столе разбирал энергометр Матвея.
Свой он успел снова надеть на руку и обрадоваться его ровной зеленой полосе, даже осознал, что, увидь он сейчас на экране волну, веко непременно дернулось бы от раздражения.
Быть беспомощным и бесполезным Новиков особенно не любил, потому резал провода, ломал генераторы и даже разбил пинцетом панель просто чтобы успокоиться. Энергометр был невиновен – теперь это было ясно, но Новиков все равно злился на него и на себя. Должен был раньше среагировать, а теперь неизвестно, что он отправил на Титан или кого. С него лично, если что-то случится, никто не спросит. Не посмеют, но сам Новиков уже спрашивал с себя и злился.
Утолив гнев разрушением невинного аппарата, он погрузился в размышления, взял уцелевший полый цилиндр и ощупал мембрану. Она была прохладной и, словно застывший гель, обхватывала палец, почти липла, но отпускала кожу мгновенно. Поставив цилиндр на предплечье правой руки, он стал считать до трех, вслух, вспоминая, как эти три секунды воспринимались в детстве. Он задерживал дыхание и ждал чуда. Оно случалось ровно через три секунды, как дед и обещал.
На счет три тонкая металлическая пластина в центре цилиндра задрожала, и это была не мелкая рябь, а заметное глазу движение, почти волна, так похожая на флаг, который треплет ветер.
– Удивительное все же это явление, – говорил когда-то его дед. – Самое главное, что оно говорит нам о чем? О том, что мы знаем слишком мало. Что есть частоты, которые нам пока даже не уловить, а среди них есть полезные и вредные, правильные и неправильные. Быть может, где-то в правильных частотах прячутся ответы на чудеса, пока необъяснимые.
Тогда Новиков-младший хмурился, внимательно смотрел на деда, а тот смеялся. Он был уже стар, но смех его звенел также заразительно, будто у смеха тоже есть своя «заразная» частота.
– Я не сошел с ума, – говорил Борис Новиков внуку. – Старческий маразм на меня тоже не напал и псевдо-науками я не увлекся – это просто немного философии. Коль, ну вот мы же феномен используем, а природу его до сих пор не понимаем и не можем утверждать, что скрывается за ответами. Быть может, для каждого дела существует своя самая верная частота или есть одна единственная, универсальная для всего, а может это вообще ничего не значит. Я ведь не знаю, разве есть хоть что-то менее волнующее? Не знаю как ты, а я люблю не знать и вопросы задавать люблю, и ответы искать…
– А я не люблю, – сказал Новиков теперь, вздохнул и вдруг подумал, что все не так.
«У Матвея пропала правильная частота, и сразу возникла угроза жизни, а это значит…?! Это значит, что ты устал и в голову тебе лезет всякая лирическая чушь!»
Новиков сбил цилиндр с руки и стал складывать обломки энергометра в пакет. Никто не примчится спасать владельца не только потому, что аппарат был отключен, но и потому, что Новиков успел сообщить о намерении проводить эксперименты и, быть может, уничтожить его. Этого было достаточно, чтобы с него сняли контроль в рамках исключительного случая. Главное, теперь он немного успокоился.
«Если до сих пор ничего не случилось с другими участниками проекта, то все же виновен кто-то? Дёмин? Ладно, начнем с него».
Если бы Артур был на Земле, уже через пару минут его бы встряхнули специальные службы и заставили ответить на несколько вопросов. Да и сам Новиков был в состоянии его всерьез напугать, но на Титане до Артура было просто не добраться без обвинений, а что ему можно было предъявить сейчас? Ничего. Новиков даже не мог сказать, что это однозначно Дёмин. Кто-то другой мог получить некую выгоду, незримую.
Решив, что ему действительно надо просто отдохнуть, Новиков дал задание своему личному помощнику-роботу и закрыл глаза, рухнув на кушетку, даже задремал, но все равно услышал стук каблуков и увидел Нину, растерянную и бледную.
– Ничего не понимаю, – сказала она, опережая его вопрос. – Вот анализы крови, взятые в машине. – Она показала брату распечатку с множеством красных показателей. – Тут много изменений, явно говорящих о нарушении кровотока, а вот это новые анализы. – Она показала вторую бумагу. – Тут все хорошо. Ты понимаешь? Через три часа у него все хорошо! Это невозможно!
Она рухнула в свое кресло и, надув губы, сползла на сидении вниз.
– И что ты будешь делать? – спросил Новиков, вставая. – Идеи есть?
– Пока нет. Будет здесь под контролем. Придется ждать приступ, а там по обстоятельствам, но…
Она пожала плечами, так и недоговорив.
– Надо и мне поискать причину,
